Сальватор. Том 2 - Дюма Александр. Страница 3

– Ох, ох, ох! – бросил Петрус.

– Дорогой друг! – продолжал капитан. – Разреши мне в двух словах рассказать о себе.

– Разумеется!

– Когда я расстался с твоим славным отцом в Рошфоре, я сказал себе: «Ну, Пьер Берто, честным пиратам во Франции больше делать нечего, займемся торговлей!» Я превратил пушки в балласт и стал торговать черным деревом.

– Иными словами, вы торговали черным товаром, дорогой крестный.

– Это называется «черным товаром»? – наивно спросил капитан.

– Думаю, да, – отвечал Петрус.

– Эта торговля кормила меня три или четыре года, и кроме того, я завязал отношения с Южной Америкой. Когда вспыхнуло восстание, губительное для Испании и ее трухлявой и дряхлой нации, я поступил на службу к Боливару. Я угадал в нем великого человека.

– Так вы, значит, один из освободителей Венесуэлы и Новой Гренады, а также основателей Колумбии? – изумился Петрус.

– И горжусь этим, крестник! Но после уничтожения рабства я решил разбогатеть другим способом. Мне показалось, что в окрестностях Квито я видел участок, богатый золотыми самородками. Я тщательно изучил местность, напал на жилу и попросил концессию. Учитывая мои заслуги перед Республикой, мне предоставили упомянутую концессию. Через шесть лет я заработал четыре миллиона и уступил эту разработку за сто тысяч пиастров – иначе говоря, она приносит мне по сто тысяч ливров ежегодно. После этого я вернулся во Францию, где намерен недурно устроиться со своими четырьмя миллионами и жить на пятьсот тысяч ливров ренты. Ты одобряешь мой план, крестник?

– Еще бы!

– Детей у меня нет, родственников – тоже… нет даже внучатых племянников. Жениться я не намерен; что же, по-твоему, мне делать с таким состоянием? А тебе оно принадлежит по праву…

– Капитан!

– Ну вот, опять ты за свое! Тебе оно принадлежит по праву, а ты с самого начала отказываешься от тридцати трех тысяч франков?

– Надеюсь, вы понимаете мои чувства, дорогой крестный.

– Нет, признаться, не понимаю, что тебе не нравится. Я холостяк, я сказочно богат, я твой крестный отец и предлагаю тебе сущую безделицу, а ты отказываешься! Знаешь ли ты, мой мальчик, что впервые за время нашей встречи ты проявил ко мне чудовищную несправедливость?!

– Я не хотел вас обидеть, крестный.

– Хотел ты или нет, – прочувствованно выговорил капитан, – ты глубоко меня огорчил! Ранил в самое сердце!

– Простите меня, дорогой крестный, – не на шутку встревожился Петрус. – Я совсем не ожидал от вас такого предложения и растерялся, когда услышал его, а потому не проявил должной признательности. Приношу вам свои извинения.

– Так ты принимаешь мое предложение?

– Этого я не сказал.

– Если ты откажешься, знаешь что я сделаю?

– Нет.

– Сейчас узнаешь.

Петрус ждал, что будет дальше.

Капитан вынул из внутреннего кармана туго набитый бумажник и раскрыл его.

В бумажнике лежали банковские билеты.

– Я возьму отсюда тридцать три билета – а здесь их две сотни, – скомкаю их, отворю окно и вышвырну на улицу.

– Зачем? – спросил Петрус.

– Чтобы показать тебе, что я делаю с этими бумажками.

И капитан выхватил из бумажника дюжину билетов и скомкал их, словно это не были деньги.

После этого он решительнейшим образом направился к окну.

Петрус его остановил.

– Не надо глупостей, давайте попробуем найти общий язык.

– Тридцать три тысячи или смерть! – пригрозил капитан.

– Не тридцать три, учитывая, что все деньги мне не нужны.

– Тридцать три тысячи франков или…

– Да выслушайте же, черт побери, или я стану ругаться, как матрос. Я вам докажу, что я – сын корсара, тысяча чертей и преисподняя!

– Мальчик сказал «папа»! – вскричал Пьер Берто. – Господь велик! Послушаем твои предложения.

– Да, послушайте. Я испытываю смущение, потому что, как вы сами сказали, дорогой крестный, я наделал долгов.

– На то она и молодость!

– Однако мне не было бы так стыдно, если бы, делая эти безумные траты, я вместе с тем не бездельничал.

– Нельзя же все время работать!

– И я решил снова взяться за дело.

– А как же любовь?

Петрус покраснел.

– Любовь и работа могут идти рука об руку. Словом, я решил усердно потрудиться, как принято говорить.

– Хорошо, давай потрудимся. Но англичанам, или, иначе говоря, кредиторам, надо что-нибудь залить в глотку на то время, пока мы извлечем прибыль из нашей кисти.

– Вот именно!

– Пожалуйста, – молвил капитан, подавая Петрусу свой бумажник. – Вот тебе лейка, мальчик мой. Я тебя не принуждаю, бери сколько хочешь.

– Отлично! – сказал Петрус. – Вы становитесь благоразумным. Я вижу, мы сумеем договориться.

Петрус взял десять тысяч франков и вернул бумажник Пьеру Берто, следившему за ним краем глаза.

– Десять тысяч франков! – хмыкнул капитан. – Да любой кошатник ссудил бы тебя этой суммой под шесть процентов…

Кстати, почему ты мне не предлагаешь процентов?

– Дорогой крестный! Я боялся вас обидеть.

– Отнюдь нет! Я, напротив, хочу выговорить проценты.

– Пожалуйста.

– Я прибыл вчера в Париж с намерением купить дом и обставить его как можно лучше.

– Понимаю.

– Но прежде чем я найду подходящую скорлупку, пройдет не меньше недели.

– Это самое меньшее.

– На меблировку уйдет еще около недели.

– А то и две.

– Пусть будет две, не хочу с тобой спорить; итого – три недели.

– А то и больше.

– Не придирайся к мелочам, не то я заберу свое предложение назад.

– Какое предложение?

– Которое я собирался тебе сделать.

– А почему вы хотите его забрать?

– Я вижу, у тебя такой же задиристый и упрямый характер, как и у меня: мы не уживемся.

– А вы хотели поселиться у меня? – спросил Петрус.

– Знаешь, я со вчерашнего дня живу в гостинице «Гавр»

и уже сыт ею по горло, – признался капитан. – Я собирался тебе сказать: Петрус, дорогой мой крестник, милый мальчик, не найдется ли у тебя комнаты, кабинета, мансарды, достаточно просторных, вроде этой спальни, где я мог бы подвесить свою койку?

Можешь сделать это для бедного капитана Берто Верхолаза?

– Как?! – вскричал Петрус, приходя в восторг от того, что может хоть чем-нибудь быть полезен человеку, с такой простотой предоставившему свой кошелек в его распоряжение.

– Разумеется, если это тебя стеснит хоть в малейшей степени… – продолжал капитан, – ты только скажи!

– И не совестно вам такое говорить?

– Видишь ли, со мной можно не церемониться: что думаешь, то и отвечай. Да или нет?

– Положа руку на сердце говорю вам, дорогой крестный:

ничто не может мне доставить большего удовольствия, чем ваше предложение. Только вот…

– Что?

– …в те дни, когда у меня будет модель… когда у меня сеанс…

– Понял… понял… Свобода! Libertas! 4– Теперь вы заговорили на арабском.

– Я говорю по-арабски?! Ты разве не помнишь, как господин Журден занимался прозой?

– Ну вот, теперь вы цитируете Мольера. По правде говоря, дорогой крестный, вы иногда пугаете меня своей начитанностью Уж не подменили ли вас в Колумбии? Впрочем, вернемся, если угодно, к вашему желанию.

– Да, к моему желанию, горячему желанию. Я не привык к одиночеству; вокруг меня всегда крутились около двенадцати жизнерадостных шустрых парней, и меня вовсе не прельщает перспектива умереть от тоски в своей гостинице «Гавр». Я люблю общество, особенно молодежь. Должно быть, ты здесь принимаешь людей искусства, науки. Я обожаю ученых и артистов:

первых – за то, что я их не понимаю, вторых – потому, что понимаю. Видишь ли, крестник, если только моряк не круглый дурак, он знает обо всем понемногу. Он изучал астрономию по Большой Медведице и Полярной звезде, музыку – по свисту ветра в снастях, живопись – по заходам солнца. Итак, мы поговорим об астрономии, музыке, живописи, и ты увидишь, что в самых разных областях я разбираюсь не хуже тех, кто избрал их своей профессией! О, не беспокойся, тебе не придется за меня краснеть, если не считать случайно вырвавшихся чисто мирских выражений. Ну а уж если я чересчур сильно разойдусь, ты мне подашь какой-нибудь условный знак, и я спрячу свой язык под замок.