Сальватор. Том 2 - Дюма Александр. Страница 16

– Да, мне показалось, что ваш прославленный покровитель упомянул о том, что вы пришли просить за отца.

– Да, ваше святейшество, я в самом деле пришел за этим.

– Где ваш отец?

– Во Франции, в Париже.

– Что он делает?

– Осужден правосудием или, вернее, людской злобой и ожидает смерти.

– Сын мой! Не будем обвинять судивших нас, Господь сделает и осудит их без обвинения.

– А тем временем мой невиновный отец умрет.

– Король Французский – религиозный и добрый монарх.

Почему вы не обратились к нему, сын мой?

– Як нему обращался, и он сделал для меня все, что мог.

Он приостановил меч правосудия на три месяца, чтобы я успел сходить в Рим и вернуться обратно.

– Зачем вы явились в Рим?

– Припасть к вашим стопам, отец мой.

– Не в моей власти земная жизнь подданных короля Карла Десятого. Моя власть распространяется лишь на духовную жизнь.

– Я прошу не милости, но справедливости, святой отец.

– В чем обвиняют вашего отца?

– В краже и убийстве.

– И вы утверждаете, что он непричастен к обоим преступлениям?

– Я знаю, кто вор и убийца.

– Почему же не открыть эту страшную тайну?

– Она не моя и принадлежит Богу: она была открыта мне на исповеди.

Доминик с рыданиями упал к ногам святого отца, стукнувшись лбом об пол.

Леон XII посмотрел на молодого человека с чувством глубокого сострадания.

– Вы пришли сказать мне, сын мой?..

– Я пришел у вас спросить, о, святейший отец, епископ Римский, Христов викарий, Божий служитель: должен ли я позволить своему отцу умереть, когда вот здесь, у меня на груди, в моей руке, у ваших ног лежит доказательство его невиновности?

Монах положил к ногам римского папы завернутую в бумагу и запечатанную рукопись г-на Жерара, собственноручно подписанную им.

Продолжая стоять на коленях, он протянул руки к манускрипту и поднял умоляющий взгляд к папе; глаза его наполнились слезами, губы тряслись – он с нетерпением ждал ответа своего судьи.

– Вы говорите, сын мой, – взволнованно проговорил Леон XII, – что в ваши руки попало доказательство?

– Да, святой отец! От самого преступника!

– С каким условием он вручил вам это признание?

Монах простонал:

– Предать гласности после его смерти.

– Дождитесь, пока он умрет, сын мой.

– А как же мой отец… Отец?..

Папа римский промолчал.

– Мой отец умрет, а ведь он ни в чем не повинен, – разрыдался монах.

– Сын мой! – медленно, но твердо выговорил папа. – Скорее погибнут один, десять праведников, весь мир, чем догмат!

Доминик поднялся. Его захлестнуло отчаяние, однако внешне он оставался невозмутим. Он презрительно усмехнулся и проглотил последние слезы.

Глаза его высохли, словно перед его лицом пронесли раскаленное железо.

– Хорошо, святой отец, – сказал он. – Я вижу, в этом мире мне остается надеяться только на себя.

– Ошибаетесь, сын мой, – возразил папа. – Вы не нарушите тайны исповеди, однако ваш отец будет жить.

– Уж не вернулись ли мы в те времена, когда были возможны чудеса? По-моему, только чудо способно теперь спасти моего отца.

– Ошибаетесь, сын мой. Вы ничего мне не расскажете – тайна исповеди для меня так же священна, как для других, – однако я могу написать французскому королю, что ваш отец невиновен, что я это знаю. И если это ложь, я возьму грех на себя – надеюсь, Господь меня простит – и попрошу у него милости.

– Милости! Неужели вы не нашли другого слова, святой отец; впрочем, иначе действительно не скажешь: именно «милость». Но милость оказывают преступникам, мой же отец невиновен, а для невиновных помилования быть не может. Значит, мой отец умрет.

Монах почтительно поклонился представителю Христа.

– Подождите! – вскричал Леон XII. – Не уходите, сын мой.

Подумайте хорошенько.

Доминик опустился на одно колено.

– Прошу вас о единственной милости, святой отец: благословите меня!

– С большим удовольствием, дитя мое! – воскликнул Леон XII.

Он простер руки.

– Благословите in articulo mortis 7, – пробормотал монах.

Папа римский заколебался.

– Что вы собираетесь делать, дитя мое? – спросил он.

– Это моя тайна, святой отец, еще более глубокая, священная и страшная, чем тайна исповеди.

Леон XII уронил руки.

– Я не могу благословить того, кто меня покидает с тайной, которую нельзя открыть викарию Иисуса Христа, – возразил он.

– В таком случае прошу вас за меня помолиться, святой отец.

– Ступайте, сын мой. Это я могу вам обещать.

Монах вышел так же твердо, как робко вошел.

Папе римскому изменили силы, и он рухнул в деревянное кресло, пробормотав:

– Господи! Не отступись от этого юноши! Он из породы мучеников!

XI.

Торре-Вергата

Монах медленно вышел от папы.

В передней он встретил привратника его святейшества. – Где его превосходительство виконт Шатобриан? – спросил монах.

– Мне поручено проводить вас к нему, – доложил лакей.

Он пошел вперед, монах последовал за ним.

Поэт, как и обещал, ожидал в Станцах Рафаэля, сидя перед фреской «Освобождение апостола Петра из темницы».

Едва услышав, как скрипнула сандалия, виконт обернулся:

он догадался, что это возвращается монах. Перед ним действительно стоял Доминик. Он окинул его торопливым взглядом и подумал, что лицо монаха напоминает скорее мраморную маску, холодную и безжизненную.

Будучи человеком эмоциональным, виконт сейчас же почувствовал, что от стоящего перед ним монаха веет холодом.

– Ну что? – спросил поэт.

– Теперь я знаю, что мне остается делать, – отозвался монах.

– Неужели он отказал? – пролепетал г-н де Шатобриан.

– Да, он не мог поступить иначе. Это я, безумец, поверил на мгновение, что для меня, бедного монаха, и моего отца, слуги Наполеона, папа римский сделает отступление от основного закона Церкви, от догмата, высказанного самим Иисусом Христом.

– Значит, ваш отец умрет? – спросил поэт, заглядывая монаху в глаза.

Тот промолчал.

– Послушайте, – продолжал г-н де Шатобриан. – Не угодно ли вам будет подтвердить сейчас, что ваш отец невиновен?

– Я вам уже подтвердил это однажды. Если бы мой отец был преступником, я бы уже солгал.

– Верно, вы правы, простите меня. Вот что я хотел сказать.

Молчание монаха свидетельствовало о том, что он внимательно слушает.

– Я лично знаком с Карлом Десятым. Он добр и благороден. Я чуть было не сказал «великодушен», но тоже не хочу лгать.

Перед Богом, кстати, добрые люди выше великодушных.

– Вы намерены предложить мне обратиться к королю с просьбой о помиловании моего отца? – перебил его брат Доминик.

– Да.

– Благодарю вас То же мне предлагал святой отец, но я отказался.

– Чем же вы объяснили свой отказ?

– Мой отец приговорен к смерти. Король может помиловать только преступника. Я знаю своего отца. Если он окажется помилован, он при первой же возможности пустит себе пулю в лоб.

– Что же будет? – спросил виконт.

– Это знает лишь Господь, Которому открыты будущее и мое сердце. Если мой план не понравится Богу, Всевышний, способный уничтожить меня одним пальцем, так и сделает, и я обращусь в прах. Если, напротив, Бог одобрит мой замысел, Он облегчит мой путь.

– Позвольте мне, отец мой, также сделать все возможное, чтобы ваш путь был менее суров и утомителен, – предложил посол.

– Оплатив мой проезд на каком-нибудь судне или в карете?

– Вы принадлежите к бедному ордену, отец мой, и вас не должна оскорблять милостыня соотечественника.

– При других обстоятельствах, – отвечал монах, – я принял бы милостыню от имени Франции или от вашего имени и облобызал бы руку дающего. Однако в том состоянии духа, в каком я оказался, усталость – спасение для меня.

– Несомненно. Но на борту корабля или в дилижансе вы доедете скорее.