Счастливчик - Спаркс Николас. Страница 55

— Ты опять какой-то рассеянный, — заметила Элизабет, открыв затянутую сеткой дверь позади него.

Тибо покачал головой:

— Я просто устал после трудовой недели. Я думал, тяжело в жару, но тогда я по крайней мере мог от нее спрятаться. А вот от дождя не убежишь.

Она присела подле него на качели.

— Тебе не нравится мокнуть?

— Просто сказал бы, что это отнюдь не праздник души.

— Мне жаль.

— Ничего страшного. Я не жалуюсь. По большей части меня это не заботит, и лучше уж я попаду под дождь, чем Нана. А ведь завтра пятница, верно?

Она улыбнулась:

— Сегодня я отвезу тебя домой. На этот раз никаких возражений.

— Ладно, — уступил он.

Элизабет бросила взгляд в окно, прежде чем вновь обратилась к Тибо:

— Ты ведь не врал, когда говорил, что умеешь играть на пианино?

— Я и правда умею.

— Когда ты играл в последний раз? Он пожал плечами, подумав об этом:

— Два или три года назад.

— В Ираке? Он кивнул.

— Один из моих командиров праздновал день рождения. Он любил Уилли Смита — одного из великих джаз-пианистов тысяча девятьсот сороковых — пятидесятых годов. Когда выяснилось, что я умею играть, меня ангажировали для выступления.

— В Ираке, — повторила она, не скрывая удивления.

— Даже морским пехотинцам надо отвлекаться.

Она заправила прядь волос за ухо.

— Я так понимаю, ты и по нотам играть умеешь?

— Разумеется, — ответил он. — А что? Ты хочешь, чтобы я научил Бена?

Казалось, она его не слышит.

— Как насчет церкви? Ты когда-нибудь туда ходишь?

Впервые за время их разговора он посмотрел на нее:

— У меня такое чувство, что за этим разговором стоит нечто большее, чем просто желание узнать друг о друге больше.

— Когда была в доме, я услышала, как Нана говорит по телефону. Ты ведь знаешь, как сильно Нана любит хор? И что совсем недавно она снова начала солировать?

Он задумался над ответом, догадываясь, к чему это может привести, и даже не потрудился скрыть свои мысли.

— Да.

— В воскресенье она будет петь еще более длинное соло. Она от этого в таком восторге.

— А ты?

— Пожалуй, тоже. — Она вздохнула, на ее лице отразилась боль. — Выяснилось, что вчера Абигайль упала и сломала запястье. Вот о чем Нана говорила по телефону.

— Кто такая Абигайль?

— Пианистка из церкви. Она аккомпанирует хору каждое воскресенье. — Элизабет принялась раскачивать качели, вглядываясь в дождь. — Как бы там ни было, Нана сказала, что найдет ей замену. На самом деле даже пообещала.

— О… — произнес он.

— Еще она сказала, что у нее есть кое-кто на уме.

— Понимаю.

Элизабет пожала плечами:

— Я просто решила, что тебе надо об этом узнать. Уверена, Нана вызовет тебя поговорить через пару минут, а мне не хотелось, чтобы она надавила на больное место. Я подумала, лучше это сделаю я.

— Я это ценю.

Довольно долго Тибо молчал. В тишине Элизабет положила руку ему на колено:

— Что скажешь?

— У меня такое чувство, что в действительности выбора у меня нет.

— Нет, выбор есть. Нана не станет тебя заставлять.

— Пусть даже она и пообещала?

— Вероятно, она все поймет. В конце концов. — Она положила руку на сердце. — А когда ее разбитое сердце излечится, я не сомневаюсь, она даже тебя простит.

— А, — произнес он.

— И вероятнее всего, на ее здоровье это никак не отразится. Тем более если она испытает такое разочарование после инсульта. Уверена, это не прикует ее к постели или что-то вроде того.

Тибо еле заметно улыбнулся:

— Тебе не кажется, что ты переигрываешь? В глазах Элизабет появился озорной блеск.

— Возможно. Но вопрос в другом: ты согласишься это сделать?

— Полагаю, да.

— Хорошо. И знаешь, завтра тебе придется репетировать.

— Ладно.

— Репетиция может оказаться длинной. Пятничные репетиции всегда длятся долго. Они любят свою музыку, понимаешь?

— Прекрасно, — сказал он и вздохнул.

— Посмотри на это под таким углом: тебе не придется весь день работать под дождем.

— Прекрасно, — повторил он.

Она поцеловала его в щеку.

— Ты хороший человек. Я буду молча болеть за тебя со своей скамейки.

— Спасибо.

— Да, и когда придет Нана, не говори ей, что я обо всем тебе рассказала.

— Не скажу.

— И попытайся изобразить большую радость, чем сейчас. Лучше даже принять такой вид, будто ты польщен. Словно ты и вообразить не мог, что тебе когда-нибудь представится такая чудесная возможность.

— Нельзя просто сказать «да»?

— Нет. Нана захочет, чтобы ты пришел в восторг. Я уже говорила, как много это для нее значит.

— А, — снова произнес он. Он взял ее за руку: — Ты же понимаешь, что могла просто меня попросить. Не обязательно было давить на жалость.

— Я знаю, — ответила она. — Но так было намного веселее.

Словно по заранее отрепетированному сценарию, на веранду вышла Нана. Она быстро улыбнулась им обоим, потом подошла к перилам и повернулась к ним.

— Ты все еще играешь на пианино? — спросила Нана.

Тибо едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

Тибо встретился с музыкальным руководителем на следующий день. И несмотря на первую неприязнь, возникшую у нее при виде джинсов, футболки и длинных волос Тибо, она вскоре поняла, что он не только умел играть, но и был вполне состоявшимся музыкантом. Размяв пальцы, он уже почти не ошибался, хотя следовало отметить, что выбранные произведения не отличались сложностью. После репетиции, когда появился пастор, Тибо попросили поприсутствовать на службе, чтобы он знал, чего ожидать.

Нана тем временем то и дело лучезарно улыбалась Тибо и болтала с подругами, объясняя, что Тибо работает в питомнике и встречается с Бет. Тибо периодически чувствовал, как женщины оглядывают его с неподдельным интересом и по большей части одобрением.

На пути к выходу Нана взяла его под руку.

— Ты вел себя лучше, чем утка на вертеле, — заявила она.

— Спасибо, — озадаченно произнес он.

— Как ты смотришь на небольшую поездку?

— Куда?

— В Уилмингтон. Если отправимся сейчас, то, думаю, когда мы вернемся, ты как раз успеешь сводить Бет на ужин. А я присмотрю за Беном.

— И что мне нужно купить?

— Неформальный пиджак и хлопчатобумажные штаны. И более парадную рубашку. Я не возражаю, когда ты ходишь в джинсах, но если ты собираешься играть на пианино на воскресной службе, тебе надо приодеться.

— А… — произнес он, тут же догадавшись, что здесь у него нет выбора.

Тем вечером, ужиная в «Кантине» — единственном мексиканском ресторане в центре города, Элизабет устремила глаза на Тибо поверх своего стакана с «Маргаритой».

— Знаешь, ты пользуешься огромным успехом, — сказала она.

— У Наны?

— Она не перестает восхищаться, какой ты замечательный, и как вежливо ты вел себя с ее подругами, и как уважительно общался с пастором, когда он появился.

— Ты говоришь так, словно она думала, что я пещерный человек.

Она рассмеялась:

— Возможно, что и думала. Я слышала, ты был весь в грязи до вашего отъезда.

— Но я помылся и переоделся.

— Я знаю. Об этом она мне тоже сообщила.

— Интересно, о чем она забыла упомянуть?

— О том, что другие женщины в хоре потеряли голову.

— Она так и сказала?

— Нет, а этого и не требовалось. Это было написано у нее на лице. Они и правда потеряли голову. Не каждый день молодой и привлекательный незнакомец приходит в церковь и поражает их воображение игрой на пианино. Как они могли не сойти с ума?

— Полагаю, ты несколько преувеличиваешь.

— А я полагаю, — сказала она, постукивая пальцем по кромке стакана и пробуя соль, — что тебе еще многое предстоит узнать о жизни в маленьком южном городке. Это большая новость. Абигайль играла для них пятнадцать лет.

— Я не собираюсь занимать ее место. Это временно.