Хроники Нарнии (сборник) (другой перевод) - Льюис Клайв Стейплз. Страница 76

Когда он пришел в себя, он лежал в освещенном месте, весь разбитый, с сильной головной болью. Тихие голоса слышались совсем рядом.

– А теперь, – сказал один, – пока оно не очнулось, надо решить, что с ним делать.

– Убить, – сказал другой. – Мы не можем оставить его в живых. Оно нас выдаст.

– Надо было убить сразу или оставить там, – произнес третий. – Теперь уже нельзя. Мы принесли его сюда, перевязали голову и вообще. Это все равно что убить гостя.

– Господа, – сказал Каспиан слабым голосом, – как бы вы ни поступили со мной, надеюсь, вы будете добры к моему бедному коню.

– Твой конь удрал задолго до того, как тебя нашли, – произнес первый голос, хриплый, даже какой-то земляной, как заметил теперь Каспиан.

– Ну-ка, пусть оно не заговаривает вас красивыми словами, – сказал второй голос. – Повторяю…

– Рожки-осьминожки! – воскликнул третий. – Конечно, мы не убьем его. Стыдись, Никабрик. Что ты сказал, Боровик? Что нам с ним делать?

– Я дам ему попить, – сказал первый голос, должно быть, Боровика. Над постелью возникла темная тень. Каспиан почувствовал, как мягкая рука – если это была рука – приподнимает его за плечи. Тень была какая-то не такая. В лице, склонившемся над ним, тоже что-то было не так. Оно казалось очень волосатым и очень носатым, со странными белыми полосами на щеках. «Это маска или что-то вроде, – подумал Каспиан. – Или я в лихорадке и все это мне мерещится». Чаша с чем-то сладким и горячим коснулась его губ, и он отпил. В тот же миг кто-то из двоих оставшихся поправил огонь. Пламя вспыхнуло, склоненное над Каспианом лицо осветилось, и он чуть не вскрикнул. Это было лицо не человека, а барсука, впрочем, гораздо больше, дружественнее и умнее, чем у тех барсуков, которых он видел раньше. И он явно слышал, как этот барсук разговаривал. Он увидел также, что лежит на ложе из вереска, в пещере. У огня сидели два человечка, настолько нелепее, приземистей, волосатее и грузнее доктора Корнелиуса, что Каспиан сразу признал в них настоящих гномов, древних гномов без капли человеческой крови в жилах. Он понял, что нашел наконец старых нарнийцев. Потом голова у него снова закружилась.

В следующие несколько дней он научился различать их по именам. Барсука звали Боровик, из всех троих он был самый старый и самый добрый. Убить Каспиана хотел сердитый черный гном (волосы и борода у него были черные, густые и жесткие, как лошадиная грива) по имени Никабрик. Другого гнома – рыжего, с волосами, как лисий хвост, – звали Трам.

– А теперь, – объявил Никабрик в первый же вечер, когда Каспиан смог сидеть и говорить, – мы опять-таки должны решить, что делать с этим человеком. Вы оба воображаете, будто проявили большую доброту, когда не дали его прикончить. Но я подозреваю, что тогда нам придется держать его в плену всю жизнь. Я, конечно, не допущу, чтобы он ушел живым – вернулся к себе подобным и предал нас всех.

– Крючки-половички! Никабрик! – воскликнул Трам. – Зачем ты говоришь такие гадости? Не вина этого создания, что оно разбило голову о дерево рядом с нашей норой. И мне кажется, что оно не похоже на предателя.

– Я вижу, – сказал Каспиан, – вы думаете, что я хочу вернуться. Вовсе нет. Я хочу остаться с вами – если позволите. Я всю жизнь мечтал увидеть таких, как вы.

– Хорошенькая история, – проворчал Никабрик. – Ты тельмарин и человек, разве нет? Конечно, ты хочешь вернуться к своим.

– Я не мог бы вернуться, если бы даже хотел, – отвечал Каспиан. – Я бежал, спасая свою жизнь. Король хотел меня убить. Если вы меня прикончите, то доставите ему большое удовольствие.

– Ну, ну, – сказал Боровик, – не надо так говорить.

– Это еще что? – удивился Трам. – Что ты натворил, человек, в твои-то годы, чтобы разозлить Мираза?

– Он мой дядя, – отвечал Каспиан.

Никабрик вскочил, сжимая кинжал.

– Вот ты кто! – крикнул он. – Не только тельмарин, но ближайший родственник и наследник нашего злейшего врага. Вы все еще настолько безумны, что хотите сохранить ему жизнь?

Он заколол бы Каспиана на месте, если бы барсук и Трам не преградили ему путь и силой не вернули на место.

– Ну, раз и навсегда, Никабрик, – сказал Трам, – ты сам угомонишься или мы с Боровиком должны сесть тебе на голову?

Никабрик хмуро пообещал вести себя хорошо, и двое других попросили Каспиана рассказать его историю. Когда он закончил, наступило молчание.

– Ничего более странного я в своей жизни не слышал, – сказал Трам.

– Мне это не нравится, – заметил Никабрик. – Я не знал, что о нас все еще говорят среди людей. Чем меньше они знают, тем лучше для нас. Эта старая няня, скажем. Она бы лучше держала язык за зубами. И тут еще замешался этот наставник, гном-отступник. Я ненавижу их. Я ненавижу их больше, чем людей. Запомните мои слова – ничем хорошим это не кончится.

– Не говори о том, чего не понимаешь, Никабрик, – сказал Боровик. – Вы, гномы, такие же забывчивые и изменчивые, как люди. Я же – я ведь зверь, тем более – барсук. Мы не меняемся. Мы остаемся те же. И я говорю, что это к лучшему. Вот он, истинный король Нарнии, тут, у нас. Истинный король вернулся в истинную Нарнию. И мы, звери, помним, хоть гномы и забыли, что в Нарнии не было порядка, когда сын Адама не восседал на троне.

– Дудки-самокрутки! Боровик! – изумился Трам. – Ты хочешь, чтобы мы отдали всю страну людям?

– Я ничего такого не говорил, – ответил барсук. – Это не страна людей (кто может знать это лучше меня?), но это страна, в которой человек должен быть королем. У нас, барсуков, долгая память, и мы помним. Разве, ради всего святого, Верховный Король Питер был не человек?

– Ты веришь в эти старые сказки? – спросил Трам.

– Говорю вам, мы, звери, не меняемся, – сказал Боровик. – Мы не забываем. Я верю в Верховного Короля Питера и других, которые царствовали в Кэр-Паравале, так же твердо, как верю в самого Аслана.

– Ах вот как, – протянул Трам. – Но кто же в наши дни верит в Аслана?

– Я, – сказал Каспиан. – Если бы я не верил в него раньше, поверил бы теперь. Далеко отсюда, среди людей, те, кто смеется над Асланом, смеются над рассказами о говорящих зверях и гномах. Иногда я сомневался в том, что он существует, но при этом я сомневался и в вас. Но вы есть.

– Это правда, – сказал Боровик. – Вы правы, король Каспиан. И пока вы будете верны старой Нарнии, вы будете моим королем, что бы они ни говорили. Долгих дней жизни вашему величеству.

– Ты меня с ума сведешь, барсук, – проворчал Никабрик. – Верховный Король Питер и остальные, может, и были люди, но из другой породы. Этот же – из проклятых тельмаринов. Они охотятся на зверей для развлечения. Скажешь, ты этого не делал? – добавил он, круто повернувшись к Каспиану.

– Ну, правду сказать, я тоже охотился, – признался Каспиан, – но не на говорящих зверей.

– Это то же самое, – сказал Никабрик.

– Нет, нет, нет, – возразил Боровик. – Ты сам знаешь, что нет. Ты отлично знаешь, что звери в Нарнии нынче совсем другие, всего лишь жалкие, бессловесные, неразумные создания, как в Тархистане или Тельмаре. И они куда меньше ростом. Они гораздо сильнее отличаются от нас, чем гномы-полукровки от вас.

Говорили еще долго и порешили на том, что Каспиан останется. Обещали даже, что, как только он сможет ходить, его возьмут поглядеть на тех, кого Трам назвал «остальными», поскольку, видимо, в этих диких краях жили, скрываясь, все виды созданий из старых дней Нарнии.

Глава шестая

Потаенный народ

И вот наступило самое счастливое время, какое знал Каспиан. Прекрасным летним утром, по росе, он отправился вместе с барсуком и двумя гномами через лес к высокому перевалу в горах и оттуда вниз к солнечным южным склонам, откуда можно было одним взором окинуть зеленые плоскогорья Орландии.

– Сперва мы навестим Трех Пухлых Медведей, – сказал Трам.

Они весело подошли к старому, заросшему мхом дуплистому дубу, и Боровик трижды ударил по стволу лапой, но не получил ответа. Он постучал снова, и сонный голос изнутри сказал: «Ступайте, ступайте. Вставать еще не пора». Барсук постучал в третий раз. Изнутри раздался шум, похожий на легкое землетрясение, открылось что-то вроде двери и вышли три бурых медведя, действительно очень пухлые и поблескивающие маленькими глазками. Когда им все объяснили (что заняло много времени, такие они были сонные), они, как и Боровик, сказали, что королем Нарнии должен быть сын Адама, все поцеловали Каспиана – очень мокро и очень шумно – и предложили ему меду. Тот не очень хотел меда, без хлеба и таким ранним утром, но счел, что будет вежливей согласиться. От этого угощения он весь склеился.