Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений] - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 24

Но одно тянет за собой другое. Мы перешли на другую, более далекую орбиту, где нас бы уже наверняка не застали журналисты, если бы захотели, воспользовавшись челноком, прилететь к нам в гости, чтобы получить еще какую-нибудь информацию. Я проснулся в невесомости, выпил таблетку и ухитрился даже кое-как позавтракать. Вскоре после завтрака появилась Пенни.

– Доброе утро, мистер Бонфорт.

– Доброе утро, Пенни. – Я кивнул головой в направлении гостиной. Есть какие-нибудь новости?

– Нет, сэр. Все по-прежнему. Капитан шлет вам свои поздравления и приглашает, если вас это не затруднит, к себе в комнату.

– Отчего же.

Пенни проводила меня до капитанской каюты. Дэк был там, сидя на стуле и обвив его ногами, чтобы удержаться на месте. Родж и Билл сидели на койке, пристегнувшись к ней ремнями.

Увидев меня, Дэк сказал:

– Спасибо, что пришли, шеф. Нам нужна помощь.

– Доброе утро. А что, собственно, произошло?

Клифтон ответил на мое приветствие с обычной своей уважительностью и назвал меня шефом. Корисмен только кивнул. Дэк продолжал:

– Дело в том, что если мы хотим, чтобы все было в порядке, вам придется сказать еще одну речь.

– Как? Я думал…

– Секундочку. Оказывается, средства массовой информации ожидали от вас сегодня небольшой речи, касающейся вчерашнего события. Я думал, что Родж отменил ее, но Билл уже написал текст. Дело только за небольшим: выступите ли вы с этой речью?

Беда с кошками в том, что у них обязательно появляются котята.

– А где? В Годдард-Сити?

– О, нет. Прямо у вас в каюте. Мы передадим ее на Фобос, там ее запишут и передадут на Марс, а заодно, по линии срочной связи, в Новую Батавию, а уже оттуда ее передадут на Венеру, Ганимед и так далее. Таким образом, за какие-нибудь четыре часа она облетит всю Систему, а вам не придется даже носа высунуть из своей кабины.

В такой обширной сети вещания есть какая-то притягательность. Мои выступления никогда еще не транслировались на всю систему, если не считать одного раза. Но тогда мое лицо всплыло на экране только на двадцать семь секунд – это была эпизодическая роль. А тут такая прекрасная возможность…

Дэк решил, что я собираюсь отказаться и добавил:

– Если вам трудно, то мы можем сначала сделать запись, а потом просмотрим ее и заменим неудачные места.

– Ну хорошо. Где текст, Билл?

– У меня.

– Позвольте мне проверить его.

– Что вы имеете в виду? У вас еще будет куча времени изучить его?

– Он что, у вас не с собой?

– Нет, отчего же. С собой.

– Тогда позвольте мне прочитать его.

Корисмен забеспокоился.

– Вы получите его за час до записи. Такие вещи лучше читать спокойно. – Давно известно, что из всех экспромтов, самые лучшие – это заранее подготовленные, Билл. Ведь это моя профессия, так что я знаю лучше.

– Но ведь еще вчера вы прекрасно справились на взлетном поле вообще без подготовки. Эта сегодняшняя речь почти то же самое, и мне хотелось бы, чтобы вы прочитали ее примерно так же, как выступали перед корреспондентами.

Чем сильнее отнекивался Билл, тем сильнее проступала во мне личность Бонфорта. Наверное, Клифтон заметил, что я вот-вот рассержусь и начну метать громы и молнии, потому что он быстро сказал:

– Ради бога, Билл! Дай ты ему речь.

Корисмен фыркнул и бросил мне листки. В невесомости они не упали, но зато разлетелись по всей каюте. Пенни торопливо собрала их, сложила по порядку и вручила мне. Я поблагодарил ее и, ничего больше не сказав, углубился в чтение.

Быстро пробежав глазами текст, я поднял голову.

– Ну как? – спросил Родж.

– Здесь минут на пять рассказа о принятии в гнездо, а остальное – аргументы, свидетельствующие о правильности политики экспансионистов. В общем почти то же, что уже было в речах, которые мне давали раньше.

– Правильно, – согласился Клифтон. – Принятие в гнездо – это крюк, на котором держится все остальное. Как вы, наверное, знаете, мы собираемся вынести на голосование вотум доверия.

– Понимаю. И вы не можете упустить случая ударить в барабан. Может, это конечно и неплохо, но…

– Что «но»? Что-нибудь не так?

– Нет, просто дух, в котором выдержана речь… В нескольких местах придется заменить кое-какие выражения. Он бы так не выразился.

С уст Корисмена сорвалось слово, которое не следовало бы произносить в присутствии леди; я холодно взглянул на него.

– А теперь послушай меня, Смайт, – продолжал он. – Кто может знать, как выразился бы в этом случае Бонфорт? Вы? Или человек, который вот уже четыре года пишет за него все речи?

Я пытался сдержаться – в его словах была доля правды.

– И тем не менее, – ответил я, – место, которое в печатном тексте смотрится, не может прозвучать как следует в речи. Мистер Бонфорт – великий оратор, теперь я это знаю. Его можно поставить в один ряд с Черчиллем, Уэбстером и Демосфеном – величие мысли, выраженное простыми словами. А теперь, давайте возьмем хотя бы вот это слово «бескомпромиссность», которое вы употребили дважды. Я бы еще может и воспользовался им, потому что люблю многосложные слова. Да и люблю, знаете ли, показать свою эрудицию. Но мистер Бонфорт, наверняка сказал бы вместо этого «глупость», «ослиное упрямство» или «каприз». А сказал бы он так потому, что в этих словах, естественно, содержится больше чувства и выражено оно сильнее.

– Вы бы лучше думали о том, как лучше прочитать речь! А уж о словах позвольте побеспокоиться мне.

– Вы видимо не поняли меня, Билл. Меня совершенно не волнует, что представляет из себя эта речь с точки зрения политики. Мое дело – имперсонация. И я не могу вложить в уста своего героя слова, которые ему не свойственны. Это выглядело бы так же ненатурально и глупо, как козел, говорящий по-гречески. А вот если я прочитаю речь так, как он обычно читал их, это уже само по себе будет эффектно. Он великий оратор.

– Послушайте, Смайт, вас наняли не для того, чтобы писать речи. Вас наняли для того, чтобы…

– Тихо, Билл! – прикрикнул на него Дэк. – И давай-ка поменьше этих «Смайтов». Родж, ну а ты что скажешь?

– Как я понимаю, шеф, вы возражаете только против некоторых выражений? – спросил Клифтон.

– В общем-то да. На мой взгляд еще следовало бы вырезать личные нападки на мистера Квирогу и откровения на тему о том, кто стоит у него за спиной. Все это звучит как-то не по-бонфортовски.

Лицо его приняло застенчивое выражение.

– Вообще-то это место вставил я сам, но может быть вы и правы. Он всегда дает людям возможность подумать кое о чем самим. – Хорошо, сделайте сами все изменения, которые сочтете необходимыми. После этого мы запишем ваше выступление и просмотрим его. Если понадобится – изменим кое-что, в крайнем случае можем даже и вообще отменить его – «по техническим причинам». – Он мрачно улыбнулся. – Да, Билл, именно так мы и сделаем.

– Проклятье, но это совершенно вопиющий…

– Нет, именно так нам и следует поступить, Билл.

Корисмен резко встал и вылетел из каюты. Клифтон тяжело вздохнул. – Билл всегда ненавидел даже саму мысль о том, что кто-то кроме мистера Бонфорта может давать ему указания. Но человек он очень способный. Шеф, когда вы будете готовы к записи?

– Не знаю. Но буду готов, когда нужно.

Пенни вместе со мной вернулась в мой кабинет. Когда она закрыла дверь, я сказал:

– Пенни, детка, с час или около того вы мне не понадобитесь. Но если вам не трудно, зайдите к доку и попросите у него еще этих таблеток. Они могут мне понадобиться.

– Да, сэр, – она поплыла к двери. – Шеф?

– Да, Пенни?

– Просто я хотела вам сказать – не верьте, что Билл писал за него все речи.

– А я и не верю. Ведь я слышал его речи и читал эту.

– О, Билл, конечно, иногда писал всякую мелочь. Как и Родж, впрочем.

Даже я иногда занималась этим. Он – он готов использовать идеи, откуда бы они не исходили, если они нравились ему. Но когда он читал речь, то это была речь целиком его собственная. От первого до последнего слова.