Хроники Нарнии (сборник) (другой перевод) - Льюис Клайв Стейплз. Страница 85

– С другой стороны, – продолжал Трам, – если бы мы пошли моим путем, то точно так же вышли бы на этот новый аванпост или, наконец, обходили бы его с таким же трудом. Думаю, этот маршрут через Зеркальный залив обернулся к лучшему.

– Нет худа без добра, – сказала Сьюзен.

– Пока одно худо, – отвечал Эдмунд.

– Я думаю, нам надо снова идти по самому ущелью, – сказала Люси.

– Лу, ты героиня, – произнес Питер, – ты имеешь право сказать «я же вам говорила». Пошли.

– А как только мы зайдем достаточно глубоко в лес, – добавил Трам, – что бы кто ни говорил, я разведу костер и приготовлю ужин. Однако сначала нужно убраться отсюда подальше.

Не нужно описывать, как они потащились обратно по ущелью. Это было очень тяжело, но, как ни странно, ребята чувствовали себя бодрее. Пришло второе дыхание, а слово «ужин» всех окрылило.

Они еще засветло добрались до ельника, доставившего им столько трудностей, и расположились в соседней лощине. Утомительно было собирать хворост, но все расслабились, когда загорелся костер и они стали готовить куски медвежатины, которые показались бы неприглядными всякому, кто провел день в городской квартире. Гном готовил великолепно. Каждое яблоко (у них еще оставалось несколько штук) заворачивали в ломоть медвежатины – как обмазывают яблоки тестом, только толще, – надевали на палочку и жарили. Сок от яблока пропитывал мясо, как яблочный соус – жареную свинину. У медведя, что питается живностью, мясо не очень вкусное, другое дело медведи, которые предпочитают фрукты и мед, – этот оказался именно таким. Ужин был поистине великолепен. И, разумеется, посуду мыть не пришлось – все просто лежали на спине, глядя на дым из трубки Трама, вытянув ноги и беседуя. Они почти не сомневались, что найдут короля Каспиана завтра и разобьют Мираза в несколько дней. Может быть, для этой уверенности не было никаких оснований, но так им тогда казалось.

Они заснули один за другим, но все очень быстро.

Люси пробудилась от самого глубокого сна, какой только можно себе представить, с ощущением, что голос, который она любит больше всего в мире, позвал ее по имени. Сначала она подумала, что это был голос отца, потом поняла, что нет. Тогда она подумала, что голос принадлежал Питеру, но решила, что нет, и не ему. Вставать не хотелось – не потому, что она чувствовала себя усталой, наоборот, она удивительно отдохнула, все, что болело, прошло, но потому, что ей было так необычайно хорошо и уютно. Они расположились на относительно открытом месте, и Люси видела прямо над собой нарнийскую луну, которая больше нашей, и звездное небо.

– Люси, – снова послышался зов, но голос был не отца и не Питера. Она села, дрожа от радости, а не от страха. Луна так сияла, что лес вокруг был виден почти как днем, хотя казался еще более диким. Позади нее был ельник, дальше вправо выступали вершины скал на той стороне ущелья, прямо перед ней лежала открытая поляна, за которой на расстоянии полета стрелы росли деревья. Люси изо всех сил вглядывалась в них.

– Я уверена, что они шевелятся, – сказала она себе. – Они почти идут.

Она встала, чувствуя, как сильно колотится сердце, и пошла к ним. На опушке действительно стоял шум, как от сильного ветра, хотя ветра в ту ночь не было. И все же шум был не совсем обычный. Люси ощущала мелодию, но не могла ее уловить, как не могла понять слова, которыми деревья едва не заговорили с ней прошлой ночью. Во всяком случае, она различала ритм и, подойдя, почувствовала, что ноги ее просятся танцевать. Теперь не было сомнений, что деревья действительно движутся – сходятся и снова расходятся, как в сложных фигурах сельского танца. («Конечно, – подумала Люси, – когда деревья танцуют, это должен быть очень, очень сельский танец».) Она была среди них.

Первое дерево, на которое она взглянула, показалось ей вовсе не деревом, а огромным человеком с косматой бородой и целой копной волос. Она не испугалась: такое она видела и раньше. Когда же она взглянула еще раз, человек снова стал деревом, хотя по-прежнему двигался. Вы, конечно, не увидели бы, где у него ноги или корни, ведь деревья, когда движутся, не выходят из земли; они продвигаются в ней, как мы в воде. То же самое происходило с каждым деревом, на которое она смотрела. В один миг они были дружелюбными, милыми великанами и великаншами, в которые превращается древесный народ, когда добрая магия призывает его к жизни, в следующий – вновь казались деревьями. Но даже когда они казались деревьями, это были странные, человечные деревья, а когда людьми, это были странные ветвистые и лиственные люди, и все время слышался тот же странный, ритмичный, шелестящий, свежий, веселый шум.

– Они почти совсем проснулись, – сказала Люси. Она знала, что сама проснулась вполне, полнее, чем обычно бывает.

Она бесстрашно шла между ними, пританцовывая и поминутно уступая дорогу исполинским партнерам. Но это лишь наполовину занимало ее. Она стремилась дальше, туда, откуда позвал ее дорогой голос.

Вскоре Люси миновала деревья (так и не решив, что же она делает – разводит руками ветки или в большом хороводе держится за руки, которые, протягивают ей, наклоняясь, огромные танцоры) и за их кольцом действительно обнаружила большую открытую поляну. Она остановилась посредине прелестного, волнующего смешения света и тени.

Круг травы, гладкий, словно садовая лужайка, предстал ее глазам, окруженный танцующими деревьями. И вот – о радость! Здесь был он: огромный Лев, сияющий белизной в лунном свете и отбрасывающий огромную тень.

Если бы не движения хвоста, его можно было бы принять за каменное изваяние, но Люси и на секунду такого не подумала. Она не раздумывала, дружелюбный это лев или дикий. Она бросилась к нему, чувствуя, что сердце ее разобьется, если она промедлит. Потом она почувствовала, что целует его, пытаясь, насколько может, обхватить его шею, зарывает лицо в шелковистое великолепие гривы.

– Аслан, Аслан, дорогой Аслан, – всхлипывала Люси. – Наконец-то.

Огромный зверь перекатился набок, так что Люси оказалась – полусидя, полулежа – между его передними лапами. Он наклонился и чуть коснулся языком ее носа. Она смотрела, не отрываясь, в его большое и мудрое лицо.

– Добро пожаловать, дитя, – сказал он.

– Аслан, – проговорила Люси, – а ты стал больше.

– Это потому, что ты становишься старше, малютка, – ответил он.

– А не потому, что ты?

– Я – нет. Но с каждым годом, подрастая, ты будешь видеть меня все больше.

Она была так счастлива, что не хотела говорить. Но заговорил Аслан:

– Люси, – сказал он, – мы не должны здесь долго лежать. У тебя есть дело, и уже много времени сегодня потеряно.

– Да, разве не обидно? – сказала Люси. – Я ведь ясно тебя видела, а они не поверили. Они такие…

Где-то в глубине огромного львиного тела прокатилось чуть слышное рычание.

– Прости, – сказала Люси, поняв, отчего он сердится. – Я не собиралась наговаривать на других. Но ведь я все равно не виновата, правда?

Лев посмотрел ей прямо в глаза.

– Ах, Аслан, – сказала Люси. – Ты думаешь, я виновата? А что мне оставалось? Я же не могла оставить всех и пойти за тобой одна? Не смотри на меня так… ну да, наверное, могла. Да, и я бы не была одна, если бы была с тобой. Но разве это было бы хорошо?

Аслан не отвечал.

– Значит, – выговорила Люси совсем тихо, – все оказалось бы хорошо – как-нибудь? Но как? Пожалуйста, Аслан! Мне нельзя знать?

– Знать, что могло бы произойти, дитя? – спросил Аслан. – Нет. Этого никто никогда не узнает.

– Вот жалость, – огорчилась Люси.

– Но каждый может узнать, что произойдет, – продолжал Аслан. – Если ты сейчас пойдешь обратно и разбудишь их, и скажешь им, что снова видела меня, что вы должны все сейчас же встать и следовать за мной, – что тогда произойдет? Есть только один способ узнать.

– Значит, ты хочешь, чтобы я это сделала? – прошептала Люси.

– Да, малютка, – сказал Аслан.

– Другие тебя тоже увидят? – спросила Люси.