Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк. - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 84

Когда мы вернулись на участок, мастерская миссис Дженнингс была уже готова. Она не была такой причудливой, как у Биддла, — просто старая, ярко раскрашенная палатка, похожая на цыганский шатер с остроконечным верхом. Колдунья отодвинула штору у входа и пригласила нас внугрь.

Внутри было темно. Миссис Дженнингс зажгла большую свечу и установила ее в центре комнаты. В колеблющемся свете пламени она начертила пять кругов: сначала большой, потом, перед ним, немного поменьше и два по бокам. В каждый из них мог стать человек. А рядом миссис Дженнингс нарисовала еще один круг, не более полуметра в диаметре.

Я никогда не присматривался к тому, как работают маги. Но миссис Дженнингс — это было другое дело. Жаль, что я не понимал того, что она делает и для чего. Я знаю, что внутри кругов она начертила множество кабалистических знаков. Насколько я мог судить, это был древнееврейский шрифт, хотя Джо и отрицает это. Особенно запомнился мне странный знак, похожий на букву «зет», оплетающую мальтийский крест. Колдунья зажгла еще две свечи и поставила их по бокам этого знака. Затем она вонзила кинжал, которым чертила знаки, в землю в вершине большого круга. Причем с такой силой, что он задрожал и еще долго продолжал вибрировать.

В центре самого большого круга миссис Дженнингс поставила складной стульчик, села на него, достала маленькую книжку и начала читать, беззвучно шевеля губами. Я не смог разобрать ни слова, да и нужно ли это?! Я огляделся вокруг — и вдруг увидел, что в маленьком кругу сидит Серафим. Как он здесь оказался? Ведь мы оставили его запертым и доме. Кот сидел тихо и наблюдал за происходящим.

Вскоре миссис Дженнингс закрыла книгу и бросила в пламя самой большой свечи щепотку какого-то порошка. Свеча вспыхнула; вверх взметнулся клуб дыма. Я не могу с уверенностью говорить о том, что произошло дальше: дым разъедал глаза. Кроме того, Джо утверждает, что я совсем не понимаю цели окуривания. Но я все же предпочитаю верить собственным глазам. Одно из двух: дым либо сгустился и стал телом, либо скрыл от нас момент появления нового лица: в центре круга перед миссис Дженнингс стоял широкоплечий, крепкий, мускулистый человек ростом чуть выше метра. На нем были бриджи, котурны и колпачок. Безволосая кожа, шершавая и грубая. Все на нем было монотонно тусклым, кроме глаз: они яростно блестели.

— Ну! — сурово сказала миссис Дженнингс, — ты слишком долго сюда добирался! Что можешь сказать в свое оправдание?

Он отвечал угрюмо, как упрямый мальчишка, уличенный, но не раскаявшийся. Его речь — язык был мне незнаком — представляла собой набор резких гортанных и свистящих звуков. Колдунья некоторое время слушала, а затем прервала его:

— Меня не интересует, кто приказал тебе! Ты будешь держать ответ передо мной! Я требую, чтобы все было восстановлено!

Он опять ответил сердито, и тогда миссис Дженнингс перешла на его язык. Речь явно шла обо мне: он несколько раз бросал на меня мрачные взгляды и под конец плюнул в мою сторону.

Колдунья шлепнула его по губам. Он посмотрел на нее уничтожающим взглядом и что-то сказал. Тогда миссис Дженнингс схватила его за шиворот и, сняв туфлю, стала колотить. Бедняга завизжал, потом затих и только вздрагивал от каждого нового удара.

Наконец колдунья встала и швырнула его на землю. Гном поднялся и торопливо заковылял в свой круг.

— Вы, гномы, просто обнаглели, — голос миссис Дженнингс изменился. — Никогда не слышала ничего подобного! Еще одна такая выходка с твоей стороны — и твой народец увидит, как я тебе всыплю! Убирайся! Собери своих собратьев, пусть они тебе помогут. Во имя великого Тетраграмматона убирайся туда, куда тебе приказано!

Он исчез. И почти тотчас же возник следующий посетитель. Сначала в воздухе появилась крошечная искорка. Она превратилась в пламя, в огненный шар сантиметров двадцати в диаметре. Пронеслась над центром второго круга на уровне глаз миссис Дженнингс.

Она танцевала, кружилась, вспыхивала. Я догадался, что это саламандра.

Миссис Дженнингс молча смотрела на нее. Она, как и я, наслаждалась танцем. Это было совершенное, прекрасное существо, без единого изъяна. В ней пылала жизнь, пела радость, царила гармония цвета и формы.

Думаю, я довольно-таки прозаичный субъект. По край ней мере, я всегда придерживался принципа «делай свою работу, а все остальное — приложится». Но саламандра меня потрясла, в ней было нечто самоценное — независимо от того, вред или пользу она приносила. Я даже забыл о том, что она натворила у меня в магазине. Кот, и тот мурлыкал.

Колдунья заговорила с ней чистым, поющим сопрано, без слов. Саламандра отвечала плавными звуками и переливами цвета. Миссис Дженнингс повернулась ко мне.

— Она не стала отрицать, что сожгла твой магазин, — ее заставили это сделать. Мне же не хотелось бы принуждать ее к тому, что противно ее природе. Может быть, у тебя есть какая-то просьба?

Я на мгновение задумался.

— Скажите ей, что я был бы счастлив увидеть, как она танцует.

Миссис Дженнингс вновь запела. Саламандра закружилась, запрыгала, ее огненные усики завертелись, выписывая восхитительные замысловатые узоры.

— Прекрасно, но этого недостаточно. Может быть, попросишь что-нибудь еще?

Я снова задумался.

— Скажите ей, что я сделаю в своем доме камин для нее, и она сможет там жить, когда захочет.

Миссис Дженнингс одобрительно кивнула и передала мои слова. Я почти понял ответ саламандры.

— Ты ей понравился, — подтвердила колдунья. — Позволишь ли ты приблизиться к себе?

— Она может меня обжечь?

— Здесь — нет.

— Тогда — конечно.

Миссис Дженнингс начертила между двумя нашими кругами букву «Т». Саламандра пронеслась под кинжалом — скользнула, как кошка в приоткрытую дверь. И закружилась вокруг меня, слегка касаясь моих рук и лица. Это прикосновение не жгло — лишь покалывало, как будто я ощущал ее трепет, а не ее жар. Потом она заструилась по моему лицу. Я погрузился в мир света и боялся вздохнуть. (Странное дело, но с тех пор, как саламандра коснулась меня, я ни разу не болел. Хотя обычно у меня каждую зиму насморк.)

— Довольно, довольно, — услышал я голос миссис Дженнингс, и огненное облако вернулось в свой круг. Музыкальный разговор возобновился, и они, видимо, быстро пришли к согласию, так как миссис Дженнингс удовлетворенно кивнула и сказала:

— Тогда прочь, огненное дитя! Возвратишься, когда понадобишься. Уходи!.. — И она повторила заклинание, которое произносила, вызывая короля гномов.

Русалка явилась не сразу. Колдунья вновь достала свою книжечку и стала читать монотонным шепотом. В палатке было очень душно, и меня начало клонить в сон. Но вдруг зашипел кот. Он выпустил когти, изогнул спину, распушил хвост: в центральном круге обозначилась некая бесформенная сущность. С нее капала вязкая слизь и растекалась до границ магического кольца. Запахло рыбой, водорослями и йодом, появилось некое свечение.

— Ты опоздала, — упрекнула миссис Дженнингс. — Ты получила мое послание, отчего же медлила?

Русалка издала очень неприятный протяжный звук.

— Отлично, — жестко сказала колдунья. — Я не буду с тобой спорить. Ты знаешь, чего я хочу. И ты это сделаешь!

Она встала и резким движением взяла большую центральную свечу. Пламя ярко вспыхнуло и превратилось в факел, высокий и жаркий. Колдунья протянула его над своим кругом к русалке.

Раздалось шипение, словно вода попала на раскаленное железо, а затем пронзительное бормотание. А миссис Дженнингс снова и снова взмахивала факелом над русалкой. Наконец она остановилась и посмотрела на дрожащее, съежившееся существо.

— С тебя достаточно, — сказала колдунья. — В следующий раз будешь слушаться своей госпожи. Убирайся!

Казалось, русалка провалилась сквозь землю, оставив после себя высохшую пыль.

Миссис Дженнингс подала нам знак войти в ее круг. Чтобы мы могли это сделать, она нарушила наши круги кинжалом. Серафим тоже легко выпрыгнул из своего маленького круга и, громко мурлыча, стал тереться о ноги хозяйки. Миссис Дженнингс произнесла несколько непонятных слов и изящно хлопнула в ладоши. Раздались свист и шум. Стенки палатки вздымались. Снаружи мы слышали плеск воды и треск пламени, чью-то торопливую беготню. Миссис Дженнингс оглядывалась по сторонам, и та стена палатки, куда падал ее взгляд, сразу же становилась прозрачной.