Фата-Моргана 9 (Фантастические рассказы и повести) - Эллиот Уильям. Страница 47

Вдалеке мягко заиграла музыка, сотканная из непрерывно переплетающихся тонов, похожая на звук фонтана.

Он повернулся, чтобы посмотреть на часы с квадратным циферблатом из золота и синей эмали. Было десять минут десятого — время подняться, надеть перевязь с мечом, созвать своих людей и идти в бой. Высланный возвращался, полный решимости взять город и предъявить права на престол, свое наследие. Нужно снова отбросить в море его черные корабли. Братья должны сражаться, один из них должен умереть, город должен быть спасен. Рикард встал, и грифон сразу подпрыгнул и замахал хвостом, предвкушая битву.

— Правильно, пойдем! — сказал ему Рикард, но голос его был сух. Он поднял и пристегнул меч в украшенных жемчугом ножнах, и грифон взвыл от восторга и потерся клювом о его руку. Рикард не откликнулся. Он чувствовал усталость и печаль, ему чего-то хотелось — чего? Послушать прервавшуюся мелодию, хоть раз поговорить со своим братом, прежде чем драться… он не знал. Наследник и защитник, он должен выполнять приказ. Он надел на голову серебряный шлем и повернулся, чтобы взять плащ, брошенный на спинку стула. Обшитые жемчугом ножны, висящие на поясе, ударились обо что-то сзади. Он обернулся и увидел ларец, лежащий на полу, открытый. Пока он стоял, глядя на него тем же холодным, отрешенным взглядом, на полу вокруг ларца собралось черное облачко; Он нагнулся и поднял ларец, и темнота разлетелась под его руками.

Грифон заскулил, попятившись.

Рикард стоял в сверкающей комнате без тени, высокий, светловолосый, в белой одежде и серебряном шлеме, и, держа в руках открытый ларец, глядел, как от него медленно растекается густой мрак. Теперь ниже уровня его рук со всех сторон сгустился сумрак. Рикард не двигался. Потом медленно поднял ларец над головой и перевернул его.

Темнота текла по его лицу. Он огляделся — отдаленная музыка умолкла, и все замерло в полном молчании. Свечи горели, пятнышки света вспыхивали на золоте, на стены и потолок ложились фиолетовые отблески. Но по углам таился мрак, темнота залегла под каждым стулом, и, когда Рикард повернул голову, по стене метнулась его тень. Потом он торопливо шагнул, выронив ларец, потому что заметил в черном углу красноватый блеск двух огромных глаз. Конечно, грифон. Он протянул руку и заговорил с ним. Грифон не шевельнулся, лишь издал странный металлический крик.

— Иди сюда! Ты испугался темноты? — сказал Рикард, и тут же страх охватил его самого. Он вытащил меч. Все было неподвижно. Он отступил на шаг к двери, и монстр прыгнул. Он увидел черные крылья, закрывшие потолок, стальной клюв; грифон обрушился на него всем телом, прежде чем он успел ударить. Он боролся, огромный клюв щелкал у его горла, когти рвали плечи и грудь, но он высвободил руку с мечом и нанес удар, отскочил и ударил снова. Второй удар наполовину рассек шею грифона. Он рухнул и корчился во мраке среди осколков стекла, потом затих.

Меч Рикарда со стуком упал на пол. Его руки стали липкими от собственной крови, и он почти ничего не видел — удары крыльев грифона задули или опрокинули все свечи, кроме одной. Он ощупью добрался до стула и сел. Через минуту, все еще задыхаясь, он склонил голову и закрыл лицо руками, как на вершине дюны после битвы.

Стояла мертвая тишина. Единственная свеча мигала в подсвечнике, слабо отражаясь в скоплениях топазов на дальней стене. Рикард поднял голову.

Грифон лежал неподвижно. Его кровь растеклась лужей, черной, как первая темнота из ларца. Его стальной клюв был приоткрыт, открытые глаза казались двумя красными камнями.

— Он мертв, — произнес мягкий голосок, и ведьмина кошка аккуратно прошла между осколков разбитого столика. — Раз и навсегда. Слушай, принц!

Кошка села, изящно обвив лапы хвостом. Рикард стоял неподвижно с ничего не выражающим лицом, пока его не заставил вздрогнуть тихий звон, прозвучавший где-то рядом. Затем в башне над головой раздался оглушительный удар колокола, отдавшийся в каменных плитах пола, в его ушах, в его крови. Часы били десять.

За дверью эхо дворцовых коридоров подхватило крики, стук, последние гулкие удары колокола, призывы, команды.

— Ты опоздаешь на битву, принц, — сказала кошка.

Среди крови и мрака Рикард наощупь нашел свой меч, сунул его в ножны, накинул плащ и пошел к двери.

— Сегодня будет полдень, — сказала кошка, — и придут сумерки, и опустится ночь. И когда настанет закат, один из вас вернется в город — ты или твой брат. Но только один из вас, принц.

Рикард остановился.

— А светит ли снаружи солнце?

— Да, теперь — светит.

— Что ж, тогда дело того стоит, — сказал юноша, открыл дверь и шагнул вперед, в суету и панику залитых солнцем залов, и у него за спиной легла его черная тень.

_{Перевод с англ. Е. Кофмана}

Джеймс Типтри-младший

РАЙСКОЕ МОЛОКО

Она прижалась к нему упругой маленькой грудью. Разгоряченная, обнаженная, она лежала на нем, широко раскинув ноги и обволакивая все его тело. Он корчился под ее тяжестью, а потом отполз к выгребной яме, и его стошнило.

— Тимор! Тимор!

Это было не его имя.

— Прошу прощения. — Рвотные спазмы опять сотрясли его тело. — Я же говорил тебе, Сеул.

Она, искренне удивленная, сидела там, где он ее бросил.

— Ты не хочешь меня? Но все на этой стоянке…

— Прошу прощения. Я тебя предупреждал. — Он начал натягивать свою серую фуфайку с длинными рукавами. Ткань на локтях была собрана буфами. — В этом нет ничего хорошего. И никогда не будет.

— Но ты же человек, Тимор. Как и я. Неужели ты не рад, что тебя спасли?

— Человек. — Он сплюнул. — Ни о чем другом ты и думать не можешь.

Она тяжело дышала. Он натягивал длинное серое трико, заложенное в складки на коленях и щиколотках.

— Что они с тобой сделали, Тимор? — Она сидела, раскачиваясь из стороны в сторону. — Как они любили тебя, если ты после этого ничего не можешь? — причитала она.

— Их надо видеть, Сеул, — упрямо произнес он, поправляя свои лацканы сизо-серого цвета.

— Они так вот и выглядели? Все серые и блестящие? Именно поэтому ты так одеваешься?

Он повернулся к ней, коренастый парень во всем сером, на застывшем лице горящие глаза.

— Я ношу все это, чтобы спрятать свое толстокожее человеческое тело, — заметил он, — чтобы меня не тошнило. По сравнению с ними я был — Кротт. Да и ты тоже.

— О-о-о…

Его лицо смягчилось.

— Если бы ты их только видела, Сеул. Высокие, словно столбы дыма. И они все время развлекаются, как — ты не можешь себе представить. Мы не… — Он замолчал, теребя свои серые перчатки, содрогнулся. — Они лучше всех детей человеческих вместе взятых, — с горечью сказал он.

Она ощупала себя, сузила глаза.

— Но они же мертвые, Тимор! Мертвые! Ты сам мне говорил.

Он замер, отвернувшись от нее, держа в руке серую тапку.

— Как они могут быть лучше людей? — настаивала она. — Все знают, что есть только люди и Кротты. Я вовсе не думаю, что этот твой Кротти — рай, я считаю…

Он рванул ручку замка с секретом.

— Тимор, подожди, Тимор!

Ее крик, а она выкрикивала чуждое ему имя, несся вслед за ним по ярко освещенным коридорам. Его ноги слепо несли его по сухой жесткой поверхности. Он старался дышать ровно, держа руку на замке — это помогало ему выбраться наружу.

Замедлив шаг, он обнаружил, что находится в одном из помещений стоянки, стоянки, которая по-прежнему была чужой для него, но. все они походили на госпиталь, на морг. Пустые саркофаги.

Пожилая женщина — Кротт — проехала мимо, глупо улыбаясь. За ней тянулся след красной перхоти, при виде которого в его желудке снова что-то шевельнулось. Местные Кротты приравнивались к слабоумным людям и принадлежали к высшей ступени развития. Карикатуры. Нелюди. Зачем вообще было пускать их на стоянки?