Т. 09 Свободное владение Фарнхэма - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 28

— Барби, эта простыня не выдержит еще одной стирки. Она совсем обветшала, — сказала Карен.

— Ничего, ветошь нам тоже пригодится.

— Да, но что же мы будем использовать вместо простыней? А все это мыло. — Карен зачерпнула ладонью массу из миски, стоявшей на берегу. Масса была серой, мягкой, неприятной на ощупь и сильно напоминала овсяную кашу. — Эта дрянь прямо-таки проедает белье насквозь.

— Простыни — еще полбеды, а вот что будет, когда не останется ни одного полотенца?

— Да, притом последнее непременно окажется мамочкиным, — с иронией добавила Карен. — Наш хранитель обязательно выдумает причину для такого распределения.

— Зря ты так, Карен. Не забывай, что Дьюк проделал колоссальную работу.

— Да знаю я, знаю. Дьюка и в самом деле нельзя винить. Это происки его приятеля Эдди.

— Какого еще Эдди?

— Эдипова комплекса, дорогуша.

Барбара отвернулась и стала полоскать пару заношенных джинсов.

— Ты согласна со мной? — спросила Карен.

— У каждого могут быть слабости.

— Да. Вон даже у папочки есть дефект. Его все еще беспокоит шея.

Барбара выпрямилась.

— А разве у него болит шея? Может быть, ему помог бы массаж?

Карен хихикнула.

— Знаешь, сестричка, в чем твоя слабость? Ты абсолютно не понимаешь шуток. Просто у отца несгибаемая шея упрямца, и этого уже ничем не вылечишь. Его слабость в том, что у него нет слабостей. Не надо хмуриться. Я люблю папочку. Я просто восхищаюсь им, но тем не менее рада, что не похожа на него, — она отнесла белье к кустам терновника и принялась его развешивать. — Проклятье! Почему отец не догадался запастись бельевыми прищепками? Эти шипы еще хуже, чем мыло.

— Без прищепок мы вполне можем обойтись. Хью и так запасся невероятным количеством необходимого. Буквально всем, начиная с будильника с восьмидневным заводом…

— Который, к слову сказать, сразу же разбился.

— …и кончая инструментами, семенами, книгами и еще бог знает чем. Карен, не вылезай на берег голышом.

Карен остановилась. Одна нога ее уже стояла на берегу.

— Чепуха. Старина Каменное Лицо не будет подглядывать. Издевательство, самое настоящее издевательство — вот что это такое. Мне кажется, что когда-нибудь я сама наброшусь на него.

— Чем ты недовольна? Джо в экстремальной ситуации показал себя настоящим джентльменом. Так что умерь свой пыл. Подожди, сейчас я закончу полоскать белье, и мы отнесем сушить все сразу.

— Хорошо, хорошо. Но я все время спрашиваю себя: есть в нем что-нибудь человеческое или нет.

— Конечно, есть. Готова поклясться в этом. Он настоящий мужчина.

— Хм… Барби, уж не хочешь ли ты сказать, что наш святой Иосиф подкатывался к тебе?

— Господи, конечно же, нет! Но он краснеет каждый раз, когда я прохожу мимо него.

— Откуда ты знаешь?

— Он становится еще чернее. Карен, Джо очень хороший человек. Жаль, что ты не слышала, как он объяснял мне насчет Дока.

— Что объяснял?

— Ну, понимаешь, Док начинает признавать меня. Вчера он сидел у меня на руках, и я кое-что заметила и сказала Джо: «Джо, Док что-то очень сильно растолстел. Или он всегда был такой?» Вот тут-то Джо и покраснел. Но ответил мне с очаровательной серьезностью: «Барбара, Док Ливингстон, в сущности не такой уж кот, каким он себя считает. Старина Док скорее относится к кошкам. Это вовсе не ожирение. Э-э-э… видишь ли… у Дока должны появиться детки». Он буквально выдавил это из себя. Наверное, ему показалось, что меня этим можно смутить. Смутить ему меня не удалось, но удивлена я была чрезвычайно.

— Как, Барбара, ты в самом деле не знала, что Док Ливингстон — кошка?

— Откуда мне знать? Все называли его «он», да и имя у него… у нее мужское.

— Но ведь доктор может быть и женщиной. Ты что же, не можешь отличить кота от кошки?

— Я никогда над этим не задумывалась. У Дока такая густая шерсть!

— М-м-да, с персидскими кошками действительно трудно сразу разобраться, кто есть кто. Но котов всегда отличают царственные манеры, да и другие признаки у них довольно внушительных размеров.

— Даже если бы я и обратила на это внимание, то просто подумала бы, что он кастрирован.

Карен, казалось, была потрясена.

— Смотри, чтобы отец этого не услышал! Он никогда в жизни не позволил бы кастрировать кота. Папа считает, что коты являются равноправными с людьми гражданами. Но ты все-таки удивила меня. Котята, надо же!

— Так мне сказал Джо.

— А я и не заметила, — Карен выглядела озадаченной. — Впрочем, если вспомнить, я давно не брала его на руки. Только несколько раз гладила да удерживала от опрометчивых поступков. А то он буквально ничего не давал делать. Стоило открыть какой-нибудь ящик, как Док уже оказывался там. Теперь я понимаю: это он выбирал место для ко^ят. Мне следовало бы быть повнимательней.

— Карен, почему ты продолжаешь говорить «он», «его»?

— Почему? Но ведь Джо тебе объяснил. Док считает себя котом — а почему я, собственно, должна разубеждать его? Он всегда так считал, и он был самым своенравным из наших котят. Хм… котята. Барби, когда Док достиг зрелости, мы устроили ему ветречу с котом самого что ни есть аристократического происхождения. Но тот чем-то не понравился Доку и был им изрядно потрепан. Поэтому мы потеряли всякую надежду и с тех пор никогда не пытались навязывать ему друга. Кстати, летописец ты наш, скажи-ка, сколько дней мы уже здесь?

— Ровно шестьдесят два дня. Я уже справлялась: нормальный для кошек срок — от шестидесяти до семидесяти дней.

— Следовательно, это может случиться в любой момент. Готова биться об заклад, что сегодня ночью мы не сомкнем глаз. Кошки никогда не производят на свет свое потомство в нормальное время суток, — Карен вдруг резко сменила тему разговора: — Барбара, чего тебе больше всего не хватает? Сигарет?

— Я уже и думать про них забыла. Скорее всего, яиц. Яиц к завтраку.

— Отец думал об этом. Оплодотворенные яйца и инкубатор. Но он не построил его; и яйца все равно разбились бы. Да, мне их тоже, пожалуй, не хватает. Лучше всего, если бы яйца несли коровы, а отец придумал бы способ запасти коров. Тогда бы у нас были и яйца, и молоко. Представляешь? Мороженое! Холодное молоко!

— Масло, — добавила Барбара. — Мелко нарезанные бананы со взбитыми сливками. Горячий шоколад.

— Перестань, Барби, я, кажется, сейчас умру голодной смертью прямо у тебя на глазах.

Барбара ущипнула ее.

— Про тебя никак не скажешь, что ты похудела.

— Возможно, — Карен замолчала и принялась мыть посуду.

Наконец она тихо произнесла:

— Барби, то, что собирается сделать наш Док, и наполовину так не удивит всех наших, как тот сюрприз, который преподнесу им я.

— Что за сюрприз, милая?

— Я беременна.

— Что?

— То, что слышала. Беременна. Жду ребенка, если тебе так понятней!

— А ты уверена, дорогая?

— Конечно же, уверена! Я сдала анализы, и очкарик, который их проверял, только вылупил глаза, получив результат. Я уже на четвертом месяце. — Карен бросилась в объятия подруги. — Я ужасно боюсь!

Барбара принялась утешать ее:

— Ну-ну, дорогая, все будет хорошо.

— Черта с два! — воскликнула Карен. — Мать устроит тут такое… и больниц здесь нет… и врачей. Господи, и почему Дьюк не пошел в медицинский? Барби, я, наверное, умру. Я знаю.

— Карен, не болтай чепуху. Детей, родившихся без помощи докторов, гораздо больше, чем детей, привозимых на кормление в тележках. Тебя не так страшит возможность смерти, как объяснение с родителями.

— Да, и это тоже, — Карен вытерла глаза и шмыгнула носом. — Барби, ты только не обижайся… но я именно поэтому пригласила тебя к себе на тот уикэнд.

— Вот как?

— Я подумала, что мать не станет устраивать большого шума при постороннем человеке. Большинство девиц в нашем заведении были или мещанками, или потаскушками, да к тому же еще и абсолютными дурами. А ты не то и не другое, и я знала, что ты заступишься за меня.