Сальватор - Дюма Александр. Страница 224

– Да что вы такое говорите?.. – произнес король с изумлением.

– Правду, сир.

– Тогда объясните все подробнее, – сказал король.

– Государь, завтра должна состояться казнь господина Сарранти.

– Господина Сарранти?.. Подождите, – сказал король, роясь в памяти. – По просьбе некоего монаха я, помнится, помиловал этого приговоренного к смерти человека.

– По просьбе его сына, попросившего у вас отсрочки в три месяца, которые нужны были ему для того, чтобы отправиться в Рим, откуда он, по его словам, должен был принести доказательство невиновности своего отца, вы отложили казнь.

– Так.

– Эти три месяца, сир, заканчиваются сегодня. И, согласно полученным мною приказам, завтра должна состояться казнь.

– Этот монах показался мне достойным молодым человеком, – задумчиво произнес король. – И он, судя по всему, был уверен в невиновности отца.

– Да, сир. Но он не только не предъявил никаких доказательств, но и сам до сих пор не появился.

– И завтра – последний день из того сорока, который он попросил и который я ему предоставил?

– Да, завтра, сир.

– Продолжайте.

– Так вот, сир, один из наиболее преданных императору людей, тот самый, кто попытался похитить короля Римского, за последние восемь дней потратил более миллиона франков на то, чтобы спасти господина Сарранти, своего друга и соратника.

– Считаете ли вы, мсье, – спросил его Карл X, – что к человеку, который на самом деле является вором и убийцей, можно испытывать такую преданность?

– Сир, его приговорил к смерти суд.

– Хорошо, – сказал Карл X. – А вам известно, какими силами располагает генерал Лебатар де Премон?

– Значительными, сир.

– В таком случае противопоставьте ему силы, вдвое, втрое, вчетверо их превосходящие.

– Эти меры уже приняты, сир.

– Так чего же в таком случае вы опасаетесь? – спросил король нетерпеливо, глядя через стекло на небо.

Облако полностью исчезло. Лицо короля просветлело точно так же, как и небо.

– Я опасаюсь того, сир, – снова заговорил префект полиции, – что в один и тот же день должны произойти похороны Манюэля и казнь господина Сарранти. Что объединяются силы бонапартистов и якобинцев. Что речь идет о чести двух людей из двух партий. Что уже появились различные тревожные симптомы. Такие, как похищение одного из самых умелых и преданных Вашему Величеству полицейских.

– Кого же похитили? – спросил король.

– Господина Жакаля, сир.

– Как! – удивленно спросил король. – Пропал господин Жакаль?

– Да, сир.

– И когда это случилось?

– Часа три тому назад, сир. Его похитили по пути из Парижа в Сен-Клу, когда он направлялся в королевский дворец для того, чтобы обсудить со мной и министром юстиции новые факты, которые, как мне кажется, стали ему известны. Поэтому, сир, я имею честь, – продолжал префект полиции, – просить вас дать мне разрешение, во избежание непоправимых несчастий, объявить в Париже осадное положение.

Король ничего не ответил, а только покачал головой.

Видя, что король не спешит с ответом, министры хранили молчание.

А король молчал по двум причинам.

Прежде всего такие меры казались ему слишком серьезными.

Кроме того, он думал об этой охоте в Компьенском лесу, которую назначил три дня тому назад и которой заранее наслаждался: было бы трудно провести охоту со стрельбой в тот самый день, когда в Париже будет введено осадное положение.

Король Карл X следил за газетами оппозиции и прекрасно осознавал, что они не станут молчать, когда им предоставится такая отличная возможность для нападок на правительство.

Невозможно было представить, чтобы в один и тот же день в Париже было введено осадное положение, а король отправился охотиться в Компьень. Следовало либо отказаться от охоты, либо не вводить чрезвычайное положение.

– Ну, господа, – спросил король, – что думают ваши превосходительства о предложении господина префекта полиции?

К огромному удивлению короля, все министры единогласно высказались за введение осадного положения.

Поскольку кабинет министров Виллеля, сидя наверху уже целых пять лет, чувствовал глухое сотрясение земли, следующие друг за другом толчки и только и ждал подходящего случая для того, чтобы дать стране генеральное сражение.

Эта крайняя мера явно не устраивала короля.

Он снова покачал головой. Это движение означало, что он не согласен с мнением совета министров.

И тут, словно бы его осенило, король воскликнул:

– А не помиловать ли мне господина Сарранти? Тем самым я не только смогу наполовину уменьшить опасность бунта, но и, возможно, приобрету благодаря этому человеколюбивому поступку новых сторонников.

– Сир, – сказал господин де Пейронне. – Стерн был прав, когда сказал, что в душе Бурбонов нет ни капли ненависти.

– Кто так сказал? – переспросил Карл X, явно польщенный этим комплиментом.

– Один английский писатель, сир.

– Он жив?

– Нет, он умер шестьдесят лет тому назад.

– Этот писатель очень хорошо сказал, мсье, и я сожалею о том, что не был с ним знаком. Но не будем уходить в сторону от дел. Повторяю вам, вся эта история с господином Сарранти мне не совсем ясна. Я не хочу, чтобы потом говорили мне в упрек, что во время моего правления появились новые Кала и новые Лезюрки. Повторяю вам, что у меня есть большое желание помиловать господина Сарранти.

Министры, как и в первый раз, ничего на это не ответили.

Можно было подумать, что эти министры были восковыми фигурами из салона Кюртиюса, который в те времена еще существовал.

– Ну, – слегка раздраженно сказал король, – почему же вы молчите, господа?

Министр юстиции то ли потому, что был самым смелым из своих коллег, то ли потому, что помилование приговоренного к смерти человека касалось его лично больше других, сделал шаг к королю, поклонился и произнес:

– Сир, если Ваше Величество позволит мне свободно выразить мое мнение, я осмелюсь сказать, что помилование приговоренного судом к смерти человека может иметь печальное воздействие на умы преданных подданных короля. Все ждут казни господина Сарранти, словно он последний отпрыск бонапартизма, и его помилование будет расценено не как гуманный акт, а как признак слабости. Поэтому я умоляю вас, полагая, что, выражая свое личное мнение, я высказываю мнение всех моих коллег, предоставить правосудию возможность идти своим ходом.

– Действительно ли таковым является мнение совета? – спросил король.

Все министры в один голос заверили короля в том, что они разделяют мнение министра юстиции.

– Что ж, пусть будет по-вашему, – сказал король с оттенком безнадежности в голосе.

– В таком случае, – сказал префект полиции, переглянувшись с председателем совета министров, – король разрешает мне ввести в Париже осадное положение?

– Увы! Так, видимо, надо! – медленно ответил король. – Коль вы все такого же мнения. Хотя, сказать по совести, эта мера пресечения волнений кажется мне слишком крутой.

– Иногда приходится идти на строгости, сир, – сказал господин де Виллель. – Король слишком справедлив, чтобы не понять, что наступил момент прибегнуть именно к этим крутым мерам.

Король тяжело вздохнул.

– Теперь, – сказал префект полиции, – я осмелюсь выразить королю одно мое страстное желание.

– Какое же?

– Мне неизвестны намерения короля относительно завтрашнего дня.

– Черт побери! – сказал король. – Я собирался отправиться на охоту в Компьень, где великолепно провел бы время!

– В таком случае мое желание превращается в просьбу: я умоляю короля не уезжать из Парижа.

– Гм! – произнес король и посмотрел поочередно на каждого члена своего правительства.

– Мы тоже так считаем, сир, – сказали министры. – Мы будем стоять вокруг короля, а король будет среди нас.

– Ладно, – сказал король, – не будем об этом больше.

И, вздохнув еще горестнее, чем когда-либо за вечер, он произнес:

– Пусть ко мне позовут моего обер-егермейстера.