Дураки умирают - Пьюзо Марио. Страница 55

Валери иной раз тоже изумляла меня. С годами она становилась все более набожной и консервативной. Богемная девушка из Гринвич-Виллидж, которая хотела стать писательницей, исчезла бесследно. В жилищном комплексе держать в квартирах домашних животных запрещалось, и Вэлли не говорила мне, что любит зверушек. Теперь у нас появился дом, и она купила щенка и котенка. Меня это не радовало, хотя я с удовольствием смотрел, как мои сын и дочь играют с ними на лужайке. По правде говоря, я никогда не любил домашних кошек и собак: очень они напоминали мне сирот.

Я был слишком счастлив с Валери. Я понятия не имел, как редко такое случается и как надо ценить такой подарок судьбы. Она была идеальной писательской женой. Когда дети падали и им требовалось промыть и завязать ссадину или ранку, она не впадала в панику, не звала меня. Она брала на себя всю домашнюю работу, которую полагалось делать мужчине. Ее родители жили в тридцати минутах езды, и по вечерам и на уик-энды она часто усаживала детей в автомобиль и уезжала, не спрашивая меня, хочу ли я составить им компанию. Она знала, что мне такие визиты — кость в горле, а оставшись один, я смогу поработать над книгой.

По какой-то причине ей часто снились кошмары — возможно, сказывалось католическое воспитание. По ночам мне приходилось будить ее, потому что во сне она жалобно вскрикивала и плакала. Как-то раз она так ужасно перепугалась, что я обнял ее, прижал к себе, спросил, что случилось, что ей такого приснилось. Она прошептала: «Никогда не говори мне, что я умираю».

Тут уж перепугался я. Представил себе, что она ходила к врачу и он вынес ей приговор. Наутро, когда я спросил ее, она ничего не вспомнила. А когда полюбопытствовал, не была ли она в последнее время у врача, Валери рассмеялась: «Это все мое религиозное воспитание. Я боюсь попасть в ад».

Два года я работал для журналов, наблюдал, как растут дети, радовался семейной жизни. Валери часто ездила к отцу и матери, я много времени проводил в кабинете, так что встречались мы обычно в постели. Каждый месяц я сдавал в журналы не меньше трех материалов, не прекращая работы над романом, благодаря которому надеялся стать богатым и знаменитым. Но роман о похищении и убийстве ребенка был моим хобби, тогда как журналы нас кормили и одевали. Я полагал, что на завершение романа уйдет еще года три, но меня это особо не волновало. Растущую гору листов я перечитывал, когда мне становилось одиноко. В остальное время наблюдал, как растут дети, как Валери становится все счастливее и все реже думает о смерти. Но все хорошее когда-то заканчивается. Думаю, заканчивается потому, что мы сами этого хотим. Если у нас все хорошо, мы начинаем искать приключений на свою голову.

Я прожил в собственном доме два года, каждый день работал по десять часов, раз в месяц ходил в кино, читал все, что попадало под руку. А потом позвонил Эдди Лансер и предложил пообедать с ним в городе. Впервые за два года мне предстояло увидеть ночной Нью-Йорк. Днем мне случалось бывать в городе, я встречался с редакторами, обсуждал готовые материалы или новые задания, но всегда возвращался домой к обеду. Валери готовила потрясающе, и я с удовольствием проводил вечер с детьми, а перед сном немного работал в кабинете.

Но Эдди Лансер только что вернулся из Голливуда и заманил меня обещаниями интереснейших историй и вкуснейшей еды. Как обычно, он спросил о моем романе. Он всегда относился ко мне так, словно знал, что я стану великим писателем, и мне это нравилось. В нем я чувствовал искреннюю доброту. И он мог быть очень забавным. Чем-то он напоминал мне юную Валери тех лет, когда я познакомился с ней в Гринвич-Виллидж и она писала рассказы в Новой школе. Вот я и сказал, что завтра должен встретиться с редактором, а потом готов с ним пообедать.

Он привел меня в «Жемчужину», китайский ресторан, о котором я и слыхом не слыхивал, хотя он пользовался бешеным успехом у творческого люда. Впервые я пробовал китайскую кухню, и Эдди изумленно вытаращился на меня, когда я сказал ему об этом. Он заставил меня перепробовать все, попутно показывая знаменитостей, даже разломил для меня печенье с сюрпризом [10] и прочитал спрятанное в нем послание. Он же не позволил мне съесть печенье: «Нет-нет. Так не принято. В одном этом вечер точно пойдет тебе на пользу: ты узнал, что нельзя есть печенье с сюрпризом в китайском ресторане».

В общем, наш обед я расценил как забавный эпизод между двумя приятелями, но несколько месяцев спустя я прочитал в «Эсквайре» [11] его рассказ, в котором он очень трогательно описал всю эту ситуацию. Рассказ позволил мне лучше узнать его, увидеть, что тонким юмором он как ширмой прикрывается от одиночества и отчужденности, от окружающего мира и людей. Я понял, какими глазами он смотрит на меня. Он видел перед собой человека, который полностью контролировал свою жизнь и знал, куда и зачем он идет. Вот это меня чертовски удивило.

Но он ошибся в том, что польза от проведенного с ним вечера ограничится приобретением навыков обращения с печеньем с сюрпризом. Потому что после обеда уговорил меня отправиться на какую-то литературную вечеринку, где я вновь встретился с великим Озано.

Эдди заставил меня заказать шоколадное мороженое. Он сказал, что это единственное, что можно совмещать с китайской кухней.

— Запомни, — торжественно изрек он. — Никогда не ешь печенье с сюрпризом и всегда заказывай шоколадное мороженое. — А потом предложил поехать на вечеринку. Я особого желания не проявил. Дорога на Лонг-Айленд занимала полтора часа, а перед сном мне хотелось немного поработать.

— Поедем, — настаивал Эдди. — Нельзя же быть таким отшельником. Устрой себе вечер отдыха. Там будут отличная выпивка, отличные собеседники, даже симпатичные телки. И ты сможешь завязать нужные знакомства. Критику будет труднее смешивать тебя с грязью, если он пил с тобой виски. И издатель, возможно, внимательнее отнесется к твоей рукописи, если познакомится с тобой на вечеринке и поймет, какой ты хороший парень.

Эдди знал, что издателя для нового романа у меня нет. Тот, что издал мою первую книгу, не желал меня видеть, потому что ему удалось продать только две тысячи экземпляров, а до карманного издания дело так и не дошло.

Короче, я поехал с Эдди на вечеринку и встретился с Озано. Он не подал вида, что помнит то интервью. Я не стал напоминать ему об этом. Но неделю спустя я получил от него письмо. Озано интересовался, нет ли у меня желания подъехать к нему и поговорить о работе, которую он мог бы мне предложить.

Глава 23

Я согласился на предложение Озано по многим причинам. Работа предлагалась интересная и престижная. Поскольку главным редактором самого влиятельного в стране книжного обозрения Озано назначили несколько лет тому назад, у него возникло немало проблем со своими подчиненными, так что мне предстояло занять место его первого заместителя. Платили отменно, опять же работа не мешала мне писать роман. И потом, дома я был слишком счастлив. Я превращался в буржуа-отшельника. Счастье шло рука об руку со скукой. Мне стало недоставать острых ощущений. В голове бродили воспоминания о побеге в Вегас, о том, как я мучился там от одиночества и отчаяния. Безумие, конечно, с восторгом вспоминать едва ли не самые тяжелые дни в своей жизни и презирать счастье, поднесенное на тарелочке.

Но основной причиной, повлиявшей на мое решение, стал сам Озано. Конечно же, он был знаменитейшим писателем Америки. Его хвалили за удачные романы, его превозносили за стычки с законом и революционные взгляды на общественную жизнь. Да еще бесконечные амурные похождения, о которых только и писали газеты. Он боролся со всеми и против всех. И при этом на вечеринке, куда привел меня Эдди Лансер, на него смотрели с обожанием и слушали, затаив дыхание. А ведь там собрался цвет литературного общества, люди, которые сами умели привлечь к себе внимание.