Шевалье де Мезон-Руж (другой перевод) - Дюма Александр. Страница 37

посылал на землю лучи благодатного солнца, рука Женевьевы трепетала в его руке, вокруг раздавались крики, прославлявшие триумф якобинцев и падение Бриссо и его сторонников, родина была спасена.

В жизни действительно есть моменты, когда сердце человека кажется слишком маленьким, чтобы вместить переполняющие его радость и горе.

— Какой прекрасный день! — воскликнул Моран.

Морис с удивлением обернулся: он впервые видел проявление порыва у этого всегда задумчивого или сдержанного человека.

— О, да! Прекрасный, — подтвердила Женевьева, опираясь на руку Мориса. — Только бы он остался до вечера таким же безоблачным, как сейчас.

Морис принял эти слова на свой счет, и его счастье удвоилось.

Моран через зеленые стекла своих очков посмотрел на Женевьеву с выражением особой признательности, возможно он тоже принял эти слова на свой счет.

Миновали Пети-Пон, улицу Жюивери и мост Нотр-Дам, потом прошли Ратушную площадь, улицы Барр-дю-Бек и Сент-Авуа. По мере того, как они приближались к цели, шаги Мориса становились все более легкими, в то время как шаги его спутников все более замедлялись.

Таким образом они дошли до угла улицы де Вьей-Одриетт, как вдруг дорогу им преградила цветочница, предлагая лоток с цветами.

— О, какие чудесные гвоздики! — воскликнул Морис.

— Да, очень красивые, — сказала Женевьева. — Наверное, у тех, кто их выращивал, не было других забот, поэтому они и не увяли.

Это замечание нежностью отозвалось в сердце молодого человека.

— Красавец, — обратилась цветочница к Морису, — купи букет для гражданки. Она одета в белое, к этому наряду подойдут великолепные красные гвоздики, ведь белое прекрасно сочетается с пурпурным. Она приколет букет к груди и, поскольку грудь ее находится на уровне голубого цвета твоего костюма, у вас получится великолепное сочетание национальных цветов.

Цветочница была молода и красива, она произносила свои комплименты с удивительной грацией. Они были так искусны, что возможно и показались бы чрезмерны, если бы так хорошо не подходили к ситуации. Короче говоря, цветы были почти символичны. А еще они были очень похожи на те, что погибли в ящике, стоявшем в комнате Женевьевы.

— Хорошо, — согласился Морис, — я куплю их. Потому что это — гвоздики. Все другие цветы я ненавижу.

— О, Морис, — сказала Женевьева, — не нужно, у нас в саду столько цветов!

Но несмотря на то, что губы отказывали, по глазам Женевьевы было видно, что она умирает от желания получить этот букет.

Морис выбрал самый красивый из всех букетов, им оказался тот, что предложила сама цветочница.

Он состоял из двадцати пунцовых гвоздик с нежным и вместе с тем острым запахом. В середине букета, подобно королю, выделялся огромный цветок.

— Держи, — сказал Морис продавщице, бросив на лоток ассигнацию в пять ливров. — Это тебе.

— Спасибо, красавец, — поблагодарила цветочница, — десять раз спасибо!

И она направилась к другой паре в надежде, что день, который начался так удачно, так хорошо и продолжится. Во время этой сцены, хотя она длилась считанные минуты, Моран переминался с ноги на ногу, вытирая вспотевший лоб, а Женевьева побледнела и вся дрожала. Своей очаровательной ручкой она взяла приподнесенный Морисом букет и поднесла его к лицу, но не для того, чтобы насладиться ароматом, а чтобы скрыть свое волнение.

Оставшаяся часть пути прошла весело, по крайней мере для Мориса. У Женевьевы веселье было весьма неестественным. У Морана оно проявлялось странным образом, то прерывистыми вздохами, то оглушительным смехом, то чудовищными шутками.

В девять часов они пришли в Тампль.

В это время Сантерр проводил перекличку гвардейцев из муниципалитета.

— Я здесь, — сказал Морис, — оставив Женевьеву под охраной Морана.

— А, добро пожаловать, — сказал Сантерр, протягивая руку молодому человеку.

Морис остерегался не пожать протянутую ему руку. Ведь в то время дружба Сантерра была просто бесценной.

Увидев этого человека, который во время казни короля командовал барабанщиками, Женевьева вздрогнула, а Моран побледнел.

— Кто эта прекрасная гражданка, — спросил Сантерр у Мориса, — и что она здесь делает?

— Это жена достойного гражданина Диксмера. Не может быть, чтобы ты не слышал об этом истинном патриоте, гражданин генерал.

— Да, да, конечно, слышал, — ответил Сантерр, — это фабрикант-кожевенник, капитан стрелков из легиона «Виктор».

— Именно так.

— Хорошо! Но она, ей Богу, красавица. А это что за урод рядом с ней?

— Это гражданин Моран — компаньон ее мужа и стрелок из отряда Диксмера.

Сантерр подошел к Женевьеве.

— Здравствуй, гражданка, — сказал он.

Женевьева сделала над собой усилие.

— Здравствуйте, гражданин генерал, — ответила она, улыбаясь.

Сантерр был польщен и улыбкой, и титулом.

— А зачем ты пришла сюда, прекрасная патриотка? — продолжал он.

— Гражданка никогда не видела вдову Капета и хотела бы взглянуть на нее.

— Хорошо, — ответил Сантерр, — до того как…

И он сделал жуткий, но выразительный жест.

— Ну да ладно, — продолжал Сантерр. — Только постарайся сделать так, чтобы никто не видел, как она входит в башню, это было бы дурным примером, впрочем, я доверяю тебе.

Сантерр снова пожал Морису руку, дружески кивнул Женевьеве и занялся своими делами.

Отдав команды по перестановке гренадеров и стрелков, после того, как по новому расставили пушки, Морис опять взял Женевьеву под руку и направился к посту, которым командовал Лорэн. Моран следовал за ними.

— А вот и Морис, черт возьми! — воскликнул Лорэн. — Да еще с такой хорошенькой женщиной! Ты что, хитрец, готовишься соперничать с моей богиней Разума? И, если это так, то бедная Артемиза!

— Гражданин аджюдан! — крикнул капитан.

— Так точно! Внимание! — закричал Лорэн. — В шеренгу! Здравствуй, Морис. Ускоренным шагом марш!

Раздалась барабанная дробь, караульные направились по своим постам и, когда развод был закончен, прибежал Лорэн.

Последовал обмен приветствиями и пожеланиями.

Морис представил Лорэна Женевьеве и Морану.

Затем начались объяснения.

— Да, понимаю, — сказал Лорэн, — ты хочешь, чтобы гражданин и гражданка вошли в башню. Это легко. Сейчас я расставлю часовых и предупрежу их, чтобы пропустили тебя и твоих спутников.

Через десять минут Женевьева и Моран вошли вслед за тремя гвардейцами в башню и стали за витражами.

Глава XXI

Красная гвоздика

Королева только что поднялась. Два или три последних дня ей нездоровилось, и она оставалась в постели дольше обычного. Только услышав от мадам Елизаветы, что погода прекрасна, и светит солнце, она сделала усилие и попросила разрешения прогуляться по площадке, чтобы дочь подышала воздухом. Это было разрешено ей без особых трудностей.

И было еще нечто, что влекло ее на прогулку. Однажды с высоты площадки башни она увидела в саду дофина. Но после первого жеста, которым обменялись сын и мать, вмешался Симон и увел ребенка.

Но главное было то, что она увидела его. Конечно, маленький узник был бледен и очень изменился. Он был одет, как ребенок из

народа — в куртку и грубые штаны. Но ему все же оставили его прекрасные белокурые волосы, вьющиеся божественным ореолом.

Если бы она могла увидеть его хотя бы еще раз, каким бы праздником это было для материнского сердца!

Но была и другая причина.

— Сестра, — сказала ей мадам Елизавета, — в коридоре, в углу, мы нашли пучок соломы. Это означает, что мы должны быть внимательны, друг находится поблизости,

— Да, это так, — сказала королева, глядя на золовку и дочь, пытаясь воспрянуть духом и не отчаиваться.

Выполнив все служебные предписания, Морис вновь стал хозяином Тампля. Ему выпал жребий дежурить днем, а Мерсево и Агриколе — ночью.

Предыдущая смена убыла, оставив протокол дежурства в Совете Тампля.