Первый дон - Пьюзо Марио. Страница 34
Кардинал Асканьо Сфорца рассказал о Хуане еще одну нелицеприятную историю. Буквально несколько дней тому назад Хуан, конечно же, пьяный, без всякого повода избил его мажордома. Асканьо обиделся и поклялся кардинальской шляпой, что лично, не боясь гнева Папы, рассчитается за это с Хуаном.
Шестнадцатилетний Хофре не сказал ни слова против Хуана, но Чезаре чувствовал, что и он затаил зло на их брата, поскольку не мог не знать о романе Хуана с Санчией. Младший брат удивлял Чезаре. Раньше он считал, что тот туповат, но выражение лица Хофре, когда он стоял во внутреннем дворике рядом с де Кордобой, говорило за то, что с головой у него все в порядке.
После того, как они пожелали Асканьо спокойной ночи, а Джо Медичи отправился в свой дворец, Хофре сказал Чезаре:
– Я думаю, что поеду в город и проведу несколько часов с женщиной, которая ответит на мои ласки.
Чезаре улыбнулся ему, хлопнул по плечу.
– У меня возражений нет, маленький брат, – он рассмеялся. – Веселой тебе ночи.
Чезаре проводил брата взглядом. Вот тут в его душе и зашевелилась тревога. Потому что, как только Хофре свернул за угол, трое всадников выскользнули из проулка между каменными зданиями и последовали за ним. Один, ростом выше других, ехал на белом жеребце.
Выждав несколько минут, Чезаре обогнул тот же угол.
И увидел впереди четыре тени. До него донеслись их голоса. Слов он разобрать не мог, но дружелюбный тон уловил. Убедившись, что его брату ничего не грозит, Чезаре развернул лошадь и вернулся в Ватикан.
Много часов спустя Чезаре разбудил леденящий душу кошмар. Где цокали копыта, во сне или наяву? Он попытался стряхнуть с себя остатки сна, но фонарь в спальне потух, и его окружала чернильная тьма.
В поту, с гулко бьющимся сердцем, Чезаре изо всех сил старался совладать с нервами, успокоиться, но паника не отпускала. Как слепой, он искал спички, но руки тряслись, а мозг застилал дикий страх. Объятый ужасом, он позвал слугу, но никто не пришел.
Наконец, словно по мановению волшебной палочки, зажегся фонарь и осветил спальню. Еще полусонный, Чезаре плюхнулся на кровать. Но мрачные тени по-прежнему окружали его, тянулись к нему от стен. Чезаре завернулся в одеяло, потому что жутко замерз и не мог контролировать бившую его дрожь. И тут из темноты до него донесся голос Нони: «В твоем доме смерть…»
Тряхнул головой, отгоняя эти мысли, этот голос, но сердце заполнил ужас. Креция в опасности? Нет, быть такого не может. Монастырь для нее – надежная крепость, отец об этом позаботился, послав дона Мичелотто. Лукреция об этом ничего не знала, но ее бдительно охраняли круглые сутки. Потом подумал о Хофре. Но вспомнил голоса его спутников и вновь успокоился.
Хуан? Господь знает, если и существует небесная справедливость, опасность, грозящая Хуану, не должна вызывать у него кошмаров. Но тут Чезаре начал тревожиться из-за отца. Что будет с ним, если Хуана убьют?
Чезаре быстро оделся, направился к покоям Папы.
У дверей его спальни на страже стояли два гвардейца.
– Его святейшество спит? – спросил он.
– Только что заснул, – ответил ему Юкамино, любимый слуга Александра.
Чезаре вернулся к себе. Тревога не уходила, и не оставалось ничего другого, как ускакать за город: конные прогулки всегда успокаивали его. Он спустился в конюшню, оседлал любимого жеребца и тут увидел, как один из конюхов чистит лошадь Хофре. Заметил на копытах красную речную глину.
– Мой брат благополучно вернулся домой? – спросил он.
– Да, кардинал, – ответил юноша.
– А мой брат Хуан? Он вернулся?
– Нет, кардинал, – ответил юноша. – Пока еще нет.
Чезаре покинул город с предчувствием беды. Он не знал, чего ищет, но мчался, словно одержимый демоном.
Казалось, он перенесся из реального мира в сон. Вот так и скакал вдоль реки, в поисках своего брата Хуана.
Ночь выдалась холодная и сырая, запах соли, идущий от вод Тибра, прочистил голову и успокоил его. Он искал на берегу следы борьбы, но не находил. Несколько часов спустя Чезаре добрался до того места, где берег покрывала красная глина. Напротив одного из самых крупных рыбных причалов высился дворец графа Миранделлы и больница, в окнах которой горели лампы. Однако и здесь Чезаре не заметил ничего особенного. Спешился, огляделся в поисках тех, кто, возможно, мог видеть его брата. Но ни на причале, ни на берегу никого не заметил. Лишь изредка в реке плескалась рыба.
Чезаре дошел до конца причала, постоял, глядя на реку. На волнах покачивались несколько стоявших на якоре рыбацких судов, но рыбаки или пьянствовали в местных тавернах, или спали глубоким сном. Он попытался представить себе, какая она, жизнь рыбака: каждый день выходить в море, забрасывать сеть и ждать, попадет ли в нее рыба. Чезаре улыбнулся, на душе у него стало спокойнее.
И уже хотел уйти, когда заметил маленькую лодку, привязанную к потемневшим от времени и воды опорам причала, а в ней – спящего мужчину.
– Сеньор! Сеньор! – позвал Чезаре.
Направился к лодке. Мужчина тем временем сел, с испугом уставился на него.
– Я – кардинал Борджа, – представился Чезаре. – И я ищу своего брата, главнокомандующего папской армией. Этой ночью ты не заметил ничего такого, что могло вызвать подозрения?
Произнося эти слова, он крутил в руке золотой дукат.
Заметив монету, мужчина, звали его Джордже, решил рассказать Чезаре все, что видел.
Полчаса спустя Чезаре поблагодарил его и отдал дукат.
– Никто не должен знать о нашем разговоре, – предупредил он. – Я рассчитываю на тебя.
– Я уже обо всем забыл, кардинал, – заверил его Джордже.
Чезаре вернулся в Ватикан. Но никому не сказал о том, что узнал.
Папа Александр проснулся раньше, чем обычно, с ощущением тревоги. На утро он назначил совещание по вопросам военной стратегии и решил, что тревога эта обусловлена неясностью исхода грядущих сражений.
После утренней молитвы он пришел в свой кабинет, но обнаружил там одного Дуарте Брандао.
– Где мои сыновья, Дуарте? – спросил он. – Пора начинать.
Дуарте ужасно не хотелось отвечать на вопрос Александра. Его до зари разбудил слуга главнокомандующего, чтобы сообщить, что Хуан не вернулся после обеда в поместье Ваноццы. Более того, пропал и сопровождавший его оруженосец.
Дуарте успокоил слугу, велел возвращаться в покои Хуана и незамедлительно сообщить о его появлении. Но Дуарте нутром чувствовал: что-то случилось, – и уже не смог заснуть. Промаявшись в постели без сна, поднялся, быстро оделся и, когда золотые лучи солнца осветили улицы Рима, уже ездил по гетто, спрашивая, не видел ли кто Хуана Борджа. Никто не видел.
Вернувшись в Ватикан, он разбудил Чезаре и спросил, когда тот в последний раз видел брата.
– Он уехал с вечеринки со своим оруженосцем и мужчиной в маске, – ответил Чезаре. – Собирался вернуться в Ватикан. Оруженосец получил четкие указания привезти своего господина, потому что тот сильно набрался.
– Я не смог найти оруженосца, который его сопровождал, – сообщил Дуарте Чезаре. – И я сам объездил весь город в поисках Хуана.
– Я одеваюсь, – Чезаре вылез из постели. – На случай, что понадоблюсь отцу.
Уходя из покоев Чезаре, Дуарте заметил, что сапоги кардинала еще влажные и заляпаны красной глиной.
Несколькими часами позже Александр уже не находил себе места. Кружил по комнатам, перебирая пальцами золотые четки.
– Этот парень просто не знает меры, – сказал он Дуарте. – Мы должны его найти. И ему придется ответить за наши волнения.
Дуарте пытался успокоить Папу:
– Он же молод, ваше святейшество, а в городе полно красоток. Возможно, он отключился в какой-то спальне в Трастевере, в которую мы еще не заглянули.