Дверь в лето (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 71
Однако Ноулз настоял на своем. Когда я на нее взглянул, меня чуть не стошнило: на ладони Конски зияла кровавая рана, похожая на ожог. Ноулз наложил на нее тампон из своего носового платка, а мой платок использовал вместо бинта.
— Благодарю вас, джентльмены, — сказал Конски. — Нам надо как-то убить время. Не сыграть ли нам в пинокль?
— Твоими картами? — поинтересовался Ноулз.
— Однако, мистер Ноулз! Ладно, замнем! Начальникам не полагается играть в азартные игры. Между прочим, вопрос к начальнику. Вы не забыли, что я сейчас нахожусь на особо вредной работе?
— И тебе положен коэффициент в один и четыре десятых фунта?
— Уверен, что профсоюз, исходя из данных обстоятельств, не станет протестовать.
— А если бы я уселся поверх дыры?
— Помощникам тоже полагается доплата.
— Ладно, получишь по мизеру — всего-то в три раза.
— Вот это особенно приятно слышать от такого обаятельного человека, как вы, мистер Ноулз. Смею надеяться, что мы неплохо проведем время.
— А как ты думаешь, Пузан, сколько времени нам придется ждать спасателей?
— Не больше часа, даже если им придется топать пешком от самого Ричардсона.
— Хм, а с чего ты вообще решил, что нас будут искать?
— Как? Неужели в конторе не знают, где вы?
— Боюсь, что нет. Я им сказал, что сегодня больше не вернусь.
Конски задумался.
— Я тоже не пробил свою табельную карточку и про меня все будут думать, что я все еще на смене.
— Да, и спохватятся только завтра, когда не найдут твоей карточки.
— Но у входа есть дежурный, он-то должен знать, что внутри остались три человека.
— Если только он не забыл послать сообщение спасателям. И если его не завалило, как и нас.
— Похоже, так оно и есть, — задумчиво произнес Конски. — Джек, тебе лучше прикрутить фонарик. Он жрет слишком много кислорода.
Так, в темноте, мы просидели довольно долго, гадая о том, что же случилось. Конски уверял, что был взрыв. Ноулз припомнил, что однажды видел, как на старте взорвалась грузовая ракета. Когда беседа стала сходить на нет, Конски рассказал несколько анекдотов. Я тоже попытался что-нибудь рассказать, но, честно говоря, был настолько сбит с толку и перепуган, что самые лучшие анекдоты вылетели у меня из головы. Хотелось выть.
После продолжительного молчания Конски сказал:
— Джек, зажги-ка снова свет. Я тут кое-что надумал.
— Что? — спросил Ноулз.
— Если бы у нас было чем заткнуть дыру, вы могли бы надеть мой костюм и сходить за помощью.
— Но ведь у нас нет кислорода для костюма?
— Потому я и выбрал вас. Вы меньше ростом и худее нас двоих и вам хватит воздуха внутри самого костюма, чтобы дойти до следующей секции.
— Согласен. О’кэй. Но чем заткнуть пробоину?
— Тем, на чем я сижу.
— Чем?
— Ну, этой… такой большой, толстой, круглой… на которой я сижу. Если я закрою дыру задницей, даю гарантию — утечки не будет.
— Вот что, Пузан, это не пойдет. Посмотри, что стало с твоей рукой. Ты изойдешь кровью и загнешься прежде, чем я вернусь.
— Ставлю два против одного, что нет, а лучше — против пятидесяти.
— А как же ты расплатишься со мной, если я выиграю?
— Вы здорово соображаете, мистер Ноулз. Извольте видеть, моя шкура изнутри подбита двухдюймовым слоем жира. Кровотечения не будет, так, вскочит что-то вроде синяка.
Ноулз помотал головой.
— Не стоит, Конски. Если мы не будем суетиться, то воздуха здесь хватит нам на несколько дней.
— Дело не в воздухе, мистер Ноулз. Вы не заметили, что здесь похолодало?
Я тоже это заметил, но не придал значения. Я был потрясен нашей бедой и не подумал, что холод может нести в себе какую-то опасность. Теперь до меня начало доходить, что нам угрожает. Когда нарушилась подача энергии, мы лишились и обогревателей. Здесь будет все холоднее и холоднее.
Мистер Ноулз тоже все ясно представил себе.
— О’кэй, Пузан, рискнем.
Пока Конски готовился, на костюме сидел я. Он снял брюки, потом подцепил один из шаров, порвал его и намазал правую ягодицу его клейкой начинкой. Затем он повернулся ко мне.
— Порядок, малыш, вылезай из гнездышка.
Мы быстро поменялись местами, не упустив много воздуха, хотя дыра зловеще зашипела.
— Уютно как в кресле, джентльмены, — ухмыльнулся он. Ноулз облачился в спецкостюм и ушел, прихватив с собой фонарик. Мы снова очутились в полной темноте.
Чуть погодя я услышал голос Конски:
— Существует игра, для которой не нужно света. Джек, ты играешь в шахматы?
— Играю.
— Хорошая игра. Я частенько играл в шахматы в декомпрессионной камере, когда работал под Гудзоном. Давай, сразимся и для разгона поставим по двадцатке?
— Что? Согласен. Давай, — он мог бы назначить и тысячу. — Мне было все безразлично.
— Хорошо. Е два — Е три.
— Н-да. Е семь — Е пять.
— Традиционный ход, верно? Помню, одна девушка, которую я знавал в Хобокене… — то, что он мне о ней поведал, к шахматам никакого отношения не имело, за исключением вывода, что ее манера изъясняться была вполне традиционной.
— Эф один — Це четыре. Напомни мне, чтобы я рассказал про ее сестру. Похоже, что рыжей она была отнюдь не всегда, но хотела, чтобы все так думали. Ну вот, она… пардон, твой ход.
Я попытался думать, но голова шла кругом.
— Д семь — Д шесть.
— Д один — Эф три. Значит, чтобы не отвлекаться, она…
Рассказывал он, не забывая мельчайших подробностей и его история была стара, как мир. Весьма сомнительно, чтобы это было с ним на самом деле, однако он сумел-таки меня развеселить. Я даже улыбнулся в темноте.
— Твой ход, — добавил он.
— Ой, — я уже напрочь забыл расположение фигур и решил приготовиться к рокировке, которая в начале партии всегда безопасна. — Б восемь — Це шесть.
— Бью ферзем твою королевскую пешку. Эф три — Эф семь. Шах и мат. За тобой двадцатка, Джек.
— Правда? Но этого не может быть.
— Хочешь, просчитаем все ходы? — и он повторил их мне как по нотации.
Я зримо представил себе партию и воскликнул:
— Черт бы меня подрал! Здорово ты меня разделал!
Он удовлетворенно хохотнул.
— Надо было думать о своем ферзе, а не о той рыжей.
Я расхохотался.
— У тебя в запасе есть еще что-нибудь такое?
— Конечно, — он выдал еще одну байку, но когда я нацелился на продолжение, он сказал:
— Похоже, Джек, что мне нужно немного передохнуть.
Я поднялся.
— Пузан, с тобой все в порядке?
Он не ответил.
Ощупью я добрался до него. Он молчал и лицо его было холодным. Я прижался ухом к его груди и услышал слабое биение, но руки и ноги у него совсем заледенели. Он примерз к дыре и мне пришлось отдирать его. Я почувствовал под руками лед и понял, что это кровь. Я начал его растирать, надеясь привести в чувство, но шипение воздуха оторвало меня от этого занятия. Я стянул брюки и панически принялся искать дыру. Наконец, я нашел ее и уселся сверху, накрепко прижавшись к отверстию.
Оно присосало меня к себе, холодное, как лед. По всему телу начал растекаться жар, а потом я уже не ощущал ничего, кроме тупой боли и холода.
Где-то замаячил свет. Он то вспыхивал, то вновь исчезал. Я услышал, как стукнула дверь и закричал:
— Ноулз! Мистер Ноулз!
Свет мигнул.
— Иду, Джек!
Я разрыдался в голос.
— Вы дошли!
— Я ничего не сделал. Я не смог добраться до следующей секции. Я дошел до шлюза и двинулся дальше, — он перевел дыхание. — Там воронка, — фонарик со звоном упал на пол. Свет погас.
— Помоги мне, Джек, — в голосе его слышалось раздражение. — Ты что, не видишь, что я валюсь с ног? Я сделал все, что мог…
Я услышал, как он споткнулся и рухнул. Я позвал его, он не ответил. Тогда я попытался встать, однако дыра крепко держала Меня, как хорошо закупоренная бутылка — свою пробку.
Я пришел в себя, лежа на чистой простыне.
— Ну что, очнулся? — спросили меня.
Это оказался Ноулз. Он стоял у моей кровати, кутаясь в теплый халат.