Цезарь - Дюма Александр. Страница 72

Так что Помпей, со своей стороны, велел выстроить двадцать четыре форта, которые охватили окружность длиной около четырех лье. Внутри этой гигантской ограды он пас своих лошадей, как в загоне, тогда как его флот поставлял ему в изобилии хлеб, мясо и вино.

Цезарь провел линию обложения длиной шесть лье и построил тридцать шесть фортов! Помпей, понятное дело, не давал ему спокойно завершить эти работы. Если Цезарь хотел занять какую-нибудь новую высоту, Помпей посылал против него своих лучников и метателей из пращи; но солдаты Цезаря, по большей части галлы, испанцы или германцы, были изобретательны, как нынешние французы. Они изготовили себе шлемы из войлока, кожи и стеганой ткани, которые смягчали удары.

Странное зрелище являла собой эта армия, состоявшая из сорока тысяч человек и лишенная самого необходимого, осаждающая армию более чем в восемьдесят тысяч человек, имеющую всего в изобилии.

Эти вояки с севера и запада были неплохими едоками и нуждались в сытной пище, но они не жаловались, и ели вместо хлеба ячмень, овощи и даже траву. Когда уже и ячмень, и овощи тоже подошли к концу, те, кто были с Валерием на Сардинии, отыскали некие коренья, из которых можно было, вымочив их сначала в молоке, печь лепешки. И хотя этих лепешек тоже было не слишком много, солдаты Цезаря перебрасывали их через укрепления Помпея, чтобы его солдаты видели, на какой пище могут жить их враги.

И потом они кричали с одного форта на другой:

– Эй! теперь-то мы поймали тебя, Помпей! а раз мы поймали тебя, мы скорее съедим кору с деревьев, чем выпустим тебя из рук!

Помпей велел прятать лепешки, которые швыряли солдаты Цезаря, чтобы вся эта изысканная римская молодежь, последовавшая за ним, ни в коем случае не увидела, с какими варварами ей приходится иметь дело, с какими свирепыми дикарями ей придется однажды сражаться.

Катон и Цицерон были в Диррахии; они видели все это со стен города. Для насмешника Цицерона не проходило ни дня, чтобы он не уколол Помпея одной-другой из своих ранящих до крови шуток. Вы найдете у Плутарха список этих острот, малопонятных для нас сегодня.

Что же до Катона, под чьим цинизмом пряталось ранимое человеческое сердце, и чья душа была слишком мягкой для гражданской войны, то он в отличие от Цицерона отнюдь не испытывал желания шутить над подобными несчастьями, и потребовал издать указ, что ни один из взятых приступом городов не будет разграблен, и ни один римский солдат не будет предан смерти после боя.

Он ждал с этой надеждой. Бедняга Катон! почему он не был так же остроумен, как Цицерон! он бы тогда меньше переживал.

Глава 63

Взглянем на минутку, что творилось в Риме.

Цезарь не смог удовлетворить всех, помешав должникам объявить о полном банкротстве. Кроме того, вы прекрасно понимаете, что вся армия – я позабыл рассказать вам об этом: Цезарь, взывая к своим солдатам, простер руку, на которой он носил свой перстень, раскрыв ладонь; солдаты решили, что он обещает каждому из них пять тысяч сестерциев и кольцо всадника; – вся армия переживала дни плохого настроения: вы видели, как один легион взбунтовался в Плацентии, и один на Аппиевой дороге.

А между тем единственным подарком, который получила армия, были две тысячи сестерциев, то есть пятьсот франков на человека.

Но едва оказавшись лицом к лицу с врагом, армия больше не жаловалась; она ела свой хлеб из травы, готовилась есть хлеб из древесной коры, и гибла в сражениях.

Теми, кто продолжал жаловаться, были прихвостни Катилины и Клодия; несостоятельные должники, которые укрылись в лагере Цезаря, чтобы убежать от Клиши того времени и обрести tabul? nov?.

Хотите получить представление о том, что страшило Рим? – и заметьте, что я цитирую, чтобы никто не подумал, что я на что-то намекаю; увы! все революции похожи друг на друга, происходят ли они за пятьдесят лет до Рождества Христова или через восемнадцать столетий после: одни и те же интересы порождают одних и тех же людей; и зовут их Рулл или Бабеф, суть от этого не меняется. Так вот, говорю я, хотите получить представление о том, что страшило Рим, хозяином которого стал Цезарь? Почитайте писателя из Амитерна; этого человека, который, будучи уличен в преступной связи, как говорят наши соседи англичане, с женой Милона Фавстой, с досады бросился в ряды демократов Клодия; который был одним из основных действующих лиц в волнениях, поводом к которым послужила смерть их предводителя; который был исключен из сената цензором по причине его безнравственного поведения; который был доверенным лицом Цезаря в Риме, и активно переписывался с ним; который вслед за Антонием, Курионом и Кассием присоединился к нему в его лагере; который, назначенный после смерти Юбы проконсулом в Нумидию, разграбил провинцию, как и подобает всякому приличному проконсулу, и воротился оттуда нагруженный таким богатством, что сделался моралистом и историком, сидя в своей роскошной вилле на холме Квиринал, среди пышных садов. Почитайте Саллюстия!

Его трудами были: 1° его обширная История в пяти книгах, включающая все события, которые произошли в Риме со смерти Суллы до заговора Катилины: она пропала, и нам известны только фрагменты из нее; 2° его Война Катилины; 3° его Война Югурты; 4° Два политических письма к Цезарю: одно написано накануне его вхождения в Рим после возвращения из Африки; второе – после битвы при Фарсале.

Почитайте, что он говорит Цезарю:

«Люди, замаравшие себя развратом и преступлениями, которые полагают, что ты готов отдать им Республику, толпой явились в твой лагерь, угрожая грабежами мирным гражданам, и не только грабежами, но и убийствами, а помимо убийств, – всем, чего только можно ожидать от извращенных душ. Но когда они увидели, что ты не собираешься освободить их от уплаты долгов, что ты не собираешься предать в их руки граждан, как врагов, они все бросили тебя; лишь немногие из них сочли себя более в безопасности в твоем лагере, нежели в Риме, так они боялись своих кредиторов! Но невозможно поверить, сколько людей, и каких людей! оставили твое дело ради дела Помпея, и избрали его лагерь в качестве неприступного убежища для должников».

Одним из этих людей, которых имеет в виду Саллюстий, был претор Целий, чье имя, как мне кажется, мы уже называли. Он очень рассчитывал на tabul? nov?. В целом человек неглупый, – неглупые люди иногда имеют множество долгов, – это был тот самый ярый спорщик, сказавший однажды своему слишком угодливому клиенту, который ужинал наедине с ним и все время соглашался с его мнением:

– Скажи же хотя бы раз «нет», чтобы нас стало двое!

Так вот этот самый Целий обнаружил, как только Цезарь отправился в путь в Грецию, что мнение Цезаря – это мнение заимодавцев.

В апреле 705 года он писал Цицерону:

«Во имя всего, что вам дорого, во имя ваших детей, не позволяйте, умоляю вас, какому-нибудь опрометчивому поступку погубить вас. Я призываю в свидетели богов, я клянусь вам нашей дружбой, что никогда ничего не говорил вам наобум и ничего не советовал необдуманно.

Если вы испытываете хоть какую-то любовь к нам, к вашему сыну, к вашей семье, если вы не хотите разбить наши последние надежды, если мой голос и голос вашего замечательного зятя имеет над вами хоть какую-то власть, если вы не хотите наполнить нашу жизнь тревогой, будьте милосердны, не вынуждайте нас ненавидеть или отвергать дело, победа которого должна спасти нас; или же, если вы привержены противоположной стороне, не делайте того, что может повредить вам самому. Поразмыслите о том, что вашими колебаниями вы и так навлекли на себя неприязнь. Пренебрегать, когда он стал победителем, человеком, которого вы оберегали, когда его удача была шаткой; присоединяться в бегстве к тем, кого вы не поддерживали в успехе, значило бы действовать безрассудно. Берегитесь того, чтобы, слишком желая быть на стороне лучших, вы не ошиблись в выборе лучшей стороны! Дождитесь, по крайней мере, событий в Испании; я уверен, что Испания будет нашей, как только Цезарь ступит на ее землю; а если они потеряют Испанию, что у них останется, я вас спрашиваю?»