Дураки умирают - Пьюзо Марио. Страница 98

* * *

На следующий день ко мне заглянул Доран, чтобы сказать, что переговоры насчет нового сценария займут какое-то время. Новый режиссер, Саймон Беллфорд, требует большего процента.

— Ты не хочешь уступить ему часть своей доли? — осторожно спросил Доран.

— Я вообще не хочу работать над этим фильмом, — резко ответил я. — Этот Саймон — пустышка, а его дружок Рикетти — мелкий жулик. Келлино — говнюк, но он хоть великий актер. А уж этот гребаный Уэгон стоит их всех, вместе взятых. Освободи меня от этого фильма.

— Твой процент от прибыли зависит от упоминания твоей фамилии в титрах, — мягко напомнил Доран. — Это записано в контракте. Если эти парни будут писать сценарий без тебя, твою фамилию из титров уберут. Тебе придется обращаться в арбитраж при Гильдии сценаристов. Студия заявит, что доля твоего творческого участия равна нулю, а потому тебе ничего не положено. Тебе придется доказывать, что ты не верблюд.

— Пусть попробуют, — усмехнулся я. — Они не смогут так сильно изменить сценарий.

— У меня есть идея. — Доран попытался зайти с другой стороны. — Эдди Лансер — твой хороший приятель. Я попрошу включить его в команду сценаристов. Он большой дипломат и сможет стать буфером между тобой и остальными. Что скажешь? Доверься мне хоть в этом.

— Хорошо. — Мой голос переполняло безразличие. Вся эта история порядком мне надоела.

— А чего ты так на них злишься? — спросил Доран, прежде чем уйти.

— Потому что им всем насрать на Маломара, — ответил я. — Потому что его смерть только порадовала их.

Я, конечно, покривил душой. Ненавидел я их потому, что они указывали мне, как и что надо писать.

* * *

Я вернулся в Нью-Йорк аккурат к показу по телевидению церемонии вручения «Оскаров». Мы с Валери смотрели эту церемонию каждый год. А нынешняя вызывала у меня особый интерес, потому что среди номинантов был короткий, получасовой фильм, который делала Джанель с несколькими своими подругами.

Моя жена принесла кофе и булочки, и мы удобно устроились перед телевизором.

— Ты думаешь, что когда-нибудь и ты получишь «Оскара»? — с улыбкой спросила она.

— Нет, — ответил я. — Мой фильм на «Оскара» не потянет.

Как обычно, прежде всего на церемонии разобрались с мелкой рыбешкой, чтобы расчистить дорогу для тяжеловесов. Творение Джанель получило приз по категории «Лучший короткометражный фильм», и весь экран заняло ее лицо. Светящееся от счастья. У нее хватило ума не затягивать благодарственную речь, которая не оставляла для меня сомнений в том, что ее терзает чувство вины. Она ограничилась лишь одной фразой: «Я хочу поблагодарить всех женщин, которые работали вместе со мной над этим фильмом, а особенно Элис Дисантис».

И мне сразу вспомнился день, когда я понял, что Элис любит Джанель больше, чем я.

* * *

Джанель на месяц сняла дом в Малибу, поэтому на уик-энды я покидал свой отель и проводил субботу и воскресенье в ее доме. В пятницу вечером мы гуляли по пляжу, потом сидели на крыльце под большущей луной — другой в Малибу не бывает — и наблюдали за маленькими пташками. Джанель называла их песочниками. Они крутились у самой кромки воды, буквально выпрыгивая из-под набегавших волн.

Закончили мы день страстными объятиями в спальне, из окон которой открывался прекрасный вид на Тихий океан. В субботу приехала Элис. Мы вместе позавтракали. А затем Элис достала из сумочки прямоугольный отрезок пленки и протянула Джанель. В дюйм шириной и в два длиной.

— Что это? — спросила Джанель.

— Титры с фамилией режиссера, — ответила Элис. — Я их вырезала.

— Почему?

— Потому что подумала, что тебе это будет приятно.

Я наблюдал за ними. Фильм я видел. Мне он понравился. Очень милая вещичка, сработанная Джанель, Элис и еще тремя женщинами. Феминистская акция. Джанель значилась в титрах звездой. Элис — режиссером. Еще две женщины — оператором и художником.

— В титрах должен быть режиссер, — резонно заметила Джанель. — Не может быть фильма без режиссера.

Тут я и внес свою лепту, подлив масла в огонь:

— Я думал, фильм ставила Элис.

Джанель зло глянула на меня:

— Она выполняла обязанности режиссера. Но множество режиссерских находок — мои, и я считала, что меня следует упомянуть в титрах.

— Господи, ты же звезда, — напомнил я. — Элис должна быть в титрах, потому что режиссером считалась она.

— Конечно, должна! — воскликнула Джанель. — Я ей это говорила. И не просила вырезать титры с ее фамилией из негатива. Она сделала это по собственной инициативе.

Я повернулся к Элис:

— И что ты думаешь по этому поводу?

На лице Элис не дрогнул ни один мускул.

— Джанель принимала в режиссуре самое активное участие. А упоминание в титрах для меня не такое уж большое дело. Пусть режиссером значится Джанель. Мне все равно.

Я видел, что Джанель разъярена. Ей определенно не нравился угол, в который ее загнали, но я чувствовал, что она не собиралась соглашаться с тем, чтобы все лавры режиссера достались Элис.

— Черт бы тебя побрал! — вырвалось у Джанель. — Не смей так на меня смотреть! Я достала деньги на этот фильм, я собрала творческую группу, мы все помогали писать сценарий. Без меня фильма просто бы не было.

— Понятно, — кивнул я. — Пусть тебя упомянут в титрах как продюсера. Почему так важно быть режиссером?

Ответила мне Элис:

— Мы собираемся заявить фильм для участия в конкурсе на награды Академии. В нашей категории специалисты запоминают только фамилию режиссера. В случае успеха все лавры достаются ему. Я думаю, Джанель права. — Она повернулась к ней: — Что мне написать в титрах?

— Как насчет того, чтобы упомянуть обе наши фамилии и твою поставить первой? Согласна?

— Конечно, если ты не возражаешь.

После ленча Элис засобиралась домой, хотя Джанель умоляла ее остаться. Они поцеловались, и я проводил Элис до автомобиля.

— Ты действительно не против? — спросил я.

— Конечно, — совершенно искренне ответила она. — У Джанель случилась истерика, когда после первого просмотра все подходили, чтобы поздравить меня. Так уж она устроена, а ее счастье для меня гораздо важнее всех этих премий и церемоний. Ты это понимаешь, не так ли?

Я улыбнулся, поцеловал ее в щеку.

— Нет. Я этого не понимаю.

Вернулся в дом, но Джанель не нашел. Понял, что она решила в одиночестве прогуляться по пляжу. И точно, час спустя увидел ее фигурку, медленно движущуюся по кромке воды к дому. Она сразу поднялась в спальню. Когда я зашел к ней, она лежала в кровати и плакала.

— Ты думаешь, что я сука, так? — спросила она.

— Нет.

— И ты думаешь, что Элис — ангел?

— Мне она нравится. — Я знал, что должен соблюдать предельную осторожность. Она боялась, что я поставлю Элис выше ее. — Ты просила ее вырезать титры?

— Нет. Она сделала это сама.

— Вот и ладушки. Тогда прими все как должное и перестань волноваться о том, кто вел себя более достойно и у кого более доброе сердце. Она хотела сделать это для тебя. Вот и соглашайся, не надо тебе с ней спорить. Ты знаешь, что тебе этого хочется.

Она вновь начала плакать, более того, забилась в истерике. Я принес ей немного супа, дал таблетку валиума, и она проснулась только в воскресенье утром.

Я же вторую половину дня читал. А потом чуть ли не до рассвета смотрел на пляж и океан.

Джанель проснулась около десяти часов. Малибу дарило нам очередной прекрасный день, но я сразу понял, что моя компания ее не устраивает, что она не жаждет провести со мной остаток дня. А чего ей хочется, так это позвонить Элис, чтобы та приехала и побыла с ней. Вот я и сказал, что мне позвонили со студии и поэтому я не смогу остаться до вечера. Как и положено красавице с Юга, она для вида погоревала, но я видел, как радостно блеснули ее глаза. Она хотела позвонить Элис и доказать ей свою любовь.

Джанель проводила меня до машины. В широкополой шляпе, которая защищала ее лицо от солнца. Шляпы с такими широченными полями не шли большинству женщин, но Джанель с ее идеальным лицом могла позволить себе что угодно. Сшитые на заказ джинсы облегали ее как вторая кожа. Я вспомнил, как однажды, когда мы голые лежали в постели, я сказал ей, что у нее фантастический зад, что требуется не одно поколение, чтобы вывести такой зад. Сказал для того, чтобы рассердить ее, она же была феминисткой, но, к моему изумлению, мои слова ее только порадовали. А я вспомнил, что она еще и сноб. И гордилась аристократическим происхождением.