Дверь в лето (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 79

— С этим он давно покончил.

— …или, может быть, где-то спрятан его внебрачный ребенок. Посмотрим. Я хочу, чтобы вы оставались там, в Портейдже. Вы не смогли его нанять, но, может, вам повезет и вы сможете уговорить его, чтобы он нанял вас. Вы — наш единственный ход к нему. А мы отыщем, чего он хочет или чего он боится.

— Он ничего не боится. Я в этом совершенно уверен.

— Тогда он чего-то хочет. Если он не хочет ни женщин, ни денег, есть что-то другое. Это закон природы.

— Сомневаюсь в этом, — медленно ответил Карсон. — Стойте! Я говорил вам о его хобби?

— Нет. Что за хобби?

— Фарфор. В особенности фарфор эпохи Мин. Я думаю, у него лучшая коллекция в мире. И я знаю, чего он хочет.

— Говорите же, говорите! Не тяните!

— Это маленькая фарфоровая чашка или миска около четырех дюймов в диаметре и двух дюймов в высоту. Ее китайское название означает “Цветок Забвения”.

— Гммм… я ничего об этом не слышал. И вы думаете, он действительно очень хочет ее?

— Я это знаю наверняка. У него в кабинете висит увеличенная трехмерная фотография этой чашки и он все время на нее поглядывает. И ему больно говорить о ней.

— Узнайте, кому она принадлежит и где она.

— Я знаю. В Британском Музее. Даже он не может выкупить ее.

— Вот как? — задумчиво произнес Фрэнсис. — Ну, можете об этом забыть. Продолжайте свое дело.

Клер заглянул к Фрэнсису, и они обсудили новость.

— Для этого нам нужен Бомон, — сказал Клер. — Только правительство сможет забрать что-то из Британского Музея. — Фрэнсис болезненно скривил лицо. — Что вы морщитесь. Разве это не верный путь?

В ответ Фрэнсис спросил:

— Вы же знаете, на каких условиях Великобритания вступила в Межпланетную Федерацию?

— Я не особенно разбираюсь в истории.

— Из него вытекает, что планетное правительство не сможет ничего взять из музея без санкции британского парламента.

— Что из того? Есть договор или нет, планетное правительство суверенно. Это утверждено после бразильского инцидента.

— Да, конечно. Но впоследствии палата общин может внести запрос и тогда мы окажемся в гнусном положении, если Бомон не захочет спасать наше паблисити.

— О’кэй, что вы предлагаете?

— Я вам скажу: мы должны прыгнуть в Англию и установить, как крепко англичане держатся за “Цветок Забвения”, кто именно держится за него и какие у него слабости.

Клер посмотрел на Фрэнсиса и ему показалось, что тот хорошо знает, как вырвать согласие у этого “кого-то”.

— О’кэй, — произнес Клер. — Это ваше с Грейс дело. Возьмете спецракету?

— Нет, мы успеваем на полуночную из Нью-Йорка. До Свидания.

— До свидания. Свяжитесь со мной завтра утром!

Когда на следующее утро Грейс связалась с шефом, он воскликнул:

— Доброе утро, девочка! Что вы сделали со своими волосами?

— Мы нашли нужного человека, — коротко объяснила она. — Его слабость — блондинки.

— Кожу вы тоже высветлили?

— Конечно. Вам нравится?

— Вы выглядите очаровательно — хотя ваш прежний облик нравился мне больше. А что сказал на это Сэнс?

— Ему все равно — он весь в делах. Но перейдем к делу, шеф, мне нужно кое-что сообщить. Мы с этим типом должны совершить дальнюю прогулку. И чтобы что-то извлечь из этого, необходимо будет потрястись на гладкой дороге.

— Не делайте ничего, что вы снова не сможете привести в прежний вид!

— Вы же меня знаете, шеф. Я не доставлю вам неприятностей, но это будет довольно дорого стоить.

— Конечно.

— Пока все. Потом я снова свяжусь с вами.

На следующее утро она снова стала брюнеткой.

— Что это? — спросил Клер. — Маскарад?

— Я оказалась не из тех блондинок, к которым он питает слабость, — объяснила она. — Но я нашла то, что его интересует.

— И это удастся?

— Я думаю, удастся. Сэнс только что подписался под этим. Завтра утром увидим, повезет ли нам.

Она прибыла на следующее утро и, похоже, с пустыми руками.

— Ну? — спросил Клер. — Что теперь?

— Экранируйте комнату, Джей, — попросил Фрэнсис. — Потом поговорим.

Клер щелкнул тумблером — интерференционное поле превратило кабинет в просторный гроб.

— Что дальше? — спросил он.

— Покажи ему, Грейс!

Грейс повернулась к нему спиной, немного повозилась с одеждой, снова повернулась и осторожно поставила чашу на письменный стол шефа.

Нельзя было сказать, что чаша просто красива. Это была сама красота. На ее простой хрупкой выпуклости не было никаких украшений. Любые декоративные детали были бы здесь излишними. В ее присутствии боязно было даже громко разговаривать.

Клер потянулся, чтобы коснуться ее, но передумал и убрал руку. Потом он нагнул голову и заглянул внутрь. Странно, как трудно было разглядеть дно чаши. Клер почувствовал, что погружается все глубже, словно бы утопая в пруду, наполненном светом.

Он рывком поднял голову и заморгал.

— Боже, — прошептал он. — Боже… я не знал, что может существовать что-то подобное.

Он посмотрел на Грейс, потом на Фрэнсиса. У Фрэнсиса на глазах были слезы, или это просто помутился его собственный взор?

— Послушайте, шеф, — взмолился Фрэнсис. — Послушайте… Давайте просто заберем ее себе и плюнем на все это дело?

— Нет смысла дальше говорить об этом, — устало сказал Фрэнсис. — Мы не можем забрать ее себе, шеф. Я этого не предлагал и вы меня не слышали. Свяжемся с О’Нейлом!

— Мы можем подождать еще день, прежде чем продолжим дело, — начал торговаться Клер. Взгляд его все время возвращался к “Цветку Забвения”.

Грейс покачала головой.

— Лучше не надо. Завтра будет еще тяжелее. Я знаю, — она решительно направилась к пульту стереоэкрана и набрала код.

О’Нейл был в ярости от того, что ему помешали и вдвойне — из-за того, что они использовали аварийный вызов, чтобы заставить его подойти к экрану.

— Что все это значит?! — прогремел он. — Как вы посмели мешать занятому человеку? Говорите — и поубедительнее, или, клянусь Богом, я подам на вас в суд!

— Мы хотели бы просить вас выполнить небольшое наше поручение, доктор, — спокойно начал Клер.

— Что?! — О’Нейл был слишком удивлен, чтобы гневаться. — Вы не постеснялись сказать мне, что вторглись в мой дом, чтобы заставить меня работать на вас?

— Вознаграждение вас удовлетворит.

Очевидно О’Нейл сосчитал до десяти, прежде чем ответить.

— Сэр, — объяснил он, тщательно подчеркивая каждое слово, — некоторые люди в этом мире думают, что они могут купить все и всех. Я признаю, что у них есть для этого кое-какие основания. Но я не продаюсь. А вы, кажется, именно из таких людей и я считаю своим долгом сделать так, чтобы разговор со мной обошелся вам подороже. Вы еще услышите о моих адвокатах. Счастливо оставаться!

— Подождите минутку! — успел сказать Клер. — Я слышал, вы интересуетесь фарфором…

— Ну и что?

— Покажите ему, Грейс! — та подвинула “Цветок Забвения” поближе к экрану. Она обращалась с чашей осторожно, даже благоговейно.

О’Нейл ничего не сказал. Он нагнулся вперед и уставился на чашу. Казалось, что он сейчас вылезет из экрана.

— Откуда она у вас? — спросил он наконец.

— Это не имеет никакого значения.

— Я покупаю ее — за вашу цену.

— Она не продается. Но вы можете получить ее, если мы договоримся.

О’Нейл уставился на него.

— Эта вещь украдена.

— Вы ошибаетесь. И вы не найдете здесь никого, кто пропустил бы такое обвинение мимо ушей. Что вы теперь скажете насчет нашей просьбы?

О’Нейл отвел взгляд от чашки.

— Что я должен сделать?

Клер объяснила ему проблему. Когда она закончила, О’Нейл покачал головой.

— Это же смешно, — сказал он.

— У нас есть основания считать, что это теоретически возможно.

— О, конечно! Теоретически возможно жить вечно! Но до сих пор это еще никому не удалось.