Этот бессмертный (сборник) - Желязны Роджер Джозеф. Страница 97

— Как ты думаешь, черная тень лошади, — спрашивает священник, — сможет твой брат помочь нам выбраться отсюда в нужный момент?

— Да, — отвечает тень, которая движется рядом с ним. — Хотя если не сможет, то мне все равно. Я способен уйти куда и как захочу, в любое удобное для меня время.

— Да, но я этого не могу.

— Вот ты и волнуйся, толстячок. А мне-то что! Ты вызвался сопровождать меня. Мне это было не нужно.

— Тогда в руки Того, Что Может быть больше, чем жизнь и смерть, я отдаю себя, если такой поступок может сохранить мне жизнь. Если же нет, то я не отдаю себя в руки того, что может быть больше, чем жизнь и смерть. Если же то, что я говорю, не будет принято, Тем, что может меня слышать, а может и не слышать, тогда я забираю свои слова назад и прошу прощения, если это прощение для меня необходимо. Если нет, то я не прошу прощения…

— Аминь! И заткнись, пожалуйста! — негодует Тайфун. — Я слышал нечто похожее на рев слева от нас.

Скользя невидимкой вдоль темной стены, Тайфун огибает поворот и идет дальше. Мадрак смотрит сквозь инфракрасные очки и посылает луч, как благословение, на все, на что смотрит.

— Эти пещеры глубоки и просторны, — шепчет он.

Нет ответа.

Внезапно он доходит до двери, которая может оказаться наружной дверью.

Открывая ее, он видит минотавра.

Он поднимает свой посох, но минотавр исчезает в мгновение ока.

— Куда?.. — спрашивает он.

— Прячется, — отвечает Тайфун, внезапно оказавшийся рядом, — среди множества извилин и поворотов своего лежбища.

— Но почему?

— Мне кажется, что за такими, как он, охотятся создания, похожие на тебя, и ради мяса и ради охотничьих трофеев. Поэтому он боится прямого нападения и отступает — ведь люди используют дубинки для скота. Давай войдем в лабиринт и будем надеяться, что больше мы его не встретим. Вход, который мы ищем, чтобы проникнуть в нижние помещения, находится где-то в этом лабиринте.

Примерно полдня блуждали они, безуспешно пытаясь найти Не Ту Дверь. Три двери находят они, но за каждой лежат лишь белые кости.

— Интересно, а как у других дела? — спрашивает священник-воин.

— Лучше или хуже, а может быть, так же, — отвечает другой и смеется.

Мадрак не смеется.

Наткнувшись на гору костей, Мадрак едва успевает заметить кинувшегося на него зверя. Он поднимает посох, и начинается битва.

Он ударяет его меж рогов и сбоку. Он бьет его, колет, отметает в сторону. Он борется с ним голыми руками.

Причиняя друг другу боль, они продолжают сражаться, пока наконец Мадрак не поднимается высоко в воздух и его не швыряют через всю комнату, где он падает левым плечом на груду костей. Когда он пытается подняться на ноги, он как бы погружается в заполняющий все пространство рев. Опустив голову, минотавр кидается на него. Мадрак находит опору для ног и начинает вставать.

Но тень черной лошади падает на создание, и оно исчезает полностью и навсегда.

Тогда он наклоняет голову и начинает читать Молитву Вероятной Смерти.

— Правильно, — фыркает его товарищ, когда Мадрак доходит до последнего «Аминь». — А теперь, толстячок, мне кажется, что мы с тобой нашли Не Ту Дверь. Я могу войти, не открывая ее, но ты этого не сделаешь. Что скажешь?

— Подожди минутку, — говорит Мадрак, вставая. — Немного допинга, и я буду совсем как прежде, новый и сильный. Тогда мы войдем вместе.

— Хорошо. Я подожду.

Мадрак делает себе укол, и через несколько минут становится похожим на бога.

— А теперь покажи мне дверь, и давай войдем.

— Сюда.

И вот перед ними дверь, большая, настораживающая и бесцветная в лучах инфракрасного цвета.

— Открывай, — говорит Тайфун, и Мадрак повинуется.

В бликах огня Он играет, теребя перчатку. Рост и размер у него примерно как у двух с половиной слонов, и он играет с игрушечной перчаткой, лежа на груде костей. Одна из голов принюхивается к воздуху, когда внезапный сквозняк появляется из-за Не Той Двери, две головы начинают рычать, а третья роняет перчатку.

— Ты понимаешь мой голос? — спрашивает Тайфун, но ответного разума не светится за шестью красными глазами монстра. Его хвосты начинают нервно подергиваться, чешуйчатые и непроницаемые, сверкая в свете огня.

— Приятный песик, — комментирует Мадрак, а тот открывает пасти, бьет хвостами и кидается на вошедших.

— Убей его! — кричит Мадрак.

— Это невозможно, — отвечает Тайфун. — По крайней мере, в настоящее время.

Пара подошв на алтаре

Наконец-то добравшись до мира Интерлюдии, входя через внезапно появившуюся зеленую дверь, которую поэт открывает прямо в темноте ночи, Оаким и Брамин оказываются в безумном мире многих дождей и религий. Налегке стоят они на влажном торфе рядом с городом, окруженным черными стенами.

— Мы войдем сейчас, — говорит поэт, перебирая свою небесно-зеленую бороду. — Мы войдем через эту небольшую дверь слева-, которую я заставлю для нас открыться. Затем мы загипнотизируем или укротим часовых, которые там могут присутствовать, и пройдем в самое сердце города, где находится храм.

— Чтобы украсть башмаки для Принца, — говорит Оаким.

— Это довольно странное поручение для такого, как я. И если бы только он не обещал назвать мне мое имя — мое настоящее имя, перед тем как я убью его, я не согласился бы сделать это для него.

— Я понимаю, Лорд Рэндалл, сын мой, — говорит Брамин, — но ответь мне, что ты собираешься делать с Гором, который тоже убьет его и который выполняет сейчас другое его поручение только для того, чтобы ему представилась эта же возможность?

— Убью сначала Гора, если понадобится.

— Вся эта ситуация просто восхищает меня, поэтому, я надеюсь, ты позволишь задать один вопрос: какая разница, убьешь его ты или Гор? В любом случае он будет одинаково мертв.

Оаким задумывается, потому что эта мысль впервые пришла ему в голову.

— Это моя миссия, а не его, — говорит он в конце концов.

— И тем не менее он умрет и в том и в другом случае, — повторяет Брамин.

— Но не от моей руки.

— Верно, но я не вижу здесь никакой разницы.

— Честно говоря, и я тоже. Но это мне поручили убить его.

— Возможно, и Гору тоже.

— Но не мой господин.

— Но почему у тебя должен быть господин, Оаким? Почему ты не принадлежишь сам себе?

Оаким трет лоб.

— Я… не… знаю… Но я должен выполнить то, что мне велено.

— Понятно, — отвечает Брамин, — и крохотная зеленая искорка падает с кончика трости поэта на шею Оакима сзади.

Он шлепает себя по шее и чешет ее.

— Что это?

— Местное насекомое, — говорит поэт. — Давай продолжим наш путь к двери.

Дверь открывается перед ними, когда он стучит по ней тростью, а часовые засыпают от короткой вспышки зеленого пламени. Оаким и Брамин идут вперед к центру города.

Найти храм очень легко, войти в него — совсем другое дело.

Здесь, перед самым входом, стоят часовые, опьяненные наркотиками.

Оаким и Брамин смело подходят и требуют, чтобы их впустили.

Восемьдесят восемь копий наружной охраны нацелены на них.

— Публичного восхищения не будет до дождя перед заходом солнца, — сообщают им.

— Мы подождем.

И они ждут.

Когда на закате начинается дождь, они присоединяются к процессии мокрых молящихся и входят в храм.

Пытаясь пройти дальше, они тут же натыкаются на триста пятьдесят двух стражников с копьями, опьяненных наркотиками, которые охраняют вход во внутренний храм.

— У вас есть жетоны поклонников внутреннего храма? — спрашивают их.

— Конечно, — говорит Брамин, поднимая трость.

В глазах стражников они, видимо, являются обладателями таких жетонов, потому что им разрешают войти.

Затем, подходя к самому Святая Святых, они задерживаются офицером во главе пятисот десяти стражников с копьями, опьяненных наркотиками.

— Кастрированы или не кастрированы? — вопрошает он.