Этот бессмертный (сборник) - Желязны Роджер Джозеф. Страница 60

На мгновение у меня появилось желание найти энерговвод и выдать Грин Грину такую электрическую бурю, какой он в жизни не видал. Но эту мысль я сразу оставил: не желал вести бой на расстоянии, хотел встретиться с ним лицом к лицу и сказать все, что я о нем думаю, хотел, чтобы он меня видел и ответил мне, отчего он уродился таким чертовым болваном, отчего он меня ненавидит только за то, что я принадлежу к расе гомо сапиенс, и зачем прилагает неимоверные усилия, лишь бы нанести мне удар и боль.

Он не мог не знать, что я уже прибыл и где нахожусь, иначе блуждающий огонь не вывел бы меня к Данго.

Я закрыл глаза, наклонил голову и вызвал Силу. Я попытался вызвать в сознании его картину — как он там, неподалеку от Острова Смерти, следит за поднимающимся конусом своего вулкана, смотрит, как летит черными листьями пепел, как кипит лава, как змеи сернистого дыма ползут в небеса, и силой всей своей ненависти я послал злорадному пейанцу сообщение:

«Терпение, Грин Грин, терпение, Грингрин-тари. Терпение.

Всего через несколько дней мы встретимся на короткое время. Очень короткое время».

Ответа не было, но я и не ожидал его.

Утром идти стало труднее. Сквозь туман начал падать черный пепел, время от времени земля вздрагивала и животные убегали из этих мест в противоположном моему движению направлении. Меня они полностью игнорировали, да и я старался не замечать их.

Весь северный горизонт пылал огнем. Если бы на любой из моих планет я не обладал абсолютным чувством направления, то мог бы подумать, что двигаюсь прямо на восход. Я был жестоко разочарован.

И это пейанец, почти что Имяносящий, представитель самой утонченной в искусстве расы, которой в искусстве мести вообще не было равных. Пейанец строит из себя клоуна перед презренным землянином. Ну ладно, он меня ненавидел и хотел со мной покончить. Но это не повод делать глупости и забывать прекрасные древние традиции своего народа. Ведь вулкан всего лишь детская демонстрация силы, которую я, ясное дело, и так предполагал встретить. Мне было стыдно за Грин Грина, за такую безвкусицу, совершаемую на моей планете. Даже я, за свой краткий период ученичества, узнал достаточно об изящном искусстве вендетты, чтобы понимать, какую он совершает нелепость. Теперь я, кажется, начал понимать, отчего он не прошел последнего испытания.

Я пожевал на ходу немного шоколада, решив не делать остановки на обед до вечера. Я хотел пройти в этот день как можно больше, чтобы утром мне оставалось лишь несколько часов пути. Я выбрал средний равномерный темп, и свет впереди становился все ярче и ярче, пепел падал все гуще, земля вздрагивала почти каждый час довольно ощутимо.

Примерно в полдень на меня напал бородавчатый медведь. Я попытался взять его под контроль, но не смог. Пришлось убить. Туман к этому времени почти развеялся, но беспрерывно сыпавшийся пепел более чем компенсировал эту потерю. Кашляя, я пробирался сквозь сумерки посреди дня. Из-за изменения в характере местности я продвигался медленнее, чем предполагал, и поэтому добавил к пути еще один день.

Но ко времени, когда я расположился на ночлег, мне удалось покрыть приличное расстояние, и я теперь знал, что достигну Ахерона к полудню следующего дня.

Я отыскал сухое место на склоне холма. Его покрывали наполовину ушедшие в землю валуны, торчавшие под разнообразными углами. Я привел в порядок все свои принадлежности, растянул пленку, развел костер и немного перекусил. Затем я закурил одну из моих последних сигар, дабы вновь внести лепту в загрязнение воздуха планеты, и забрался в спальный мешок.

Мне приснился сон. Что именно снилось, вспомнить не могу, помню только, что сперва это был приятный сон, который постепенно превратился в кошмар. Помню, что я начал мечтать во сне, но вдруг понял, что это уже не сон и что я уже проснулся. Но глаз я не открыл и продолжал шевелиться, как будто во сне. Моя ладонь коснулась пистолета. Я лежал и прислушивался, стараясь определить источник опасности. Я напряг «глаза и уши» внутри своего сознания.

В воздухе я ощущал запах дыма и пепла, ощущал пронизывающую холодную влажность земли, на которой лежал. И чувствовал, что рядом находится кто-то или что-то еще. Вслушавшись, я уловил тихий стук потревоженного камня, где-то справа от меня. И снова повисла тишина.

Я коснулся пальцем изгиба дужки спуска и повернул ствол в направлении звука.

И вот, нежно-нежно, словно птичка колибри, которая опускается на медоносный цветок, в голову мою, в это мое сумрачное жилище, проникло какое-то щупальце.

«СПИШЬ. СПИШЬ, — казалось шептал кто-то, — и пока просыпаться не будешь. Не будешь, пока не разрешу. Ты спишь и слышишь меня. Так и должно быть. Нет причин просыпаться. Спи крепко, глубоко, как я тебе велю. Это очень важно, чтобы ты…» Минуту спустя, если следовать чьей-то логике, когда я наверняка был погружен в сон, в том же месте, где и раньше, снова послышался шум.

Тогда я приоткрыл глаза и внимательно всмотрелся в очертания теней.

За одним из валунов, примерно в тридцати футах от меня, появился силуэт, которого не было в момент моего отхода ко сну. Я наблюдал за ним, пока не заметил некоего шевеления. Я щелкнул предохранителем, очень тщательно прицелился и потянул спуск, прочертив линию по грунту примерно в пяти футах от силуэта. В его сторону полетели вверх куски гравия, грязи и песка.

«ПОПРОБУЙ ТОЛЬКО ВЗДОХНУТЬ, И Я РАССЕКУ ТЕБЯ ПОПОЛАМ!» — пригрозил я ему.

Затем я встал, не спуская силуэт с прицела Когда я заговорил, то заговорил по-пейански, потому что в свете луча успел заметить, что за валуном притаился пейанец.

— Грин Грин, — усмехнулся я. — Такого увальня я среди пейанцев еще не встречал.

— Да, я совершил несколько ошибок, — признался он, не выходя из тени.

Я тихо рассмеялся.

— Мягко сказано.

— Но у меня были извиняющие обстоятельства.

— Оправдания… Ты даже не выучил как следует закон скалы. Рано ты поднял на меня руку. Скала кажется неподвижной, но незаметно движется, — я покачал головой. — Бедные твои предки, как могут они покоиться в мире после такого халтурного отмщения, а?

— Я опасаюсь, что приближается мой конец.

— А почему бы и нет! Не станешь же ты отрицать, что выманил меня сюда единственно с целью добиться моей гибели?

— Почему я должен отрицать очевидное?

— Тогда почему бы мне не довести дело до логического конца?

— Но подумай, Фрэнсис Сандау, будет ли это логично. Ведь я мог дождаться твоего появления там, где находился бы в более выгодном положении?

— Вероятно, я потряс твои чувства вчера вечером.

— Не такой уж я нервный. Нет, я пришел сюда, чтобы получить над тобой контроль.

— И проиграл!

— … и проиграл.

— В чем же дело?

— Мне нужен ты.

— Для чего?

— Мы должны как можно быстрее улететь отсюда, ведь в твоем распоряжении имеется средство передвижения.

— Естественно, но чего ты испугался?

— За всю жизнь, Фрэнсис Сандау, ты приобрел несколько друзей и множество врагов.

— Называй меня просто Френк. У меня такое чувство, словно мы давно знакомы, мертвец.

— Тебе не следовало вчера посылать сообщение о своем прибытии, Френк. Теперь о твоем присутствии знают. И если ты не поможешь мне бежать, то встретишься с еще более суровым мстителем, чем я.

Ветер переменил направление, и до меня донесся сладковатый, отдающий плесенью запах — так пахнет кровь пейанцев. Я щелкнул кнопкой фонарика и направил луч на Грин Грина.

— Ты ранен?

— Да.

Я опустил фонарик, отступил к рюкзаку и раскрыл его левой рукой. Отыскав пакет первой помощи, я перебросил его пейанцу.

— Сделай перевязку, — произнес я, снова поднимая фонарик. — Они дурно пахнут, твои раны.

Он развернул бинт и повязал его поверх глубокой раны на плече и предплечье. На несколько ран помельче — на груди — он не стал обращать внимания.

— Похоже, тебе пришлось драться.

— Пришлось.

— И как дела противника?