Сальватор - Дюма Александр. Страница 301

Сами можете судить о его удивлении, когда он увидел, как в комнату вошла бледная, с всклокоченными волосами и горящим взором женщина тридцати лет. Это была не кто иная, как молодая жена ангела Габриэля. Старая приятельница Жибасье, как он сам сказал господину Жакалю.

– Что случилось, Элиза? – спросил он, едва она вошла.

– У меня похитили Габриэля! – ответила женщина.

– Как это – похитили Габриэля? – удивленно переспросил каторжник. – И кто же это сделал?

– Не знаю.

– А когда это случилось?

– Тоже не знаю.

– Черт побери! Послушайте, дружок, – сказал Жибасье, протирая кулаками глаза, чтобы убедиться в том, что он не спит. – Уж не сплю ли я и не снится ли мне, что вы здесь и говорите, что похитили Габриэля? Что все это значит? И как это произошло?

– Все было вот как, – сказал Элиза. – Выйдя из Голубого циферблата, мы отправились домой, не так ли?

– Думаю, что так оно и было.

– Какой-то молодой человек, одни из приятелей Габриэля, и с ним еще один юноша, которого мы не знали, но с виду вполне приличный, проводили нас до самого дома. Когда я уже подняла молоток, кто бы постучать, приятель Габриэля сказал ему вдруг:

– Я вынужден завтра рано утром уехать и не смогу с вами увидеться. Однако же мне надо сказать вам нечто чрезвычайно важное.

– Ну, – сказал Габриэль, – коль это так важно, говорите теперь же.

– Дело в том, что это тайна, – сказал тот, понизив голос.

– Если так, – ответил Габриэль, – то тогда Элиза пойдет сейчас ложиться, а вы мне все расскажете.

– Я поднялась наверх. А поскольку танцы меня очень утомили, то я немедленно заснула. И всю ночь проспала, как сурок. Когда же сегодня, в восемь часов утра, я проснулась и позвала Габриэля, он мне не ответил. Тогда я спустилась к привратнице и спросила, не выходил ли муж. Та ответила, что не знает, где он, и видеть его не видела: домой он не приходил!

– В первую брачную ночь!.. – произнес Жибасье и нахмурил брови.

– Вот и я подумала, – произнесла Элиза. – Не будь это первая брачная ночь, то это можно было бы хоть как-то объяснить.

– Это и так вполне можно будет объяснить, – заметил каторжник, славившийся тем, что умел находить объяснение самым необъяснимым событиям.

– Тогда я помчалась в Голубой циферблат и в кабаре, куда он обычно ходит, для того, чтобы хоть что-нибудь о нем узнать. Но поскольку никто мне ничего сказать о нем не мог, я пришла к тебе посмотреть, нет ли его здесь.

– Ты звучит несколько фривольно для молодой на второй день после первой брачной ночи, – сказал Жибасье.

– Да ведь я сказала тебе, что ночи-то и не было!

– Правильно, говорила, – признал каторжник, начавший с этого момента глядеть на свою старую подружку такими же глазами, как будто это был новый человек. – А тебе ничего не показалось странным? – спросил он после тщательного осмотра.

– А что могло показаться странным?

– Да все, черт побери!

– Ну, этого много, – наивно возразила Элиза.

– Вначале скажи, – спросил Жибасье, – как имя того человека, который провожал вас до дома.

– Я не знаю, как его зовут.

– Тогда опиши его мне.

– Маленький брюнет с усиками.

– Так не описывают: половина мужчин невысоки ростом, черноволосы и носят усы.

– Я хотела сказать, что он показался мне уроженцем юга.

– Какого именно юга: Марселя или Тулона? Юг югу рознь!

– Этого я сказать не могу. Он был одет.

– Где Габриэль с ним познакомился?

– Кажется, в Германии. Они выехали из Майнца, где вместе обедали в одном трактире, а затем из Франкфурта, где у них были какие-то общие дела.

– Что за дела?

– Не знаю.

– Ты очень мало что знаешь, дорогая подруга. И из той информации, которую ты мне дала, я не нахожу ничего, что могло бы навести меня на след.

– Что же делать?

– Позволь мне подумать.

– Так ты не считаешь, что он способен провести ночь где-то в другом месте?

– Напротив, дорогая моя, я твердо убежден в том, что если не у тебя, то он провел ночь в совершенно другом месте.

– О! Под другим местом я представляю его прежних любовниц.

– Что касается этого, то уверяю тебя в обратном. Это было бы, во-первых, подло, а во-вторых, глупо. А Габриэль не дурак и не подлец.

– Это верно, – горько вздохнула Элиза. – Но что же тогда делать?

– Я же тебе сказал: дай мне поразмыслить над этим.

И каторжник, скрестив на груди руки и нахмурив лоб, перестал разглядывать свою старую подружку, как он делал это только что, и, закрыв глаза, ушел, если можно так выразиться, в себя.

А тем временем Элиза крутила большими пальцами и разглядывала спальню Жибасье.

Задумчивость Жибасье, как показалось Элизе, слишком затянулась. Она решила, что его раздумья переросли в сон.

– Эй! Эй! Приятель Жиба! – сказала она, встав на ноги и потянув его за рукав рубашки.

– Что?

– Ты, случаем, не заснул?

– Я думаю! Ты что, не поняла! – раздраженно произнес Жибасье.

Он вовсе не спал, а слово за словом вспоминал разговор, состоявшийся у него накануне с господином Жакалем. Подозрения у него вызвали последние слова начальника тайной полиции: «Где состоится свадебный ужин?» Эти слова вполне могли объяснить странное исчезновение ангела Габриэля.

Как только эта мысль промелькнула у него в голове, он вскочил и, совершенно позабыв про стыд, начал поспешно натягивать штаны.

– Что ты делаешь? – удивленно спросила его Элиза, которая, возможно, пришла к каторжнику не столько для того, чтобы получить сведения о муже, сколько за утешениями.

– Сама видишь – одеваюсь, – ответил Жибасье, так быстро натягивая на себя одежду, что, казалось, он боится того, что его арестуют или что дом охвачен пламенем.

Не прошло и двух минут, как он был уже одет.

– Да что с тобой? – спросила Элиза. – Ты чего-то опасаешься?

– Я опасаюсь всего, дорогая Элиза! У меня тысяча страхов! – напыщенно произнес каторжник, который, несмотря на угрожавшую ему опасность, не побрезговал красивым словцом.

– Ты, значит, напал на след? – спросила жена Габриэля.

– Точно, – ответил классик Жибасье, доставая из секретера находившиеся там банкноты и золотые.

– Ты берешь деньги! – удивленно произнесла Элиза. – Значит, ты отправляешься в путешествие?

– Ты правильно думаешь.

– Далеко ли?

– Возможно, на край земли.

– Надолго?

– Если будет можно, то навсегда, – ответил Жибасье, вынимая из другого ящичка пару пистолетов, пули и кинжал и засовывая все в карманы редингота.

– Значит, твоей жизни угрожает опасность? – спросила Элиза, приходя во все большее изумление при виде этих приготовлений.

– Более чем угрожает! – ответил каторжник, нахлобучивая на голову шляпу.

– Но ты и не думал никуда уезжать, когда я сюда пришла, – заметила жена Габриэля.

– Не думал, но арест твоего мужа меня напугал.

– Значит, ты думаешь, что он арестован?

– Я не думаю, я уверен в этом. А посему, любовь моя, нижайше кланяюсь и советую поступить точно так же, как я. То есть спрятаться в безопасном месте.

С этими словами каторжник обнял Элизу, поцеловал и помчался вниз по лестнице, оставив жену ангела Габриэля в состоянии крайнего удивления.

Спустившись вниз, Жибасье прошел мимо окошка консьержки, не обращая внимания на знаки этой милой женщины, которая хотела было вручить ему письма и газеты.

Он так стремительно пересек коридор, ведущий на улицу, что не обратил внимания на то, что перед домом стоял фиакр: это было необычно для этой улицы и этого дома.

Он не заметил также четверых людей, стоявших по двое с каждой стороны двери. Едва он показался на улице, как они схватили его и с такой быстротой впихнули в фиакр, что он даже не успел коснуться ногами мостовой.

Одним из этих четверых был Коломбье, а запястья Жибасье сжимал маленького роста брюнет с усиками, в котором Жибасье немедленно признал описанного Элизой человека, который подрезал крылья ангелу Габриэлю.