Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1 - Дюма Александр. Страница 46
Диана билась в первых рядах, стреляла из карабина, три-четыре раза вступала в ближний бой и отбивалась, стреляя из пистолетов. Костер де Сен-Виктор вернулся из боя, набросив куртку на одно плечо, — его рука была пробита штыком.
— Сударь, — сказала девушка Кадудалю, который то и дело исчезал в дыму и не покидал первых рядов, — вы сказали, что после боя спросите, зачем я приехала к вам и чего от вас хочу. Бой закончился, и я хочу примкнуть к вашему отряду.
— Кем же, сударыня? — спросил Кадудаль.
— Как простой волонтер. Я только что доказала вам, что грохот и дым не пугают меня.
Кадудаль нахмурился, лицо его стало строгим.
— Сударыня, — сказал он, — то, чего вы просите у меня, гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Я скажу вам одну странную вещь. Я должен был стать священником, от всего сердца принес обеты, которые необходимы при вступлении в монашеский орден, и никогда их не нарушал. Я не сомневаюсь, что вы станете прекрасным адъютантом, вы уже доказали свою храбрость. Я считаю, что женщины ничуть не хуже мужчин. Со времен Эпихариды, откусившей себе язык, чтобы не выдать сообщников под пытками, которым ее подвергали по приказу Нерона, и до дней, когда Шарлотта Корде избавила землю от чудовища, перед которым трепетали мужчины, в каждом столетии мы получаем новые доказательства вашей силы. Но в нашей религиозной стране, и особенно в нашей старой Бретани, существуют предрассудки, часто заставляющие командиров отвечать отказом на предложения, подобные вашему. И хотя многим моим собратьям приходилось предоставлять убежище женщинам, но это были сестры и дочери убитых роялистов. Им мы обязаны оказывать поддержку и защиту, за которыми они обращаются к нам.
— А кто сказал вам, сударь, — воскликнула Диана, — что я не дочь или сестра убитых роялистов, а может быть, и та и другая разом? И что я не имею тех прав, о которых вы только что говорили?
— В таком случае, — улыбнулся д'Аржантан, — откуда у вас паспорт, подписанный Баррасом, в котором значится, что вы владеете почтой в Витре?
— Не будете ли вы так добры показать мне ваш паспорт? — спросила Диана у лже-д'Аржантана.
— Черт возьми, хороший ответ, — сказал Кадудаль, которого заинтересовали хладнокровие и настойчивость Дианы.
— И не объясните ли вы, как, будучи другом и правой рукой Кадудаля, вам удается разъезжать по всей Республике под видом государственного сборщика налогов?
— В самом деле, — сказал Кадудаль, — объясни нашей гостье, как ты стал государственным сборщиком, и она расскажет нам, какое отношение она имеет к почте в Витре.
— О, это секрет, который я не могу открыть нашему целомудренному другу Кадудалю, — отвечал Костер де Сен-Виктор. — Но если он будет настаивать, я скажу, рискуя вызвать краску на его лице, что в Париже, на улице Колонн, рядом с театром Фейдо [63], живет некая мадемуазель Аврелия де Сент-Амур, которой гражданин Баррас ни в чем не может отказать и которая, в свою очередь, ни в чем не может отказать мне.
— Кроме того, — добавил Кадудаль, — под именем д'Аржантан, вписанным в паспорт моего друга, скрывается имя, которое служит ему пропуском в любой отряд шуанов, вандейцев и роялистов, носящих белую кокарду во Франции и за границей. Теперь, сударыня, когда нечего опасаться, вашему попутчику больше не нужно скрывать, что он вовсе не республиканский сборщик налогов из Данана, а связной генерала Круглая Голова и Соратников Иегу.
При упоминании о Соратниках Диана вздрогнула.
— Скажу больше, — снова заговорил лже-д'Аржантан, — что мне пришлось присутствовать при казни изменника: виконт де Фаргас, предавший своих товарищей, был пронзен кинжалом у меня на глазах.
Диана почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Если бы она успела назвать себя, то цель, ради которой она предприняла эту поездку, оказалась бы недостижимой. Сестре виконта де Фаргаса, приговоренного Соратниками Иегу, никто и никогда не открыл бы имен и местопребывания его палачей.
Итак, она молчала, казалось, ожидая продолжения рассказа, прерванного д'Аржантаном. Кадудаль понял ее молчание именно так и снова заговорил:
— Его зовут не д'Аржантан, а Костер де Сен-Виктор, и даже если бы он доказал преданность нашему святому делу только раной, полученной в недавнем бою…
— Нет ничего проще, чем пролить свою кровь, чтобы доказать свою преданность, — холодно заметила Диана.
— Что вы хотите этим сказать?
— Смотрите! — Диана выхватила из корсажа острый кинжал, который унес жизнь ее брата, и ударила себя с такой силой, что лезвие пронзило ее руку насквозь. Она ранила себя в том же месте, куда был ранен Костер. Простирая к Кадудалю руку, пронзенную кинжалом, она сказала:
— Вы хотите знать, благородного ли я происхождения? Смотрите же, моя кровь такая же голубая, как та, что течет в жилах господина Костера де Сен-Виктора. Хотите знать, можно ли доверять мне? Этот кинжал докажет вам, что я связана с Соратниками Иегу. Вы хотите знать мое имя? Я приемная дочь той римлянки, что пронзила себя ножом, чтобы доказать супругу свою стойкость. Меня зовут Порция [64]!
Костер де Сен-Виктор, содрогнувшись, обратился к Кадудалю, который с восхищением смотрел на пылавшую жаждой мести девушку:
— Я подтверждаю, что клинок, которым эта девушка нанесла себе рану, действительно кинжал Соратников Иегу.
В доказательство я могу показать такой же, мне дал его командир Соратников в тот день, когда принял меня в их ряды.
Он достал спрятанный на груди клинок, как две капли воды похожий на тот, которым м-ль де Фаргас ранила себя.
Кадудаль протянул руку Диане.
— С этой минуты, сударыня, — сказал он ей, — если у вас нет отца, я стану вашим отцом, если вы потеряли брата, вашим братом стану я, а вы будете моей сестрой. Мы живем во времена, когда приходится скрывать свое имя, поэтому вас будут звать как ту достойную римлянку, чей пример вдохновил вас. Теперь ваше имя — Порция. С этой минуты, сударыня, вы приняты в наши ряды, и так как вы сразу же доказали, что достойны командирского чина, то, как только хирург перевяжет вашу рану, я приглашаю вас на совет.
— Благодарю вас, генерал, — ответила Диана. — Мне хирург нужен не больше, чем господину Костеру де Сен-Виктору, моя рана внушает не больше опасений, чем его.
Вытащив кинжал из раны, она распорола рукав, обнажив прекрасную белую руку. Обратившись к Костеру де Сен-Виктору, она попросила:
— Товарищ, будьте так добры и дайте мне ваш шейный платок.
Диана де Фаргас два года сражалась в рядах Бретонской армии вместе с Кадудалем, и никто не знал ее настоящего имени. Она была известна как Порция. Два года она участвовала во всех боях, делила все опасности и труды с командиром, которому казалась искренне преданной. Два года она душила в себе ненависть к Соратникам Иегу, восхищалась их подвигами, прославляла имена Моргана, д'Ассаса, Адлера и Монбара.
Два года прекрасный Костер де Сен-Виктор, перед которым не могла устоять ни одна женщина, безуспешно добивался ее любви.
Наконец, спустя два года, ее испытания завершились. Во Франции разразилось 18-е брюмера. Новый диктатор сразу обратил свои взоры к Вандее и Бретани. Кадудаль понял, что скоро начнется серьезная война и ему понадобятся деньги. Эти деньги он мог получить только от Соратников Иегу.
Костер де Сен-Виктор был только что ранен в бедро, в этот раз он не мог отправиться к Моргану. Кадудаль подумал о Диане, которую по-прежнему знал только под именем Порции. Она столько раз доказывала ему свою преданность и храбрость, что, помимо Костера де Сен-Виктора, ей одной он мог доверить это ответственное поручение.
В женской одежде она могла беспрепятственно ехать хоть через всю Францию. Путешествуя в карете, она могла везти с собой значительную сумму. Кадудаль посоветовался с Костером де Сен-Виктором, тот был с ним совершенно согласен. Диану позвали к постели раненого, и Кадудаль объяснил ей, что от нее требовалось.
63
В театре «Комическая опера», репертуар которой состоял преимущественно из пьес с пением, во времена Республики было две труппы, одна из которых с 1791 года выступала в театре Фейдо. В 1800 г. она слилась с труппой, выступавшей в театре Фавар.
64
Жена Брута разгадала намерения мужа и, чтобы завоевать его доверие, нанесла себе рану в бедро, доказывая тем самым, что мужественно встретит смерть, если заговор против Цезаря будет раскрыт и ей будет угрожать гибель (Плутарх, Брут, XV, 5-11).