Миры Роджера Желязны. Том 2 - Желязны Роджер Джозеф. Страница 13

Глава 3

Он был собакой.

Но собакой необычной.

Он сидел — сам — за штурвалом автомобиля, едущего за город.

Крупный, по виду похожий на немецкую овчарку, он сидел на задних лапах на переднем сиденье, глядя на проезжающие мимо машины и на пейзаж за окном. Он ехал по полосе скоростного движения, обгоняя другие машины. День был холодный, снег лежал на полях; деревья были скованы ледяной броней, и птицы в небе и на земле казались черными пятнами.

Пес открыл пасть, и длинный язык лизнул оконное стекло, затуманившееся от собачьего дыхания. Морда у него была длиннее любой другой собачьей морды, кроме, пожалуй, ирландского волкодава, глаза темные, глубоко посаженные. Открыв пасть, он смеялся.

Он прибавил скорость. Наконец машина замедлила ход и, перестроившись на правую боковую полосу, свернула на проселочную дорогу. Еще несколько миль она ехала по проселку, затем опять свернула — на узкую аллею — и остановилась под деревом. Мотор заглох; дверца открылась.

Пес вышел из машины и с силой толкнул дверь плечом. Увидев, что свет внутри погас, повернулся и полем побежал к лесу. Осторожно переставляя лапы, он изучал собственные следы. Вбежав в лес, глубоко втянул в себя воздух. Потом встряхнулся — от кончика носа до хвоста и, залаяв странным, не похожим на собачий, лаем, побежал в глубь леса.

Пес бежал между деревьев и валунов, перепрыгивая через замерзшие лужи, небольшие промоины, взбегая по склонам холмов и сбегая вниз, в лощины, ломая ледяную коросту на траве, на радужно-разноцветных кустах, и дальше — по заледеневшему руслу ручья.

Потом он остановился, тяжело дыша. Принюхался. Открыл пасть и засмеялся — этому он научился у людей. Затем, глубоко вздохнув, поднял морду к небу и завыл — этому он научился не у людей. По правде сказать, он и сам не знал, у кого.

Вой прокатился по холмам и эхом отозвался вдалеке, как зычный звук охотничьего рога. В ответ донесся вой, похожий и не похожий на его собственный. Любой другой голос не мог быть похож на его, ведь он был не просто собакой. Он прислушался, понюхал воздух и снова завыл; и снова донесся ответный зов. На этот раз ближе…

Он подождал, принюхиваясь — что несут с собой порывы ветра.

Собака приближалась к нему по склону холма, сначала быстро, потом сменив рысцу на шаг. Остановившись футах в сорока, она внимательно уставилась на него. Потом опустила голову. Она была похожа на гончую — большая, вислоухая дворняга.

Еще раз потянув воздух, он издал горлом короткий, неопределенный звук. Собака оскалилась. Он двинулся навстречу незнакомцу, и тот не двигался, пока он не подошел футов на десять.

Тогда незнакомец повернулся и стал отступать. Он остановился. Собака, внимательно за ним наблюдая, принялась кружить вокруг него. Двигаясь с подветренной стороны, она постоянно принюхивалась.

Наконец, глядя на собаку, он издал глубокий горловой звук, странно похожий на «привет!».

Собака заворчала. Он шагнул ей навстречу.

— Хорошая собака, — сказал он наконец. Незнакомец склонил голову набок.

— Хорошая собака, — повторил он и сделал еще шаг вперед. Потом еще. Потом сел. — Оч-чень хор-ро-шая собака.

Хвост его едва заметно вильнул. Встав, он пошел к собаке, и та внимательно обнюхала его. Он ответил ей взаимной вежливостью.

Собака, помахивая хвостом, вновь принялась описывать круги и, запрокинув голову, дважды пролаяла. Она все расширяла круги, время от времени опуская морду к земле, и вдруг стремглав бросилась в лес, по-прежнему держа голову низко опущенной.

Он подошел к месту, где она только что стояла, и обнюхал его. Потом повернулся и побежал по следу между деревьями.

Через несколько секунд он поравнялся с собакой, и теперь они бежали бок о бок. Потом он вырвался вперед; след описал круг, начал петлять. И все же он был достаточно отчетлив.

Из-под куста выскочил затаившийся кролик. Он быстро догнал его и схватил своими мощными челюстями. Кролик забился, пока не хрустнули позвонки, потом еще раз дернулся и затих.

Держа в пасти тельце зверька, он оглянулся. Гончая спешила к нему, вся дрожа. Он бросил кролика перед ней. Гончая выжидательно взглянула на него. Он следил за ней. Она опустила морду и вонзила клыки в маленькую тушку. Кровь дымилась в холодном воздухе. Редкие снежинки, кружась, падали на коричневую морду собаки. Она жадно глотала кусок за куском…

Наконец он тоже опустил морду и откусил от добычи. Мясо было теплое, жесткое и пахло дичью. Глядя на него, собака отступила, глухо рыча. Он был не очень голоден, поэтому тут же бросил кролика и отошел. Собака вновь склонилась над тушкой.

После этого они несколько часов охотились вместе. И каждый раз он опережал гончую в поимке добычи и каждый раз оставлял добычу ей.

Всего им удалось поймать семь кроликов. Последних двух они не тронули. Собака села, внимательно на него глядя.

— Хорошая собака, — сказал он. Она завиляла хвостом.

— Плохая собака, — сказал он. Хвост замер.

— Очень плохая собака.

Она опустила голову, потом виновато взглянула на него. Он развернулся и пошел прочь. Собака последовала за ним, поджав хвост.

Остановившись, оглянулся. Собака еще больше поджала хвост и съежилась.

Тогда он пролаял пять раз и завыл. Собака приободрилась, хвост выпрямился. Она подошла к нему и снова его обнюхала.

Он издал звук, похожий на смех.

— Хорошая собака.

Хвост заходил из стороны в сторону. Он снова рассмеялся.

— И-ди-от. Ми-кро-це-фал, — сказал он. Хвост продолжал вилять. Он засмеялся.

— Хорошая собака, хорошая собака, хорошая собака, хорошая собака, хорошая собака.

Она стала бегать вокруг него маленькими кругами, потом опустила голову, прижав ее к земле между передними лапами, и взглянула на него.

Он оскалил клыки и заворчал. Потом прыгнул на нее и укусил в плечо.

Она отбежала, заскулив.

— Дурак! — прорычал он. — Дурак, дурак, дурак, дурак, дурак!

Ответа не было.

Он зарычал снова — так не рычит больше ни один зверь на свете.

Потом вернулся к машине, носом открыл дверцу и запрыгнул внутрь. Нагнувшись, он нажал на кнопку, и мотор завелся. Дверца медленно опустилась.

Лапой он набрал нужные координаты. Машина вырулила из-под дерева, выехала по узкой дороге на шоссе. Потом, доехав до хайвея, смешалась с потоком других машин.

А в это время где-то шел человек.

Утро было холодное, и он мог бы надеть пальто потеплее, но ему нравилось старое, с меховым воротником.

Засунув руки в карманы, он шел вдоль ограждения. По другую сторону, рыча, проносились машины.

Человек не замечал их.

Он мог быть в это время в тысяче других мест, и все же выбрал именно это. Он предпочел путь пешком в то холодное утро. Он предпочел не замечать ничего и просто шел.

Машины мчались мимо, а он шел, медленно, но верно двигаясь вперед. Навстречу ему не попался ни один пешеход.

Дул ветер, и он поднял воротник, но все равно было зябко. Он шел, и утро хлестало его по лицу и дергало за полы его одежды. День раскрывал перед ним свою бесконечную анфиладу, и он шел, никем не учтенный и не замеченный.

Канун Рождества.

…Противоположность Новому году.

Это время, когда семьи собираются вместе, и большие рождественские поленья трещат в каминах; время подарков, время особых кушаний и особых напитков. Это время больше принадлежит личности, чем обществу. Это время, чтобы обратиться к себе и к семье, оставив в стороне общественные проблемы; это время морозных узоров на окнах, ангелов в украшенных звездами одеяниях, пылающих каминов, пойманных жар-птиц, толстых Санта-Клаусов, надевающих две пары брюк (ведь малыши, которых они усаживают к себе на колени, могут и описаться в благоговейном трепете); это время, когда ярко горят окна соборов, время метелей, рождественских гимнов, колоколов, сценок с волхвами у яслей, поздравлений от тех, кто не с нами (даже если они живут поблизости), время радиопостановок по Диккенсу, время ветвей падуба, свечей и неувядающей зелени, сугробов, разряженных елок, сосен, Библии и Доброй Старой Англии, время, когда поют «Что за дитя?» и «Городок Вифлеем»; время рождения и надежды, света и тьмы; время сиюминутное и грядущее, чувство перед свершением, свершение до срока, время красного и зеленого, смена того, кто стоит на страже, время традиций, одиночества, симпатий, антипатий, сентиментальности, песен, веры, надежды, милосердия, любви, желаний, стремлений, страха, свершений, исполнения желаний, веры, надежды, смерти; время собирать каменья и время разбрасывать каменья, время объятий, находок, потерь, смеха, танцев, сна под утро, усталости, молчания, разговоров, смерти и вновь молчания. Это время разрушать и время строить, время сеять и время пожинать посеянное…