Сальватор - Дюма Александр. Страница 253

Был момент, когда господину де Вальженезу приходила в голову мысль взять и появиться перед влюбленными подобно голове Медузы.

Но к чему это могло его привести?

К дуэли Жана Робера и господина де Вальженеза. Но даже если допустить, что последнему на ней повезет, что он убьет поэта, смерть Жана Робера не смогла бы заставить госпожу де Моранд полюбить его, Лоредана.

Лучше, по его мнению, было прийти к ней на другой день и заявить: «Весь вчерашний вечер я провел за вашей кроватью. Я все видел, все слышал, купите мое молчание». Потом назвать цену. Госпожа де Моранд, испугавшись за любовника или за мужа, сможет в ответ на эту угрозу дать ему то, чего он так страстно желал получить от нее путем назойливых ухаживаний.

Так господин де Вальженез и решил поступить. И начал думать только о том, как бы поскорее оттуда уйти после того, как все увидел и услышал. Но выбраться из того места за кроватью, где он находился, было не так-то просто. Нельзя пройтись крадучись, когда у вас на ногах лакированные сапоги, когда паркет скрипит, занавески шевелятся и всякое движение может нарушить тишину и гармонию сцены любви.

Так и случилось: господин де Вальженез, задумав удалиться, скрипнул дощечкой паркета и тронул занавеску.

Поэтому-то Жан Робер и бросился к алькову и, узнав молодого дворянина, воскликнул: «Вы, здесь?!»

– Да, я! – ответил де Вальженез, гордо выпрямив спину перед мужчиной, а следовательно, перед опасностью.

– Негодяй! – сказал Жан Робер, схватив его за шиворот.

– Спокойно, господин поэт, – сказал Вальженез. – В этом доме находится, возможно неподалеку, третье заинтересованное лицо, которое может услышать нашу ссору. А это, по всей вероятности, очень огорчило бы мадам.

– Подлец! – тихо произнес Жан Робер.

– Еще раз повторяю, говорите-ка потише, – повторил господин де Вальженез.

– О, буду ли я говорить громко или тихо, – сказал на это Жан Робер, – но я убью вас!

– Мы находимся в спальне женщины, мсье.

– Тогда давайте выйдем отсюда.

– Не стоит. Мы создадим слишком много шума. Вы знаете, где я живу, не так ли? Если забыли, могу напомнить. Итак, я к вашим услугам.

– Но почему не теперь же?

– О, сейчас нет! На дворе темно, и думать не думайте. Надо хорошо видеть то, что делаешь. А кроме того, смотрите, госпоже де Моранд сейчас станет плохо.

Молодая женщина, действительно, тяжело опустилась в кресло.

– Ладно, мсье, до завтра! – сказал Жан Робер.

– До завтра, мсье, рад буду снова увидеться с вами.

Жан Робер снова перемахнул через кровать и упал на колени перед госпожой де Моранд.

Господин Лоредан де Вальженез выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь.

– Прости, прости меня, моя любимая Лидия! – произнес Жан Робер, обнимая молодую женщину и нежно целуя ее.

– Простить тебя? За что же? – спросила она. – Какое преступление ты совершил?.. О, как же этот человек тут оказался?

– Успокойся, больше ты его не увидишь! – яростно воскликнул Жан Робер.

– О, любимый мой, – сказала бедная женщина, прижав руку поэта к своему сердцу, – не рискуй своей драгоценной жизнью из-за никчемной жизни этого интригана.

– Ничего не бойся… Бог нам поможет!

– Я не это имею в виду. Поклянись мне, друг мой, в том, что ты не станешь драться на дуэли с этим человеком!

– Ну как я могу поклясться тебе в этом?

– Если ты меня любишь, поклянись!

– Это невозможно, пойми же! – сказал Жан Робер.

– Значит, ты меня не любишь, – сказала она.

– Я не люблю тебя? О, боже!

– Друг мой, – сказала госпожа де Моранд, – мне кажется, что я умираю.

И, действительно, выглядела молодая женщина очень плохо: дыхание было едва слышно, лицо побледнело. Вся она была какая-то безжизненная.

Ее состояние испугало Жана Робера.

– Ладно, я сделаю все, что ты хочешь, – сказал он.

– Все, что я захочу?

– Да.

– Клянешься?

– Жизнью своей, – сказал Жан Робер.

– О! Лучше поклянись моей, – сказала госпожа де Моранд. – Тогда у меня будет надежда на то, что я умру, если ты не сдержишь своего слова.

И с этими словами молодая женщина обвила его шею руками, сильно сжала и страстно поцеловала. Некоторое время сердца их парили в таком нежном пространстве, что они позабыли о той ужасной сцене, которая только что имела место.

Глава CXXVI

В которой автор рисует господина де Моранда идеалом, если не физическим, то моральным, для подражания всем бывшим, настоящим и будущим мужьям

Когда Жан Робер ушел, госпожа де Моранд быстро спустилась в свою спальню, где ее ждала Натали, чтобы приготовить ее ко сну.

Но хозяйка прошла мимо нее.

– Я больше в ваших услугах не нуждаюсь, мадемуазель, – сказала ей госпожа де Моранд.

– Неужели я смогла, к моему несчастью, чем-то не угодить вам, мадам? – нахально спросила горничная.

– Да! – презрительно произнесла госпожа де Моранд.

– Но ведь обычно вы так добры ко мне, мадам, – продолжила мадемуазель Натали. – А сегодня вы разговариваете со мной так строго, что я начинаю уже думать…

– Довольно! – сказала госпожа де Моранд. – Убирайтесь отсюда, я не желаю вас больше видеть! Вот ваши восемьдесят пять луидоров, – добавила она, доставая из шифоньера стопку золотых. – Чтобы завтра утром духу вашего здесь не было!

– Но, мадам, – произнесла горничная, повысив голос, – когда людей увольняют, им по крайней мере говорят причину увольнения.

– Я не желаю объясняться с вами на этот счет. Берите деньги и ступайте прочь!

– Хорошо, мадам, – сказала камеристка, беря стопку золотых монет и посмотрев на госпожу де Моранд взглядом, полным ненависти. – В таком случае я обращусь за разъяснениями к господину де Моранду.

– Господин де Моранд скажет вам то же самое, – сурово произнесла молодая женщина. – А теперь подите прочь.

Тон, которым госпожа де Моранд произнесла эти слова, жест, которым она их сопроводила, делали бесполезными все дальнейшие споры. Мадемуазель Натали поэтому ушла, яростно хлопнув дверью.

Оставшись одна, госпожа де Моранд разделась и быстро легла в постель, охваченная тысячами переживаний, которые столь же легко понять, сколь и трудно описать.

Прошло всего пять минут, как послышался осторожный стук в дверь.

Она невольно вздрогнула. Инстинктивно загасила свечу, и очаровательная комната, которую мы вам уже описывали, оказалась освещенной одной только лампой оранжереи, которая проливала свой мягкий свет через богемское стекло колпака.

Кто же это мог стучаться к ней в столь поздний час?

Это не могла быть горничная: вряд ли она позволила бы себе такую наглость.

Это не мог быть и Жан Робер: никогда еще, во всяком случае ночью, он не приходил сюда, в эту комнату, которая находилась рядом с комнатой, где стояла супружеская кровать.

Это не мог быть и господин де Моранд: в этом отношении он был столь же деликатен, как и Жан Робер: позднее двух ночи он ни разу еще не наведывался в эту комнату после той ночи, когда он пришел дать жене дружеский совет не доверять монсеньору Колетти и господину де Вальженезу.

Так, значит, это был господин де Вальженез?

При этой мысли молодая женщина задрожала всем телом. У нее не было даже сил, чтобы ответить.

К счастью, за дверью послышался хорошо знакомый голос того, кто в нее стучал. Это ее успокоило.

– Это я, – произнес мужчина за дверью.

Госпожа де Моранд узнала голос мужа.

– Войдите, – ответила она, полностью успокоившись и почти с радостью.

Господин де Моранд вошел в комнату. В руке у него была погасшая свеча. Он направился прямо к кровати жены.

Затем, взяв ее руку и поцеловав, он произнес:

– Простите меня за столь поздний визит, но я только что узнал о вашем возвращении и о той потере, которую вы понесли в связи со смертью вашей тетушки. Поэтому я и пришел, чтобы выразить вам мое соболезнование.

– Благодарю вас, мсье, – сказала молодая женщина, удивленная этим ночным визитом и стараясь угадать, какова была его истинная цель. – Но, – продолжила она после некоторой паузы, смущенная возрастающей снисходительностью мужа. – Неужели вы пришли только затем, чтобы высказать мне эти слова?