Загадочные женщины XIX века - Бретон Ги. Страница 40

Тогда Гамбетта взял одну из своих фотографий и написал на обороте: «Моей королеве, которую я люблю больше, чем Францию».

Через два месяца, в июле, новоиспеченный депутат, страдавший хроническим колитом, отправился в Эмс подлечить свой организм, принадлежащий со всеми потрохами республиканизму. Мари сопровождала его, заставляла пить воды, нежила и холила.

В ноябре они вернулись в Париж. Он поселился в доме номер 12 по улице Монтень, а она обосновалась на улице Рокепин. Буржуазные республиканцы, они оба боялись пересудов…

Гамбетта встретился со своими друзьями по «Третьей партии»: Кремье, Греви, Жюлем Ферри — и начал ожесточенную борьбу с режимом.

10 января 1870 года он впервые поднялся на трибуну в Палате депутатов, чтобы допросить генерала Ле Беф о причинах отправления в Африку двух солдат, которые присутствовали на выборном собрании.

Мари, конечно же, пришла послушать его. Она волновалась, как мамаша, отпрыск которой должен прочитать басню во время церемонии, посвященной окончанию занятий в школе. Но Леон держался уверенно, жестикулировал, бушевал, метал громы и молнии, бранил империю и заключил свою речь следующим образом:

— Мы хотим, чтобы монархия была заменена системной институтов, действующих в соответствии с народной волей на благо нации; эту форму правления, имя которой хорошо известно — Республика, — мы должны получить мирным, бескровным путем, исключающим возможность революции.

Пятьдесят членов «Третьей партии» устроили ему овацию. Мари Мерсманс плакала. Отвага Львенка восхищала ее. Она, словно во сне, двинулась к выходу и в дверях столкнулась с изящной брюнеткой, глаза которой тоже были полны слез. Мари не обратила на нее никакого внимания. Это была Леони Леон.

Леони продолжала, оставаясь в тени, следить за успехами своего кумира. Она регулярно приходила в Палату, чтобы послушать его. «После каждого заседания, — пишет Эмиль Пиллиа, — она, переполненная впечатлениями, пробиралась к двери, откуда появлялись депутаты, и ждала Гамбетту, надеясь заговорить с ним, но он равнодушно отодвигал ее локтем и проходил мимо.

Но она не теряла надежды, несмотря на неудачи. Она засыпала его письмами, в которых описывала свое восхищение им и говорила о своей любви, и, в конце концов, Гамбетта, покоренный ее страстью, сгорая от любопытства, кто же автор этих посланий, согласился на короткую встречу с ней.

Но дальше этой встречи их отношения не двинулись».

В то время Гамбетта был слишком привязан к пылкой Мари, которая умела быть и требовательной, и нежной, чтобы интересоваться другими женщинами.

Все его помыслы были о ней. Часто во время заседаний Палаты друзья Гамбетты замечали, что он торопливо пишет какую-то записку. Это были послания Мари, которые он передавал ей с одним из охранников.

«Законодательный корпус Париж, 9 марта 1870 года, среда.

Моя дорогая королева, я провел отвратительную ночь и рано утром отправился в Палату, где и застрял. Вряд ли я смогу забежать к тебе раньше 10 часов вечера. Посылаю тебе пропуск на завтра, к сожалению, мне не удалось раздобыть второго.

Целую тебя всю с ног до головы, Леон».

Иногда Гамбетта посылал на улицу Рокепин с кем-нибудь из друзей письмецо, написанное во время собрания его политической группы.

«Левый демократический комитет по противодействию плебисциту 9 мая 1870 года, понедельник.

Милая моя, сейчас половина седьмого. У меня все в порядке Правда, зверски болит голова, но, к счастью, сейчас небольшая передышка. Когда все прояснится, я пошлю тебе записочку.

Не сердись на твоего Львенка за краткость. Л. Г.»

Этот несгибаемый республиканец был бы очень удивлен, если бы ему сказали, что он пошел по стопам Генриха IV, который писал любовные письма прекрасной Габриеле во время заседания совета министров…

В сентябре была объявлена война Пруссии, и Гамбетта не мог не воспользоваться этим поводом и не произнести несколько красивых фраз, сопровождаемых энергичным движением подбородка.

— Пусть император отмоет пятно позора, оставленное событиями 2 декабря, в водах Рейна! Республика сумеет воспользоваться его победой!

На деле Республика воспользовалась поражением императора. 4 сентября в Палате было провозглашено низвержение Наполеона III и его династии, и Гамбетта получил портфель министра внутренних дел. В то же время в рядах республиканцев произошел раскол по важнейшему вопросу: следует ли продолжать войну. Жюль Симон, Жюль Фавр, Эрнест Пикар, считая, что после поражения под Седаном сопротивление бессмысленно и даже преступно, требовали немедленных переговоров с Бисмарком. Гамбетта выступал за продолжение войны. 7 октября он и его друг Спюлле взлетели на аэростате «Арман Барбе» с Монмартра, с площади Сен-Пьер.

Гонимый юго-восточным ветром, аэростат пролетел над Сен-Дени, в семистах метрах над прусскими постами, откуда раздались выстрелы, и вскоре опустился неподалеку от Мондидье. Вечером они были в Амьене, произведя фурор своим появлением.

Через несколько дней Гамбетта прибыл в Тур, где организовал новое правительство, в котором занял место военного министра. Но вскоре к Туру подошли прусские войска, и правительство эвакуировалось в Бордо. Там Гамбетту ждал сюрприз: к нему присоединилась Мари Мерсманс, от которой он уже несколько месяцев не получал известий. На какое-то время тот, кого почитатели звали «Диктатор», забыл о сопротивлении, о Пруссии, о Бисмарке и проводил час за часом, упиваясь восхитительным телом прекрасной фламандки. Близкие друзья, которым Гамбетта поверял свои интимные секреты, рассказывали позже, что он посвятил несколько ночей тому, чтобы испробовать с Мари смелые позы, которые он видел на литографиях Девериа. Несмотря на гибкость мадемуазель Мерсманс, ему не удалось воспроизвести «сад любви», «грубоватый трюк, суть которого состоит в том, что любовница превращается как бы в ручную тележку…» (далее идет описание, которое я не решаюсь здесь привести).

Эти же конфиденты сообщают, что Гамбетта всегда носил в своем портфеле между визитными карточками несколько рыжих волосков, добытых в укромной части тела мадемуазель Мерсманс…

Эту реликвию Гамбетта свято хранил как свидетельство своего немонашеского образа жизни.

После капитуляции Парижа Гамбетта, которого присутствие мадемуазель Мерсманс делало все более воинственным, высокомерно заявил, что будет продолжать военные действия. Месье Тьер ответил речью, в которой назвал громогласного министра «разбушевавшимся безумцем».

Задетый и разочарованный, Гамбетта в сопровождении Мари уехал в Сен-Себастьян, где снял на три месяца небольшой домик.

Однажды «великого республиканца» захотела видеть Дама.

Это была Леони Леон, прибывшая из Парижа с простодушной надеждой соблазнить, наконец, Леона Гамбетту.

Тетушка министра, которая вела дом, ответила, что «великий республиканец» очень устал и никого не принимает, и захлопнула дверь перед ее носом.

Леони Леон, в слезах, села в парижский поезд.

После трехмесячного отдыха, посвященного прогулам по берегу моря с Мари, Гамбетта, посвежевший и бодрый, вернулся во Францию, чтобы участвовать в выборах. Был июнь 1870 года. Грязный, с всклокоченной бородой, в костюме, усыпанном крошками хлеба, с пятнами соуса на жилете, он мотался по Франции и не щадил голоса. В итоге он прошел по трем департаментам: Сены, Вара и Буш-де-Роны. Он выбрал департамент Сены.

Через несколько дней он появился в Национальном собрании. Его ждало большое разочарование: месье Тьер, заручившись поддержкой большинства депутатов, дал ему понять в завуалированной форме, что его речи действуют на всех усыпляюще. Разгневанный Гамбетта сел в поезд и отправился поражать воображение провинциалов. Где только он ни побывал! Маловосприимчивый к красотам природы, он в апреле 1872 года попытался потревожить спокойствие долины Луары демократическими выкриками и россказнями.

Мари Мерсманс не могла сопровождать его и очень горевала по этому поводу. Прощаясь с ним, она устроила настоящую сцену, плакала, обвиняла Львенка в том, что он организовал поездку с единственной целью повеселиться вдали от Парижа.