Королева Марго (др. перевод) - Дюма Александр. Страница 28

Король сидел в высоком кресле, свесив голову на грудь и положив руки на подлокотники. При звуке шагов короля Наваррского и капитана Карл IX поднял голову, и Генрих Наваррский заметил крупные капли пота, выступившие у него на лбу.

– Добрый вечер, Анрио! – резко произнес молодой король. – Ла Шатр, оставьте нас!

Капитан вышел. Воцарилось мрачное молчание.

Генрих Наваррский с тревогой оглядел комнату и убедился, что они одни.

Вдруг Карл IX поднялся с кресла, быстрым движением откинул назад белокурые волосы, отер лоб и спросил:

– Черт подери, Анрио! Вы рады, что находитесь здесь, cо мной?

– Конечно, сир, – ответил король Наваррский, – я всегда счастлив быть с вашим величеством.

– Лучше быть здесь, чем там, не так ли? – заметил Карл IX, не столько отвечая на любезность своего зятя, сколько следуя течению своей мысли.

– Сир, я не понимаю… – ответил Генрих Наваррский.

– Взгляните – и поймете!

Король быстро подбежал, вернее, подскочил к окну и, подтащив к себе своего перепуганного зятя, указал ему на страшные силуэты палачей на палубе какой-то барки, где они резали или топили своих жертв, которых к ним приводили каждую минуту.

– Скажите же, ради бога, что происходит этой ночью?! – спросил белый как полотно король Наваррский.

– Месье, этой ночью меня избавляют от гугенотов. Видите вон там, над Бурбонским дворцом, дым и пламя? Это дым и пламя от пожара в доме адмирала. Видите это мертвое тело, которое добрые католики волокут на разодранном матраце? Это труп зятя адмирала и вашего друга Телиньи.

– Что это такое?! – воскликнул король Наваррский, почувствовав в этих словах издевательство, соединенное с угрозой, и, содрогаясь от гнева и стыда, тщетно пытался нащупать рукоять своего кинжала.

– А то, – выкрикнул Карл IX, вдруг приходя в ярость и страшно побледнев, – а то, что я не хочу иметь гугенотов вокруг себя! Теперь вам понятно, Анрио? Разве я не король? Не властелин?

– Но, ваше величество…

– Мое величество избивает сейчас всех, кто не католик! Такова моя воля! Вы не католик? – вскрикнул Карл IX, в котором гнев все время нарастал, как морской прилив.

– Сир, вспомните ваши слова: «Какое мне дело до религии тех, кто хорошо мне служит!»

– Ха-ха-ха! – залился мрачным смехом Карл. – Ты, Анрио, советуешь мне вспомнить мои слова! Verba volant, [3] как говорит моя сестричка Марго. А те, – продолжал он, показывая пальцем на город, – разве плохо служили мне? Не были храбры в бою, мудры в совете, неизменно преданы? Все они были хорошими подданными! Но они – гугеноты! А мне нужны только католики.

Генрих молчал.

– Пойми же меня, Анрио! – воскликнул Карл IX.

– Я понял, сир…

– И что же?

– Сир, я не представляю себе, почему бы королю Наваррскому не поступить так же, как поступили столько дворян и простых людей. В конце концов, все эти несчастные гибнут потому, что им предложили то самое, что ваше величество предлагает мне, а они это отвергли так же, как отвергаю это я.

Карл схватил своего зятя за руку и остановил на нем свой, обычно тусклый, взгляд, начинавший теперь светиться зверским огоньком.

– Ах, так ты воображаешь, что я брал на себя труд предлагать католичество тем, кого сейчас режут? – спросил Карл.

– Сир, – сказал Генрих Наваррский, освобождая свою руку, – когда придется умирать, ведь вы умрете в вере своих отцов?

– Да, черт побери! А ты?

– Я тоже, – ответил Генрих.

Карл взвыл от ярости и дрожащей рукой схватил лежавшую на столе аркебузу. Генрих Наваррский прижался к стене, пот выступил у него на лбу от смертельной истомы, но благодаря огромной силе самообладания он внешне был спокоен и следил за всеми движениями страшного монарха, застыв на месте, как птица, завороженная змеей.

Карл IX взвел курок аркебузы и в слепой ярости топнул ногой.

– Принимаешь мессу? – крикнул он, ослепляя Генриха сверканием рокового оружия.

Генрих молчал.

Карл потряс своды Лувра самым ужасным ругательством, какое когда-либо произносилось человеком, и лицо его из бледного сделалось зеленоватым.

– Смерть, месса или Бастилия! – крикнул он, прицеливаясь в Генриха.

– О сир! Неужели вы убьете меня, вашего брата?

Генрих Наваррский, с исключительным присутствием духа, составлявшим одно из самых главных его природных качеств, воздержался от прямого ответа на вопрос Карла, сознавая, что отрицательный ответ повлечет за собою смерть.

Как это бывает, вслед за сильным припадком ярости начала сказываться реакция: Карл IX не повторил своего вопроса. С минуту он только глухо хрипел, затем повернулся к открытому окну и прицелился в какого-то человека, бежавшего по набережной на той стороне реки.

– Надо же мне кого-нибудь убить! – крикнул он, бледный как смерть, с налитыми кровью глазами.

Он выстрелил и уложил бежавшего на месте. Генрих невольно охнул.

Тогда Карл IX в страшном возбуждении начал безостановочно перезаряжать свою аркебузу и стрелять, радостно вскрикивая при каждом удачном выстреле.

«Я погиб, – подумал король Наваррский, – как только ему не в кого будет стрелять, он убьет меня».

Вдруг сзади них раздался голос:

– Ну как? Свершилось?

Это была Екатерина, которая вошла неслышно, под гром последнего выстрела.

– Нет, тысяча чертей! – заорал Карл IX, швыряя на пол аркебузу. – Нет! Упрямец не хочет!..

Екатерина не ответила, а медленно перевела взгляд в сторону Генриха Наваррского, стоявшего так же неподвижно, как одна из фигур на стенном ковре, к которому он прислонился. Потом Екатерина снова посмотрела на Карла, как будто спрашивая взглядом: «Тогда почему он жив?»

– Он жив… Он жив… – заговорил Карл IX, хорошо поняв значение ее взгляда, и без колебаний ответил на него: – Он жив потому, что он мой родственник.

Екатерина усмехнулась.

Генрих заметил ее усмешку и понял, что ему надо бороться прежде всего с Екатериной.

– Мадам, я хорошо вижу, – сказал он ей, – все это дело ваших рук, а не моего шурина Карла. Вам пришла в голову мысль заманить меня в ловушку; вы задумали сделать из вашей дочери приманку, чтобы погубить нас всех; вы разлучили меня с моей женой, чтобы избавить ее от неприятного зрелища – смотреть, как будут убивать меня на ее глазах.

– Да, но этого не будет! – раздался чей-то прерывистый и страстный голос, который ободрил Генриха, но заставил вздрогнуть Карла от неожиданности, а королеву-мать от ярости.

– Маргарита! – воскликнул Генрих.

– Марго! – сказал Карл IX.

– Дочь! – прошептала Екатерина.

– Месье, – обратилась Маргарита к мужу, – вы правы и не правы. Правы в том, что я действительно оказалась орудием для того, чтобы погубить всех вас; не правы – поскольку я не знала, что вас ждет гибель. Сама я жива только благодаря случайности, а может быть – забывчивости моей матери; но как только я узнала о грозящей вам опасности, я тотчас вспомнила о своем долге. А долг жены – разделять судьбу своего мужа. Изгонят вас – я пойду в изгнание; заключат вас в тюрьму – я пойду в тюрьму; убьют вас – я приму смерть.

Она протянула мужу руку, и он сжал ее с чувством признательности, если не любви.

– Бедняжка Марго, ты лучше бы уговорила его стать католиком, – сказал Карл IX.

– Сир, поверьте мне, – ответила Маргарита со свойственным ей достоинством, – ради вас самих не требуйте подлости от члена вашей королевской семьи.

Екатерина многозначительно взглянула на короля Карла. Маргарита поняла страшную мимику Екатерины так же хорошо, как и Карл.

– Брат, – воскликнула она, – вспомните, что вы сами сделали его моим мужем!

Карл IX, под действием повелительного взгляда матери и умоляюще глядевших на него глаз сестры, одну минуту был в нерешительности. В конце концов Ормузд взял верх над Ариманом.

– Мадам, – сказал он на ухо Екатерине, – Марго действительно права, и Анрио – мой зять.

– Да, – ответила сыну, и тоже на ухо, Екатерина, – да… Но если бы он не был зятем?