Миры Роджера Желязны. Том 2 - Желязны Роджер Джозеф. Страница 12
Рендер делил свое внимание между Джилл, танцорами и сомнительного вида смесью в стакане, напоминавшем бочонок виски, в котором колыхались морские водоросли (казалось, в любую минуту из них может вынырнуть Кракен, чтобы утянуть какое-нибудь злосчастное суденышко в роковые глубины).
— Чарли, по-моему, это взаправдашние люди!
Рендер отвел взгляд от волос Джилл и ее покачивающихся сережек и внимательно посмотрел вниз, на пол, где кружились под музыку танцующие фигурки.
А что, если внутри этих металлических каркасов действительно люди? Тогда мастерство их просто поразительно. Конечно, получить достаточно легкий сплав сейчас несложно, и все же от танцоров потребовалось бы большое искусство, чтобы так ловко выделывать па на протяжении столь долгого времени, будучи с ног до головы закованными в броню, и ни разу не произвести ни малейшего звука.
Ни малейшего…
Они двигались легко, как чайки, скользящие над водой; тот, что побольше, отливал, как кусок антрацита; второй, поменьше, серебрился, будто лунный свет, падающий сквозь витрину на шелковое платье манекена.
Даже сталкивались они бесшумно, и если какой-то звук и возникал, он полностью заглушался наигрышами музыкантов.
«Вумп! Вумп! Чга-чг!»
Рендер заказал еще коктейль.
Движения замедлились; танцоры исполняли танец апашей. Рендер взглянул на часы. Пожалуй, слишком долго для наемных танцоров. Наверное, это все же роботы. Когда он вновь посмотрел на танцующую пару, черный робот подбросил свою партнершу футов на десять, а затем поймал. Никакого лязга или звона.
«Любопытно, сколько может стоить такая игрушка?» — подумал он.
— Чарли, я не слышала ни единого звука. Как это у них получается?
— Ни звука? — переспросил Рендер.
И снова замелькала подсветка — желтая, красная, синяя, зеленая.
— А тебе не кажется, что они могут сломаться? Серебристый робот вернулся в прежнюю позицию; другой стоял, небрежно помахивая рукой с зажженной сигаретой. Когда он механически поднес сигарету к своему безгубому, безликому лицу, раздался смех. Серебристый робот снова стоял перед ним. Второй выбросил сигарету и беззвучно повернулся к партнерше. Неужели он опять проделает такой же трюк? Нет, вряд ли…
И вновь начался танец, причем танцоры выступали медленна и важно, как длинноногие птицы Востока, то и дело сходясь и расходясь.
Где-то в глубине Рендер чувствовал, что это забавно, однако ему не хотелось копаться в себе, выясняя, что же именно смешного в движениях танцующей пары. И он принялся разглядывать Кракена, притаившегося на дне стакана.
Джилл ущипнула его за бицепс, привлекая внимание к происходящему внизу.
Высвечивающие площадку прожекторы вновь принялись терзать спектр, и черный танцор стал медленно поднимать над головой серебристую партнершу, а затем, расставив ноги, прогнув спину и вытянув руки, начал вращать ее, поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее.
Скорость резко увеличивалась — и вот они уже вращались с немыслимой быстротой, и одновременно все быстрее мелькали цветные пятна.
Рендер встряхнул головой, в глазах рябило.
Танцоры вращались так быстро, что неминуемо должны были упасть — будь то роботы или люди. Однако они не падали. Очертания их тел слились в мандалу, в нечто расплывчатое, однородно-серое, Рендер даже отвел взгляд.
Но вот вращение стало замедляться. Медленнее, медленнее… Наконец они остановились. Музыка смолкла. Свет погас.
В темноте раздались аплодисменты.
Когда свет снова зажегся, оба робота стояли, застыв, как статуи, перед публикой. Медленно, очень-очень медленно они поклонились.
Аплодисменты стали громче.
Танцоры повернулись и скрылись.
И снова заиграла музыка, загорелся ровный яркий свет. Зазвучал слитный гул голосов.
Рендер прикончил Кракена.
— И что ты об этом думаешь? — спросила Джилл. Рендер напустил на себя серьезность.
— Человек ли я, которому снится, что он робот, или робот, которому снится, что он — человек? — Он усмехнулся. — Не знаю.
Джилл весело хлопнула его по плечу, и Рендер заметил, что она пьяна.
— Ничего подобного, — запротестовала она. — Разве что капельку. Меньше, чем ты.
— И все же, я думаю, тебе стоит показаться врачу. Такому, как я. Такой, как сейчас. Может, пойдем отсюда, покатаемся?
— Подожди, Чарли, подожди немного. Я хочу еще раз их увидеть. Ну пожалуйста!
— Если я еще выпью, вряд ли я что-нибудь увижу.
— Тогда закажи чашку кофе.
— Уф-ф!
— Тогда пива.
— Обойдусь без пива.
На площадке танцевало несколько пар, но у Рендера ноги словно налились свинцом. Он закурил.
— Значит, ты сегодня говорил с собакой?
— Да. Очень странная история…
— Она была хорошенькая?
— Это был кобель. И далеко не красавец.
— Глупый, я про хозяйку.
— Ты ведь знаешь, Джилл, я никогда не обсуждаю пациентов.
— Ты же сам рассказывал, что она слепая, и про собаку… Мне только интересно: она хорошенькая?
— Как сказать… и да, и нет. — Он шлепнул ее под столом и неопределенно пожал плечами: — Понимаешь…
— То же и еще раз то же, — сказала она официанту, неожиданно возникшему из темноты рядом с ними. Официант кивнул и так же мгновенно исчез.
— Вот чем заканчиваются всегда мои благие намерения, — вздохнул Рендер. — Похоже, тебе хочется, чтобы тебя обследовал подвыпивший врач, иначе я не могу объяснить.
— Ну, ты у нас быстро трезвеешь. Секреты Гиппократа.
Он фыркнул, взглянул на часы.
— Завтра еду в Коннектикут, забрать Пита из этой чертовой школы.
Джилл зевнула; тема явно ей надоела.
— Мне кажется, ты слишком за него переживаешь. Сломать лодыжку — обычная история для молодого парня. Это болезнь роста. Я сломала руку в детстве, когда мне было семь лет. Несчастный случай. Школа тут не виновата.
— Черта с два, — сказал Рендер, принимая стакан с темным напитком из рук темного человека с темным подносом. — Если им не справиться со своей работой, я найду того, кто справится.
Джилл пожала плечами.
— Тебе виднее. Я знаю только то, о чем пишут в газетах… А ты по-прежнему настаиваешь на Давосе, хотя знаешь, что публика в Сент-Морице гораздо приличнее.
— Не забывай: мы едем кататься на лыжах. А бегать на лыжах мне больше нравится в Давосе.
— Может, мне удастся выиграть хоть один забег сегодня?
Рендер пожал ее руку.
— Ты же всегда обгоняешь меня, милая.
Они допили свои коктейли, и докурили свои сигареты, и долго сидели, взявшись за руки, пока люди не ушли с танцевального круга и вновь не замелькали разноцветные пятна, закружились, окрашивая клубы табачного дыма то инфернально-красным, то нежно-розовым, как заря, цветом, и в оркестре не бухнул бас: «Вумп!». «Чга-чг!» — отозвались маракасы.
— Чарли, смотри, вот они опять!
Небо было как темное стекло. Дорожное покрытие — чистое. Снег перестал. Джилл дышала ровно, как дышат спящие. С-7 стремительно мчался через городские мосты. Когда Рендер сидел, не шевелясь, ему удавалось убедить себя, что сознание его работает трезво; однако стоило чуть наклонить голову — и Вселенная начинала кружиться. В такие моменты ему казалось, что все вокруг — сон, и это он изваял его.
И так оно и было, когда он перевел стрелку звездного циферблата назад, улыбнувшись во сне. Но вот он снова проснулся, и улыбка исчезла с лица. Вселенная мстила ему за самонадеянность. На одно ослепительное мгновение, с беспомощностью, которая была ему дороже помощи, она спросила с него сполна за озерный мираж; и когда он вновь устремился к разбитому остову на поверхности мира — как ныряльщик, не в силах открыть рот для крика, — то услышал донесшийся сверху, сквозь толщу покрывающих Землю вод, вой Фенрира Волка, разинувшего пасть, чтобы пожрать луну; и едва Рендер услышал этот звук, как понял, что тот похож на трубы Судного дня, как женщина рядом с ним похожа на луну. Во всем. Как ни взгляни. И ему стало страшно.