НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 16 - Казанцев Александр Петрович. Страница 21

Долой школы, техникумы, институты! Проня, морщась, пьет из пробирки и становится под облучение. Сколько-то минут — и он готов сдавать экзамен по японскому языку. Завтра он приобретает дополнительно к профессии водопроводчика фундаментальные знания по физике твердого тела, а послезавтра станет авторитетом в области иконографии Наполеона. Вполне возможная картинка, если учесть, что сейчас ресурсы мозга у самых высокообразованных людей используются всего-навсего процентов на двадцать.

Но позвольте, о гениальный ученый, почему вы творите таким кустарным способом? Испытывая огромные затруднения и великое множество досадных помех вроде упрямого Прони и меня, грешного, ненароком смазывающих чистоту эксперимента? Иль, может быть, ваш гордый дух ко гласу восхищенья глух?

Фу ты, дьявольщина, я уже начал стихами выражаться! Спокойнее, менеэс Крамов, больше критики, анализа, меньше высокопарных слов.

Итак, мы имеем на сегодняшний день научно-технический нонсенс, аномалию. Совершено некое эпохальное — не боюсь этого слова — открытие. Сделано это открытие, как ни странно, одиночкой. И этот человек, судя по всему, отнюдь не стремится афишировать свою работу. Так сказать, сделать ее достоянием научных кругов и широкой общественности. Почему?

Возможно, исследование не доведено до конца и требует окончательной шлифовки. Не исключено, что Рольберг желает, так сказать, монопольно срывать плоды. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов третий вариант, совсем уж криминальный…

Не знаю, как там обстоит дело с правовой точки зрения, но по всем законам морали глубокоуважаемый А.Я.Рольберг, к сожалению, поступает неправильно. Может, но не хочет семью хлебами с рыбой накормить голодающих. Мессия так не поступал! Каждому выделил он по бутерброду, и страждущие за то благословили неоскудевающую руку дающего. Вот как поступали настоящие люди даже в отсталые библейские времена, невзирая на последующую черную неблагодарность вроде распятия на неотлакированных досках.

Серьезно, Александр Яковлевич, ведь сейчас потребность в легкоусвояемой информации ничуть не меньше, чем в хлебе насущном.

Как бы глубока ни была обида на коллег, может быть, слишком нетактично предлагавших Рольбергу уйти на пенсию… Что ж, вы доказали свою правоту!.. Впрочем, я ничего толком об этом не знаю. Отчего не предположить, что глубоко обиженный профессор желает взять блистательный реванш? И стремится натянуть такой грандиозный нос кому-то из своих научных недоброжелателей, что это заслонило от него более важные соображения?

Если продолжить библейскую аналогию, надо бы мне подобно Понтию Пилату умыть руки и предоставить истории развиваться своим естественным ходом. В самом деле, Олег Павлович, не имеете вы никакого римского права шпионить за заслуженным профессором, в свое удовольствие пользующегося заслуженным отдыхом. Вас привлекают запахи, доносящиеся с его кухни? Нюхайте на здоровье, но держите свой любопытный нос подальше от двери, а то ведь его могут ненароком и прищемить! Кстати, молодой человек, вы, вроде бы, имеете какое-то отношение к работам примерно в той же области науки? Ах, как некрасиво получается! Уж не собираетесь ли вы, пардон, спереть готовенькое и переложить его на блюдечко с золотой каемочкой в качестве своего скромного дара человечеству?

Давай без трепа: уж слишком серьезная штука то, что сделал Рольберг. Он, как ребенок, тешится своей игрушкой. Но ведь и Проня и Евгений контактируют с десятками людей, их необычность бросается в глаза. Что если открытие попадет, так сказать, в недобрые руки?

Страшно подумать…

Что же делать? Как убедить Рольберга работать в институте? Трудно. Ведь он делает гения из своего внука. Кстати, наверное, неспроста у мальчика такое имя — Ев-гений…

Изобретения должны принадлежать народу! Да, но ведь Рольберг официально не регистрировал его. Значит, и государственное право на него не распространяется.

С кем посоветоваться? С шефом? Ну уж нет! Шеф, пока своими глазами не увидит, пока не «пощупает» Проню и Евгения, не поверит.

Обратиться в МВД? Попросить, чтобы на всякий случай незаметно охраняли?

Думай, Олег, думай, ты не имеешь никакого римского права не найти выход из этого положения!

— Разрешите войти?

— Да, да, прошу.

— Владимир Николаевич, у меня без вашей подписи не принимают заказ, а он очень срочный.

— Но вам же известно, Олег Павлович, что заказы подписывает начальник лаборатории, а не начальник отдела.

— Да, конечно. Но мне надо вне очереди, а как раз это без вашей подписи не сделают.

— К чему такая спешка?

— Понимаете, этот препарат не нашего производства, мне его достали… в институте молекулярной биологии. И долго храниться он не может.

— Ну, хорошо, но только в виде исключения. Крайне неприятно бывает начальнику лаборатории, когда даются указания через его голову, ведь так? Представьте себе, что вам… Я вижу, вы меня поняли. Давайте сюда бланк, подпишу.

День начался с беготни. Оправдывалось бытующее мнение, что «младшего научного сотрудника ноги кормят». Вчера Андрей принес «лекарство», которым Рольберг потчует Проню, и сегодня была надежда точно определить, что это за «лекарство». Ведь, как утверждал Евгений, «лекарство» предназначено для «ненормальных», то есть заурядных людей, не гениев. Олег хорошо знал многие биохимические препараты для стимуляции центральной нервной системы. Было ли что существенно новое в «лекарстве» Рольберга? К концу дня аналитики обещали выдать результаты.

— Олег, ты что сегодня такой грустный?

Это Людочка. Такое уж у нее очаровательное свойство — отрывать Олега от дела в самый неподходящий момент.

— Я не грустный, я — со-сре-до-точенный.

Олег как раз собирался испробовать на вкус остатки «лекарства для ненормальных». Отчего-то было у него такое чувство, что этим он внесет существенный вклад в разгадку тайны Рольберга.

— Нет, я вижу, ты чем-то расстроен.

— Людочка, уверяю…

— У тебя это буквально написано на лбу. Но раз ты предпочитаешь скрывать — лучше молчи. Привет!

И она, неподражаемо дернув плечиком, скрылась за несгораемым шкафом. Олег, провожая ее взглядом, почувствовал вдруг настоятельную потребность подвергнуть свое нынешнее состояние психоанализу.

«Она такая чуткая! Я со своей толстокожестью сам не отдаю себе отчета в собственном состоянии. Определенно, эти рольберговские штучки выбили меня из привычной колеи. Людочка права: у меня, наверное, начинает проявляться мания преследования и комплекс неполноценности. Преследования — потому что противозаконно слежу за домом профессора, неполноценность — от сознания интеллектуального превосходства сопливого мальчишки».

Научная организация труда пока еще только пробивает себе дорогу в научно-исследовательские институты. Олег в этот день едва ли мог бы похвастать достижениями во внедрении НОТ на своем рабочем месте. Он неприкаянно слонялся между аналитичкой и закутком, где возилась с мышами Людочка. По дороге то ли туда, то ли обратно удачно парировал попытку электронщиков впрячь его в «саморазваливающуюся телегу», как окрестил шеф капризную лабораторную ЭВМ. Однако абсолютной свободы, как известно, не существует: профорг Володька-маленький подсунул-таки стенгазету.

— Родимый, только заголовочки! Неужели тебя не вдохновляет эта бордовая гуашь?..

Олег покорился и даже нарисовал сверх плана почтовый ящик внизу последней колонки, дескать, ждем ваших писем. Потом решился и разом проглотил остатки «лекарства».

Не сладко, не горько. Чуть кисловато, пожалуй, да еще — показалось немножко маслянисто. Олег заперся в фотолаборатории, сел в скрипнувшее всеми пружинами кожаное кресло, лет двадцать назад списанное из приличного кабинета, и сосредоточился на внутренних ощущениях.

Ощущения были все те же. В голову лезло вперемежку все, что угодно.

«Балда, надо было продумать методику испытаний, — спохватился Олег. Попробовать запоминание, что ли?»