Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки] - Дюма Александр. Страница 91

Inglesina сама рассказала нам, как королева Франции дала ей то поручение, что она теперь исполняла подле королевы Неаполя. Покидая Францию, она увозила с собой два письма: одно для Марии Каролины, то самое, которое только что было ей вручено, другое для герцогини Пармской; поскольку она проезжала Парму по дороге в Неаполь, это второе послание, естественно, должно было дойти до адресата первым.

Прибыв в Парму, Inglesina узнала, что герцогиня находится в Колорно, в своем загородном доме.

Она тотчас поспешила в Колорно и прибыла туда в ту самую минуту, когда герцогиня садилась на лошадь, намереваясь совершить прогулку верхом; Inglesina знaком подозвала слугу, и когда тот приблизился к ее карете, просила уведомить герцогиню о ее прибытии. Слуга подошел к герцогине и доложил, что молодая дама, прибывшая из Парижа, желает поговорить с ней, так как она привезла письмо и может передать его только в собственные руки ее высочества.

Inglesina следила глазами за лакеем, сейчас игравшим для нее роль посредника. Она заметила, что при словах: «молодая дама, прибывшая из Парижа» герцогиня вздрогнула и встревожилась; но едва до нее дошел смысл сказанного, сама приблизилась к карете, и Inglesina повторила по-немецки, чтобы не быть понятой окружавшими герцогиню французами и итальянцами, то же, что передала через лакея: королева Мария Антуанетта прислала письмо, которое она вправе передать лишь в собственные руки ее высочества.

Тогда герцогиня предложила ей выйти из кареты и пожаловать во дворец, сама же последовала туда за ней и прочла письмо, меж тем как посланница использовала это время, чтобы немного освежиться.

Едва пробежав глазами первую строку, герцогиня вскричала:

— О! Боже мой! Боже мой! Все погибло! Слишком поздно!

Потом она продолжала читать, не прекращая одновременно издавать горестные восклицания:

— Бесполезно! Все напрасно! Им всем конец!

Затем, повернувшись к посетительнице, она прибавила:

— Я сожалею, что вы не можете остаться здесь и немного отдохнуть. Если еще заедете в Парму, милости прошу: мне будет приятно повидаться с вами.

Достав платок, она утерла набежавшую слезу и прибавила:

— Теперешние обстоятельства таковы, что, ответив на это письмо, я бы подвергла опасности себя, к тому же могла бы навлечь новую беду на мою сестру, да и на вас тоже.

Сказав так, она вскочила в седло, пожелала гостье доброго пути и пустила коня в галоп.

Inglesina отправилась своей дорогой, думая о том, что герцогиня Пармская все же проявила маловато сочувствия к невзгодам сестры; впрочем, ей надо было торопиться в Неаполь, и она, не передохнув ни минуты, продолжала путь.

За неприятностями нередко следуют катастрофы. Inglesina, как я уже говорила, путешествовала в почтовой карете, сопровождаемая лакеем. Этот лакей сидел, поставив себе под ноги ларец, где путешественница хранила свои деньги и наиболее дорогие вещи. Желая засветло добраться до Рима, она послала своего слугу вперед, чтобы, доскакав до почтовой станции, он заблаговременно позаботился о перемене лошадей. Однако таким образом сторожить ларец стало некому, и где-то между Аккуапенденте и Монтерози он был похищен, поэтому, прибыв в Рим, бедняжка обнаружила, что оставшихся денег ей едва хватит, чтобы заплатить за последний перегон, но о продолжении пути в Неаполь и речи нет. К счастью, у нее было рекомендательное письмо к герцогине де Паоли, проживающей у фонтана Треви. На следующий день после своего прибытия она явилась к герцогине, вручила ей это письмо и поведала о своих невзгодах.

Герцогиня ссудила ее ста дукатами, и Inglesina отправилась дальше. Она прекрасно знала, что стоит лишь добраться до Неаполя, и у нее ни в чем не будет недостатка.

Кроме того, герцогиня дала ей рекомендательное письмо. И к кому же? К сэру Уильяму! Не имея понятия, кто я такая, Inglesina спросила меня, не знакома ли я с английским послом, можно ли назвать его обязательным человеком и не могла ли бы я представить ему ее. В ответ я, к немалому удивлению девушки, распечатала письмо, адресованное сэру Уильяму. Герцогиня Паоли просила лорда Гамильтона предпринять все возможные разыскания, чтобы возвратить бедняжке ее украденный ларец. Не зная, удастся ли мне увидеть сэра Уильяма до отбытия императорского курьера, который будет проезжать через Рим, а отправится завтра утром, я взяла перо и написала английскому консулу в Риме, изложив свою просьбу к нему — повлиять на папских чиновников, настаивая, чтобы все необходимые меры были приняты, и не так, как это делается обычно, а всерьез. Я прибавила, что прежде всего надо арестовать двух форейторов: Inglesina слышала, что это опытные воры.

Закончив письмо, я показала его девушке, и та, взглянув на подпись леди Гамильтон, тотчас поняла секрет моей нескромности; я же в это время сняла с пальца перстень с бриллиантом и попросила принять его на память о тех необычайных обстоятельствах, при которых произошло наше знакомство.

В эту минуту вошла королева. Она была настолько добра, что в присутствии посланницы спросила меня, хорошо ли я позаботилась о гостье. Вместо ответа Inglesina порывисто схватила мою руку и поцеловала ее прежде, чем я успела ей помешать.

Королева снова начала расспрашивать ее, причем так, что нельзя было не понять, насколько ее интерес к событиям, происходящим во Франции, и опасностям, окружающим сестру, отличается от того отношения, какое проявила ко всему этому герцогиня Пармская. Потом, заметив, что бедная Inglesina при всем почтении, внушаемом ей присутствием королевы, засыпает стоя, отправила ее отдыхать.

Но в дверях молодая женщина едва не столкнулась с генералом Актоном, который, хотя его просили прибыть лишь завтра, узнав, что речь идет о посланце из Парижа, а вернее, о посланнице, примчался, чтобы доказать свое рвение и готовность тут же поступить в распоряжение королевы.

— Прошу прощения, государыня, — сказал Актон, — я хотел объявить о своем приходе, но мадемуазель как раз открыла дверь, вот я и оказался без предупреждения лицом к лицу с вашим величеством.

— Входите же, генерал, скорее! — сказала королева. — В подобные минуты уже не до этикета. Вы знаете, что произошло, и вам известно также, что моя сестра и ее супруг стали узниками в Тюильри. Людовик Шестнадцатый сейчас точно в таком же положении, как Карл Первый в Англии. Его тоже обезглавят!

— О государыня, — возразил генерал, — уверяю вас, вы преувеличиваете.

— Вернитесь, Inglesina! — вскричала королева. — Вернитесь и объясните ему, как обстоят дела! Ох, они все здесь доконают меня своим хладнокровием!

— Какого числа вы выехали из Парижа? — спросил генерал.

— Ах, оставьте, сударь! — нетерпеливо перебила королева. — Когда она уезжала, все уже было потеряно.

— Бога ради, дайте сказать, государыня, — взмолился Актон. — Вы сами увидите, что еще не все потеряно. Имейте же немного терпения!

— Терпения! — вздохнула королева. — Вот уже два года, с тех пор как взяли Бастилию, я только и слышу, что о терпении.

Потом, упав в кресло, она обратилась к посланнице, которую волнение королевы весьма ободрило:

— Расскажите ему все, и, когда он узнает то, что знаю я, посмотрим, хватит ли у него духу говорить мне: «Терпение!»

По мере того как Inglesina развертывала свое повествование, королева кивала, повторяя:

— Ну? Так! Так!

Когда девушка закончила рассказ, Каролина прибавила:

— Я получила письмо от императора, моего брата. Он пишет, что двадцать седьмого августа у него назначена встреча в Пильнице с королем Фридрихом Вильгельмом. Напишите ему от имени короля Фердинанда, что мы заранее одобряем любые предпринятые им действия и он может рассчитывать с нашей стороны на двадцатипятитысячное войско и двадцать пять миллионов…

Генерал усмехнулся:

— Людей мы еще найдем, но деньги — это будет потруднее. Вы же сами знаете, государыня, что казна пуста.

— Пусть! Мы ее наполним, даже если для этого придется расстаться с бриллиантами короны. Впрочем, если вы ему об этом не напишете от имени короля, так я сама напишу от своего имени. Точнее, уже написала, и вот это письмо.