Королева Марго (др. перевод) - Дюма Александр. Страница 33
– Мика, – обратилась она к ней по-итальянски, – как здоровье графа?
– Все лучше и лучше, – ответила камеристка.
– А что он делает?
– Думаю, что сейчас он закусывает.
– Это хорошо, – сказала Маргарита, – раз вернулся аппетит, то это добрый признак.
– Ах, правда, я ведь и забыла, что ты ученица Амбруаза Паре! Ступай, Мика.
– Ты выгоняешь ее?
– Да, пусть сторожит нас.
Мика вышла.
– Теперь, – обратилась герцогиня к Маргарите, – ты сама войдешь к нему или пригласить его сюда?
– Ни то, ни другое – я хочу посмотреть на него, но невидимкой.
– Так что же? На тебе будет маска!
– Он может потом узнать меня по волосам, по рукам, по украшениям…
– О, до чего стала осторожна милая королева с тех пор, как вышла замуж!
Маргарита улыбнулась.
– Тогда… есть только один способ, – продолжала герцогиня.
– Какой?
– Посмотреть на него в замочную скважину.
– Хорошо, веди меня.
Герцогиня взяла Маргариту за руку и повела ее к двери, завешанной ковром, затем встала на одно колено и приложила глаз к замочной скважине.
– Отлично, – сказала герцогиня, – он сидит за столом и лицом к нам. Иди смотри.
Королева Маргарита заняла место своей приятельницы и тоже приложила глаз к замочной скважине. Коконнас, как и говорила герцогиня, сидел за столом, уставленным всякими яствами, и, несмотря на свои раны, отдавал им должную честь.
– Ах, боже мой! – воскликнула Маргарита, отстраняясь.
– Что такое? – спросила герцогиня удивленно.
– Невероятно! Нет!.. Да! Клянусь душой, это тот самый!
– Какой «тот самый»?
– Тс-с! – прошептала Маргарита, поднимаясь и хватая за руку герцогиню. – Тот самый, который хотел убить моего гугенота, ворвался за ним ко мне в комнату и на моих глазах ударил его шпагой! Какое счастье, Анриетта, что он не видел меня здесь!
– Значит, ты видела его в бою? Не правда ли, он прекрасен?
– Не знаю, – ответила Маргарита, – я смотрела только на того, кого он преследовал.
– А как зовут того гугенота, которого он преследовал?
– Ты своему католику не скажешь его имени?
– Нет, даю слово.
– Лерак де Ла Моль.
– Но теперь каков он, по-твоему?
– Месье де Ла Моль?
– Нет, месье Коконнас.
– Как тебе сказать? – ответила Маргарита. – По-моему…
Она остановилась.
– Ну, ну, – настаивала герцогиня, – как видно, ты сердишься на него за то, что он ранил твоего гугенота?
– Мне кажется, – смеясь, ответила Маргарита, – что мой гугенот в долгу не остался, и такой рубец, какой он оставил твоему под глазом…
– Значит, они квиты, и мы можем их примирить! Присылай своего раненого ко мне.
– Не теперь, а попозже.
– Когда же?
– Когда ты своего католика переведешь в другую комнату.
– В какую же?
Маргарита только взглянула на свою приятельницу, не сказав ни слова, герцогиня тоже посмотрела на Маргариту и рассмеялась.
– Ну хорошо! – сказала герцогиня. – Итак, союз! Более тесный, чем когда-либо.
– Искренняя дружба и навсегда! – ответила королева.
– Какой же наш пароль, наш условный знак – на случай, если мы понадобимся друг другу?
– Тройное имя твоего триединого бога: Eros – Cupido – Amor.
Приятельницы еще раз расцеловались, в двадцатый раз пожали друг другу руки и расстались.
III. Ключи открывают не только те двери, для которых сделаны
Возвратясь в Лувр, королева Наваррская застала Жийону в большом волнении. Пока отсутствовала королева, приходила мадам де Сов и оставила ключ, который прислала ей королева-мать. Ключ был от комнаты, где находился в заключении Генрих Наваррский. Было ясно, что королеве-матери зачем-то нужно, чтобы Беарнец провел ночь у мадам де Сов.
Маргарита, взяв ключ и вертя его в руках, продумала каждое слово из письма мадам де Сов, взвесила значение каждой буквы и наконец как будто разгадала замысел Екатерины.
Она взяла перо, обмакнула в чернила и написала:
«Сегодня вечером не ходите к мадам де Сов, а будьте у королевы Наваррской.
Потом свернула бумажку в трубочку, всунула ее в полую часть ключа и приказала Жийоне, как только стемнеет, подсунуть этот ключ узнику под дверь.
Покончив с этим, Маргарита подумала о раненом, заперла все двери, вошла в кабинет и, к своему великому удивлению, застала Ла Моля одетого в свое продранное, испачканное кровью платье.
Увидев ее, он сделал попытку встать, но зашатался, не смог удержаться на ногах и упал на софу, превращенную в кровать.
– Месье, что это такое? Почему вы так плохо выполняете назначения вашего врача? – спросила Маргарита. – Я предписала вам покой, а вы, вместо того чтобы слушаться меня, делаете все наоборот!
– Мадам, – сказала Жийона, – я не виновата. Я просила, умоляла графа не делать этого, а он мне заявил, что не останется ни часа дольше в Лувре.
– Уйти из Лувра?! – сказала Маргарита, глядя с изумлением на молодого человека, потупившего глаза. – Да это немыслимо! Вы не можете ходить, вы бледны, у вас нет сил, дрожат колени, из раны шла кровь еще сегодня утром!..
– Мадам! Так же горячо, как я вчера благодарил ваше величество за то, что вы дали мне убежище, так же горячо молю вас разрешить мне уйти сегодня.
– Я даже не знаю, как назвать такое безрассудное решение, – ответила изумленная королева, – это хуже, чем неблагодарность!
– О мадам! – воскликнул Ла Моль, умоляюще складывая руки. – Не обвиняйте меня в неблагодарности! Чувство признательности к вам я сохраню на всю жизнь!
– Значит, ненадолго! – сказала Маргарита, тронутая искренностью, звучавшей в его словах. – Или ваши раны откроются – и вы умрете от потери крови, или же в вас признают гугенота – и вы не сделаете ста шагов по улице, как вас убьют!
– И все-таки я должен уйти из Лувра, – прошептал Ла Моль.
– Должны?! – повторила Маргарита, глядя на него ясным, глубоким взглядом; затем, слегка побледнев, сказала: – Да! Да! Понимаю! Извините, месье! У вас, конечно, есть за стенами Лувра женщина, которую ваше отсутствие мучительно тревожит. Это справедливо, это естественно, я это понимаю. Почему же вы сразу не сказали… или, вернее, как я сама не подумала об этом?! Долг хозяина – оберегать чувства своего гостя так же, как и лечить его раны; ухаживать за его душой так же, как за телом.
– Увы, мадам, вы далеки от истины, – ответил Ла Моль. – Я почти одинок на свете и совсем одинок в Париже, где меня никто не знает. В этом городе первый человек, с которым я заговорил, был тот, кто пытался убить меня, а первая женщина, которая со мной заговорила, были вы, ваше величество.
– Тогда почему же вы хотите уйти? – в недоумении спросила Маргарита.
– Потому, что прошлую ночь ваше величество совсем не спали, и потому, что этой ночью…
Маргарита покраснела.
– Жийона, – сказала она, – уже темнеет, я думаю, что время отнести ключ.
Жийона улыбнулась и вышла.
– Но если вы в Париже одиноки, без друзей, что же будете вы делать? – спросила Маргарита.
– У меня будет много друзей. Когда за мной гнались, я вспомнил о своей матери – она была католичка; мне чудилось, что она летит впереди меня по пути в Лувр и держит в руке крест; тогда я дал обет принять вероисповедание моей матери, если господь сохранит мне жизнь. Господь сделал больше, чем спас мне жизнь: он послал мне такого ангела, чтоб я полюбил жизнь.
– Но вы не можете ходить, вы не пройдете и ста шагов, как упадете в обморок.
– Мадам, сегодня я пробовал ходить по кабинету; правда, хожу я медленно и ходить мне тяжело, но только бы дойти до Луврской площади, а там – будь что будет!
Маргарита, подперев голову рукой, крепко задумалась.
– А почему вы не говорите больше о короле Наваррском? – спросила она с определенной целью. – Что же, с желанием переменить вероисповедание у вас пропало и желание служить королю Наваррскому?