НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 16 - Казанцев Александр Петрович. Страница 19

В конце концов новоявленный «хирург» научился довольно сносно оголять определенные участки мозга, вживлять электроды.

Сейчас Олег даже удивляется, как у него хватило терпения копаться в этом. Хорошо, что шеф с самого начала объяснил Олегу конечную цель его занятий.

— …очень слабые потенциалы поступают на вход нелинейного усилителя. Немалая проблема состояла в том, чтобы избавиться от собственных шумов, связанных с деятельностью других отделов мозга. Узкополосный частотный фильтр на криотронах только частично разрешал эту проблему…

«Частично». Скругляет углы шеф. Усиливает значимость работы. Что ж, перед Госкомиссией это не вредно. Авось на премию вытянем. Если бы он еще упомянул о том, как мы возились с блоками выхода…

— …К отчету приложены также отзывы: доктора физико-математических наук, профессора И.П.Замойского и доктора биологических наук С.М.Тарасова. Если у членов комиссии нет вопросов по докладу, можно перейти к демонстрации.

При этих словах Олег встрепенулся: демонстрировать-то ему. «Ну, милая, не подведи!»

Олег достал из клетки белую мышь, погладил ее — спокойно, Альба, спокойно! — укрепил в станочке, подключил электроды. Блок уже прогревался, можно было давать высокое.

Все действия Олега были заученно-автоматическими:

Щелк! — включен усилитель.

Щелк! щелк! — фильтры и осциллоскоп.

Щелк! — звуковой выход.

Щелк! — видеоконтроль.

Еще минута на стабилизацию — и экран засветился, по нему забегали смутные тени. Олег медленно повел ручкой верньера, изображение прояснилось, из динамика послышался характерный шум.

Олег знал, что будет потом, до мельчайших подробностей, но все-таки напряженно всматривался в экран. Краем глаза он заметил, как члены комиссии встали со своих мест и окружили установку. Ближе всех протиснулся моложавый профессор, кажется, из института биоинформации.

Из динамика послышались звуки шагов, и Олег увидел на экране свое лицо. «Альба, Альбочка, кушать пора!», и тотчас же раздался звонок. Весь экран заслонила кормушка. Изображение задергалось, потом пропало. Опять звуки шагов, голос Олега, звонок, и изображения пошли в той же последовательности.

— …это необходимо для чистоты эксперимента, — услышал Олег голос шефа.

Подошла Людочка в белом халате и залепила глаза и ушки Альбы лейкопластырем. Олег нажал кнопку «Сброс», затем «Пуск», и все повторилось.

Он не вслушивался, о чем приглушенно говорили члены комиссии, он думал только о декатронах, лишь бы они выдержали, Он даже слегка уменьшил напряжение, но стали вдруг выпадать кадры, и от этого варианта пришлось отказаться.

Наконец, демонстрацию можно было закончить. Олег все выключил и освободил Альбу.

— Простите, — раздался вкрадчиво-умиленный голос (Люндовский, нейрофизиолог, отметил про себя Олег), — проводились ли испытания установки на низших животных? На беспозвоночных, например…

— На первой стадии разработки. Мы использовали для этой цели червей планарий.

— Интересно, как выглядела в таком случае извлеченная информация?

— Могу вас заверить, Григорий Соломонович, что таких впечатляющих результатов не было. Мы даже решили, что выбрали неверный путь. Впрочем, можно это продемонстрировать. Олег Павлович, в препараторской, кажется, сохранились еще планарий?..

Чертыхаясь, Олег кинулся в препараторскую и с ходу налетел на свой рюкзак. «А чем хуже наши простые дождевые черви?» В душе благодарный племяннику, он выбрал из баночки самого жирного червя. «Как на пескаря». Привычно зажал в штативе, подвел под микроскоп, вонзил в червя микронные платиновые иглы-электроды и торжественно вернулся к установке.

Комиссия оживлено обсуждала результаты, на Олега никто не обратил внимания. Он быстренько подключил электроды к блоку, опять — щелк, щелк, щелк, — экран не светился, динамики молчали. Для очистки совести Олег подстроил преобразователь дал максимальное усиление…

Из динамика послышались неясные, булькающие звуки, будто выливалась жидкость. Потом что-то или кто-то прокашлялся и… Олег не поверил своим ушам.

— Каждая формула эквивалентна некоторой предваренной формуле, если верить теореме Эрбрана — Генцена… — донесся до Олега сквозь ритмичное потрескивание знакомый голос.

Олег слегка оторопел, кинулся к усилителю, крутанул потенциометр на видеоконтроле — экран по-прежнему был темным, убавил напряжение. А в динамике невозмутимый голос Прони ворчливо бубнил:

— Каждая формула эквивалентна».

Потом Олег никак не мог восстановить в памяти последовательность событий. Запомнилась рука шефа, нервно вырубающая высокое напряжение, недоуменно улыбающиеся лица членов комиссии, широко открытые глаза Люды и ехидный голос Люндовского: «Ваши планарии уже за логику принялись?».

К счастью, члены комиссии ценили юмор и приняли происшедшее за шутку. Свои тоже поняли это как шутку, правда, довольно неумную и неуместную. Олег не стал никого разубеждать, поскольку ему еще самому предстояло разобраться в этом фокусе.

Речь младшего научного сотрудника О.П.Крамова на мини-банкете по случаю приема Госкомиссией системы «Дубль-дуб»

Уважаемый Борис Львович, дорогие коллеги и коллегии!

Не стану повторять те в высшей степени справедливые слова, которые были произнесены предыдущими ораторами и ораторшами, (Реплика с места: Крамов, не растекайся мыслью по древу!) Я лишь вкратце остановлюсь на некоторых философских аспектах данного эксперимента. (Одобрительные звуки: у-у-у!)

Мы — практики. Изящной дубинкой эксперимента поверяем мы крепость дерзких вопрошений человеческого духа. «Cogito ergo sum» — блестящее воплощение априорного отношения к разуму. Разум! Нет ничего могущественнее его. (Женский голос с места: А любовь?)

— Вопрос поставлен некорректно, поэтому оставляю за собой право прояснить его в личной беседе где-нибудь в парке под аккомпанемент соловья. (Смех, оживление.)

Так сказал старик Державин еще в восемнадцатом веке. С тех пор мы жутко поумнели, а заодно научились с неиссякаемым юмором относиться к забавнейшему из имеющихся в распоряжении человека орудий — собственной голове. Заметьте, еще никто и никогда не жаловался на то, что он не умен. Легко признаются во множестве недостатков — сердцебиениях и колотье под ложечкой, охотно обсуждают животрепещущие вопросы облысения и зубной боли. Зато насчет своего мозга каждый глубоко убежден, что уж там-то все в порядке. Лишь изредка посетуют на плохую память, не связывая это, однако, с тем, как вообще варит котелок. (Мрачный голос с места: Ну, у тебя-то котелок варит! — Смех.)

Оглушать свой мозг алкоголем, угнетать его никотином — у нас в порядке вещей. (Голос с места: Олег, это уже ханжество!) О, конечно, всем известны эти прописные истины! Но каждый уверен, что его они не касаются, что его-то любимый мозг с честью выйдет из любой передряги. Ваш покорный слуга в этом смысле не исключение. И даже позволяет себе подпаивать какого-нибудь полутемного Проню в надежде, что мозг последнего выдаст хранящуюся в нем информацию. (С места: Это ты о чем?)

— Ладно, замнем для ясности. (Женский голос: Кончай выступать!)

— Наш любимый «Дубль-дуб», за который я с большим чувством поднимаю эту маленькую мензурку, — инструмент в высшей степени объективный и беспристрастный. Но он — аппарат бескрылый. (Реплика: Он не аэроплан! Здоровый смех.) «Дубль-дуб» показал лишь то, о чем мы догадывались, что мы знали и до него. Он извлек и продемонстрировал имеющуюся информацию, а нам гораздо важнее информацию вложить. (Голос с места: Крамов, если ты через минуту не закруглишься, мы тебе вложим.)