Черный трон - Желязны Роджер Джозеф. Страница 41

Мы продолжили свой путь, пока не подошли прямо к входной двери. Вскоре я уже стучал в нее. Нам с Петерсом пришлось достаточно долго колотить, прежде чем Монтрезор ответил. Когда он открыл, удивление, недовольство и чуть заметная тревога отразились друг за другом на его лице, а потом — все вместе.

Думаю, что общий вид нашей компании не внушал доверия.

— Мистер Монтрезор? — спросил я, надеясь, что он хоть немного понимает по-английски.

Он долго изучал меня взглядом, потом кивнул.

— Да. В чем дело? — спросил он.

— Это касается доставки контейнера с различными винами, — объяснил я.

Его взгляд скользнул оценивающе по большому ящику, его тревога и беспокойство улеглись. Он облизал губы.

— Я не понимаю, — сказал он. — Я это не заказывал. Вы продаете его? Это подарок? Вы посыльные?

— Нас, пожалуй, можно назвать посыльными, — сказал я ему. — Хотя в этом городе в такое время обычный посыльный вряд ли зайдет.

— Верно, — сказал он, кивая. — Тогда что же вы за посыльные?

— Мы — это все, что осталось от труппы артистов. Нас послали к принцу Просперо, но мы не успели войти в аббатство перед тем, как его двери будут опечатаны. Солдаты отказались впустить нас, они также отказались спросить принца, не хочет ли он нас впустить.

— И вот, — продолжал я, — теперь мы вынуждены продать этот контейнер с прекрасными винами за еду и кров, где мы могли бы остановиться. Все это изначально предназначалось Просперо, но люди, доставившие это, бросили все и сбежали из страха перед Красной Смертью.

— Конечно, — пробормотал он, шире открывая дверь и не отводя взгляда от ящика. — Не могли бы вы внести его?

При этих его словах мы все одновременно двинулись вперед. Широко раскрыв глаза, он поднял руку.

— Нет, — сказал он. — Обезьяна и птица должны остаться.

— Их нельзя оставить без присмотра, — сказал я.

— Тогда пусть леди составит он компанию, а вы внесете ящик, — предложил он. — К сожалению, не могу предложить вам помощь, так как мои слуги тоже сбежали.

— Но одно дело чрезвычайной важности вынуждает меня оставаться, — добавил он шепотом.

Неожиданно позади него показался Фортунато, все еще в шутовском колпаке и с бубенцами. Он отхлебнул вина из маленького стеклянного пузырька с отбитым горлышком, потом попытался остановить свой взгляд на нас.

— Куда ты пропал? — спросил он. — Я хотел открыть этот бочонок с Монтал… Монтил…

— Амонтильядо! — пронзительно крикнул Грин и Фортунато отшатнулся с выражением внезапного ужаса на лице.

— Дьявол! — крикнул он, продолжая пятиться назад.

— Нет, — ответил я Монтрезору, — мы не внесем его внутрь, если вы не впустите всех.

— Осел! Лючези просто осел! Тебе это известно, Монтрезор? — внезапно воскликнул Фортунато. — Невежда! Не может отличить шерри от уксуса…

Потом от разразился приступом подозрительного кашля.

— Ничего, — сказал он поспешно с более сильным акцентом, чем у Монтрезора. — Это не чума. От кашля не умирают.

— Нет, — сказал Монтрезор, в раздумье глядя на него, — думаю, тебе это не грозит.

Потом Монтрезор отвернулся от него, отошел в сторону от двери и сделал нам приглашающий жест.

— Входите. Все. В таком случае. Вот сюда. Мы должны отнести его вниз.

Мы вошли и он запер дверь. Петерс и я следовали за ним. Лиги, Эмерсон и Грин — за нами. Фортунато, пошатываясь, ковылял где-то сзади, попеременно то ругаясь, то мурлыкая себе под нос, то ворча по поводу тупости Лючези.

Монтрезор отвел нас вниз по каменной лестнице в свой большой погреб. Пропитанные смолой факелы и большие свечи горели в многочисленных нишах и на подставках. Все это создавало необычную и странную атмосферу в столь уединенной части дома.

Наконец мы спустились вниз и установили ящик, куда нам указал Монтрезор. Это был подземный коридор, который, казалось, уходил в лабиринты катакомб. Мне очень хотелось пройти немного вглубь, так как могло оказаться, что тоннель, который нам нужен, где-то рядом.

На покрытой селитрой стенах кое-где виднелись черепа и другие человеческие кости, и неверные тени, как темные пальцы, указывали на них. Паутины, как рыбацкие сети, висели тут и там, а звук зашебуршившихся где-то при нашем появлении тварей напомнил мне об испытании, через которое я прошел в Толедо и которое еще тревожило мое воображение.

Монтрезор перехватил мой взгляд и улыбнулся.

— Это место когда-то служило кладбищем аббатству, — сказал он, указывая рукой на останки. — Это было все до того, как отец принца Просперо изгнал монахов и взял все в свою собственность.

Мы перенесли гроб на место у стены и установили его, где положено.

— Значит существует связь с аббатством? — спросил я.

Он не ответил, но — к моему изумлению — отвернулся. Я боялся, что он сразу же попросит открыть гроб, чтобы попробовать его содержимое. Вместо этого он немного отошел от нас, и я мог заметить, что его вниманием завладел Фортунато. Фортунато уселся на каменный выступ и разглядывал стройную и высокую фигуру Лиги, завитки ее черных волос с неприкрыто похотливым выражением лица.

Монтрезор пробормотал что-то о напитке, вкус которого мог без труда оценить сын актрисы:

— Разврат, сэр, он притягивает и отталкивает; он пробуждает желание, но гасит воображение… вселяет в вас уверенность и пробуждает сомнение… и, увлекши вас за собой, покидает вас.

Я однако не стал аплодировать, когда он повернулся кругом, я продолжал смотреть на Лиги, которая совершенно игнорировала пьяные излияния чувств.

Наш хозяин приблизился ко мне, слегка коснулся моей руки и отвел чуть в сторону.

— Так вы, мой добрый друг, все еще хотите найти вход в аббатство? — спросил он.

Я поклонился. Не могло вызвать сомнения, что этот жест был более шутливым, нежели свидетельствующим о природной покорности характера.

— Это наше сокровенное желание, сэр, — ответил я.

— В таком случае, позвольте мне вам показать. Здесь, действительно, есть тоннель, — сказал он. — Он замурован со стороны аббатства, перегорожен стеной еще в бытность моего отца, или может деда. Теперешний принц ничего не знает об этом ходе.