Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 1 (худ. Клименко) - Дюма Александр. Страница 48

Д’Артаньян очень хорошо знал и свой экипаж, и своего пленника — и во время дороги боялся только двух вещей: что генерал предпочтет смерть этому необычайному плену и заставит задушить себя, пытаясь говорить, или что сторожа соблазнятся обещаниями пленника и посадят его, д’Артаньяна, в ящик вместо Монка.

Поэтому д’Артаньян просидел два дня и две ночи подле ящика, наедине с генералом, предлагая ему вино и пищу, от которых тот, однако, упорно отказывался, и стараясь успокоить его и уверить, что с ним не случится ничего дурного от этого своеобразного плена. Два пистолета, лежавшие перед д’Артаньяном, и обнаженная шпага охраняли его от нескромности матросов.

Прибыв в Шевенинген, он перестал тревожиться. Его матросы очень боялись иметь дело с прибрежными жителями. Притом же он привлек на свою сторону Менвиля, ставшего его лейтенантом. Это был человек с незаурядным умом и более чистой совестью, чем остальные. Он надеялся, что служба у д’Артаньяна обеспечит его будущее, и потому скорее пошел бы на смерть, чем нарушил бы приказание начальника. Добравшись до берега, д’Артаньян поручил ящик и жизнь генерала ему. Ему же приказано было доставить ящик с помощью семи человек, как только он услышит троекратный свист. Мы видели, что лейтенант исполнил это приказание.

Когда ящик внесли в дом короля, д’Артаньян с приветливой улыбкой отпустил своих людей, сказав им:

— Господа, вы оказали важную услугу его величеству Карлу Второму, который через полтора месяца будет английским королем. Вы получите двойную плату. Ступайте и ждите меня у лодки.

Все тотчас разошлись в таком шумном восторге, что испугали даже собаку.

Д’Артаньян приказал внести ящик в переднюю короля, запер с величайшей тщательностью двери, открыл ящик и сказал генералу:

— Генерал, я должен тысячу раз извиниться перед вами, я обошелся с вами не так, как следовало бы с таким достойным человеком. Я это знаю; но мне надо было, чтобы вы приняли меня за простого рыбака. Притом же в Англии очень неудобно возить грузы. Надеюсь, что вы примете все это во внимание. Но здесь, генерал, — прибавил д’Артаньян, — вы можете встать и идти.

Он развязал руки генералу. Монк поднялся и сел с видом человека, ожидающего смерти. Д’Артаньян отворил дверь в кабинет Карла II, и произнес:

— Ваше величество, здесь ваш враг, генерал Монк; я поклялся оказать вам эту услугу. Дело сделано, теперь извольте приказывать. Сударь, — прибавил он, оборачиваясь к генералу, — вы перед его величеством королем Карлом Вторым, монархом Великобритании.

Монк поднял на принца свой стоический, холодный взгляд и сказал:

— Я не знаю никакого английского короля. Здесь нет даже никого, кто был бы достоин носить имя благородного дворянина, потому что во имя Карла Второго посланец, которого я принял за честного человека, устроил мне позорную западню. Я попался в нее — тем хуже для меня. Теперь вы, подстрекатель (это относилось к королю), и вы, исполнитель (Монк обернулся к д’Артаньяну), не забудьте того, что я вам скажу. В вашей власти мое тело, вы можете убить меня; я даже советую вам это сделать, потому что вы никогда не завладеете ни моей душой, ни моей волей. А больше не ждите от меня ни слова, потому что с этой минуты я не раскрою рта, даже чтобы крикнуть. Вот и все.

Он произнес это с суровою и непреклонною решимостью закоренелого пуританина; д’Артаньян посмотрел на своего пленника, как человек, знающий цену каждому слову и определяющий ее по голосу, которым слова произносятся.

— В самом деле, — тихо сказал он королю, — генерал — человек твердый. Он не съел кусочка хлеба, не выпил капли вина в продолжение двух суток. С этой минуты, ваше величество, извольте распоряжаться его участью; я умываю руки, как сказал Пилат [*].

Бледный и покорный судьбе Монк стоял, скрестив руки, и ждал.

Д’Артаньян повернулся к нему.

— Вы очень хорошо понимаете, — сказал он генералу, — что ваше заявление, может быть, и превосходное, не удовлетворит никого, даже вас самих. Его величество хотел переговорить с вами; вы отказывали ему в свидании. Почему же теперь, когда вы встретились с королем лицом к лицу, когда к этому принудила вас сила, не зависящая от вас, почему вы толкаете нас на поступки, которые я считаю бесполезными и нелепыми? Говорите, черт побери! Скажите хоть «нет»!

Монк, не произнеся ни слова, не взглянув на короля, задумчиво поглаживал усы с видом человека, понимающего, что дела обстоят плохо.

Между тем Карл II погрузился в глубокое раздумье. Впервые он встретился с Монком — своим главным противником, которого так хотел видеть, — и теперь проницательным взором пытался измерить глубину его сердца.

Он убедился, что Монк решил скорее умереть, чем заговорить. В этом не было ничего необыкновенного со стороны такого замечательного человека, получившего столь тяжкое оскорбление. Карл II в ту же секунду принял одно из решений, которые ставят на карту для простых людей — жизнь, для генерала — удачу, для короля — его королевство.

— Сударь, — обратился он к Монку, — в некотором смысле вы совершенно правы. Не прошу вас отвечать мне, прошу только выслушать меня.

На минуту воцарилось молчание. Король смотрел на Монка, который оставался бесстрастным.

— Вы только что упрекнули меня, сударь, — заговорил опять король. — Вы уверены, что я подослал к вам в Ньюкасл человека, который заманил вас в западню; этого (скажу мимоходом) вовсе не учел господин д’Артаньян, которому, впрочем, я обязан искренней благодарностью за его безмерную великодушную преданность.

Д’Артаньян почтительно поклонился. Монк не шевельнулся.

— Господин д’Артаньян — заметьте, господин Монк, что я вовсе не намерен извиняться перед вами, — господин д’Артаньян отправился в Англию по собственному побуждению, без всякой корысти, без приказа, без надежды, как истинный дворянин, с целью оказать услугу несчастному королю и прибавить к множеству совершенных им великих деяний этот новый замечательный подвиг.

Д’Артаньян слегка покраснел и кашлянул, стараясь скрыть смущение. Монк по-прежнему не шевелился.

— Вы не верите моим словам, господин Монк, — продолжал король. — Я понимаю ваше недоверие: подобные доказательства преданности так редки, что естественно не верить им.

— Генерал не прав, если не верит вашему величеству! — воскликнул д’Артаньян. — Вы сказали правду, столь истинную правду, что, должно быть, я поступил неправильно, захватив генерала: это, кажется, некстати. Если это так, клянусь, я в отчаянии!

— Шевалье д’Артаньян, — сказал король, беря за руку мушкетера. — Вы обязали меня более, чем если бы доставили мне победу: вы указали неизвестного мне друга, которому я вечно буду благодарен и которого вечно буду любить…

Король дружески пожал ему руку и, поклонившись Монку, добавил:

— И врага, которого отныне я буду ценить по заслугам.

В глазах пуританина сверкнула молния; но она тотчас же погасла, и к нему вновь вернулось прежнее мрачное бесстрастие.

— Вот каков был мой план, господин д’Артаньян, — продолжал король. — Граф де Ла Фер, которого вы, кажется, знаете, отправился в Ньюкасл…

— Атос! — воскликнул д’Артаньян.

— Да, кажется, таково его боевое прозвище… Граф де Ла Фер отправился в Ньюкасл и, может быть, склонил бы генерала к переговорам со мной или с кем-нибудь из моих приверженцев. Но тут вы насильственно вмешались в это дело.

— Черт побери! — сказал д’Артаньян. — Должно быть, это он входил в лагерь в тот самый вечер, когда я пробрался туда с рыбаками!

Едва заметное движение бровей Монка показало д’Артаньяну, что он не ошибся.

— Да, да, — продолжал он, — мне показалось, что это его фигура, его голос. Ах, какая досада! Ваше величество, простите меня, я думал, что делаю все к лучшему.

— Не случилось ничего плохого, — ответил король, — кроме того, что генерал обвиняет меня в предательстве, в чем я вовсе не повинен. Нет, генерал, не таким оружием хочу я сражаться с вами. Вы скоро это увидите. А до тех пор верьте мне, я клянусь вам честью дворянина! Теперь, господин д’Артаньян, позвольте сказать вам одно слово.