Черный трон - Желязны Роджер Джозеф. Страница 43

И вот мы отправились по длинному потайному ходу через лабиринты ниш и подвалов, пока не уперлись в каменную стену. Мы очень долго прислушивались, прислоняясь к стене в разных местах, но ничего не было слышно. Сквозь щели между камнями, где глина раскрошилась и выпала, мы пытались увидеть свет внутренних помещений, но ничего не было видно.

Мы принялись долбить стену молотками и пробойником. Вековая пыль припудрила нашу одежду, кожу и волосы, попала в рот и в глаза; вскоре, однако, мы сделали достаточно большое отверстие, чтобы через него мог пролезть человек и оказаться на самом нижнем уровне владений Просперо.

С другой стороны мы с Петерсом и Эмерсон попали в чулан, заставленный огромными тюками и ящиками; у нас не было времени угадывать их содержимое. Быстро, при свете факела мы заделали стену, положив на место камни, которые вынули, и оставив инструмент внутри тоннеля. Конечно, у нас не было замазки, но в этом темном углу возможность проверки была почти исключена. Для маскировки мы все же передвинули один из огромных ящиков на то место, где оставались следы нашей работы.

— Что дальше, Эдди? — спросил Петерс.

— Я думаю, нам надо выйти наверх и постараться затеряться среди обслуги, — указал я на его пестрый костюм, взятый на прокат. — Мы — артисты. Ты одет соответствующим образом, я — нет.

— Ты смеешься? Знаешь какие-нибудь акробатические трюки?

Я покачал головой.

— Боюсь, что нет.

— Тогда ты можешь быть дрессировщиком. В паре с Эмерсон.

Обезьяна слезла с ящика и подошла к нему.

— Ты будешь выполнять все команды Эдди, когда мы поднимемся наверх. Понятно?

Эмерсон попрыгал и встал передо мной. Я вытянул правую руку.

— Здравствуй, — сказал я.

Обезьяна сделала шаг вперед, схватила мою руку и потрясла ее.

— Предполагаю, — сказал я, — что там наверху достаточно много таких, кто делает повседневную работу: слуг, поваров, проституток, солдат, артистов. Поскольку они находятся здесь недавно, они еще не могли хорошо узнать друг друга, поэтому пара новых лиц среди других артистов вряд ли кого насторожит. Я возьму Эмерсон и посмотрю, как нам удастся смешаться с остальными. А ты подождешь здесь около часа, потом поднимешься наверх и попробуешь сделать то же самое.

— Мне кажется, уже довольно поздно. Может быть там, наверху, их сейчас не так уж много.

— Просперо всегда был не прочь повеселиться. Он может кутить каждую ночь допоздна. Мы увидим. Осмотрись вокруг. Может найдешь подходящее место для ночлега.

— Хорошо, — кивнул он.

Мы поставили лестницу, я вскарабкался на нее, Эмерсон рядом. Перед нами было несколько коридоров. Я выбрал одни из центральных на уровне первого этажа. Он вывел меня как раз во двор, который походил не больше не меньше, как на цыганский бивуак. Он был освещен факелами и кострами, разделен натянутыми веревками на секции, которые были заполнены палатками и тентами. Сквозь эти импровизированные стены можно было услышать обрывки разговоров, звуки скрипок и гитар, люди танцевали, пили, ели, дети плакали, собаки бродили, в дальнем конце двое мужчин дрались. Двор со всех сторон был окружен зданиями, которые сообщались между собой. Самым мощным из них казалось то, что было на северной стороне. Оно было освещено лучше других и подойдя к нему в процессе своей прогулки, я понял, что большая часть шумов доносилась из него.

Никто не остановил меня и даже Эмерсон не был уникален в качестве ручного зверя. Тут было два дрессированных медведя и группа ученых собак.

Несколько кругов по двору, и любопытство, которое мы, возможно, вызвали, уступило место равнодушию. Я выяснил, что некоторые из слуг, артистов и различных служащих занимали помещение в северном крыле двора. Но при ближайшем осмотре эти комнаты оказались маленькими, сырыми, лишенными окон и вентиляции, как правило. Поэтому мне стало понятно, почему многие предпочитают оставаться на улице. Позднее я узнал, что это — бывшие монашеские кельи. По достоинству оценив их стойкость и силу духа, я нуждался в убежище, которое было бы в более тесном соседстве с основной жизненной артерией здесь.

Чуть позднее я встретил Петерса в пестром костюме, который слонялся, как и я. Он согласился с моими размышлениями по поводу нашего пристанища. Мы провели эту ночь в конюшне. Никто против этого не возражал и даже, казалось, никто не заметил дальнейший осмотр этого помещения привел нас в укромный уголок за стойлами, где можно было привязать Эмерсон таким образом, чтобы он в случае необходимости мог легко освободиться. Мы с Петерсом обосновались на небольших полатях, куда, похоже, складывали ненужную упряжь. Я уже привык к конюшням во время службы в кавалерии и мое пребывание здесь было своеобразным продолжением.

Мы с Петерсом ели суп с хлебом за общим столом для артистов. Эмерсон добывал себе продукты второго сорта и таким образом, похоже, удовлетворял свои потребности. Подозреваю, что это были фрукты и овощи, остававшиеся после пиршеств Просперо.

Дни шли. Мы провели большую часть недели изучая расположение и делая карту этого места. Что касается знати и их свиты, богатых купцов и их сопровождения, мы видели их нечасто и издалека, но Ван Кемпелена среди них не было. Не было видно и Энни. И в то время, как я считал, что знаю Грисуолда по моему ночному кошмару с ямой, то мимо Темплтона и Гудфелло я мог пройти, даже не узнав их. А январь уже перешел в февраль. Я боялся что-либо предпринимать, пока мы как следует не ознакомились с обстановкой. Но этот момент уже приближался и я уже задумывался над ходом наших действий.

События однако предупредили какие бы то ни было шаги с моей стороны. Как-то раз мы с Петерсом возвращались в конюшню после завтрака, собираясь порепетировать номер, который мы придумали: немного мимики со стороны Петерса, Эмерсон был акробатом, а я шутом. Мы надеялись этим добиться доступа в часть аббатства, до сих пор закрытую от нас. Когда мы подошли поближе, то услышали жалобные крики и поспешили узнать, в чем дело.

Их источник, очевидно, находился в центре довольно большой толпы непосредственно перед конюшней. Когда мы протиснулись вперед, крики продолжались, но я не мог понять, что там происходит.