Чужак в стране чужой (Чужак в чужой стране) - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 5

Смита охватило возбуждение и — странным образом — разочарование; чтобы огрокать происходящее во всей полноте, он подавил оба эти чувства, настолько успешно, что за стеной на приборах доктора Таддиуса не шелохнулась ни одна стрелка.

Но переведя последний вопрос, Смит почувствовал такой накат эмоций, что чуть не позволил своему пульсу ускориться.

Он вовремя опомнился, справился с сердцем, обругал себя глупым, несдержанным детенышем, а затем проверил перевод. Нет, все верно. Это существо женщина предложило ему воду. Оно желает взрастить близость.

С огромным трудом подбирая слова, хотя бы отдаленно выражающие нужные понятия, он ответил со всей подобающей случаю торжественностью:

— Благодарю тебя за воду. Да пьешь ты всегда вдосталь.

Медсестра Бордман в жизни не сталкивалась с такой церемонностью.

— Спасибо, очень мило с вашей стороны!

Она взяла стакан, наполнила его, протянула странному пациенту и неожиданно услышала:

— Пей сперва ты.

(Он что, совсем спятил? Думает, я его отравлю?) Но в словах Смита звучала такая мягкая настойчивость, что отказаться было невозможно. Джилл отпила глоток, Смит сделал то же самое, вернул стакан и удовлетворенно откинулся, словно свершив нечто важное.

М-да, подумала Джилл, приключение получается так себе, когда смывались из общаги, бывало поинтереснее.

— Ну, — сказала она, — вам, похоже, больше ничего не нужно, так что я пойду.

— Нет!

— Да? — недоуменно повернулась уже направлявшаяся к двери Джилл.

— Не уходи.

— Н-ну… я могу задержаться, но очень ненадолго. — Она снова подошла к кровати. — Вам что-нибудь нужно?

Смит внимательно оглядел ее с головы до ног.

— Ты… ты — женщина?

Да, такого вопроса ей еще не задавали. У Джилл прямо на языке вертелся подходящий ответ, но Смит, похоже, и не думал шутить, он смотрел серьезно и с какой-то непонятной тревогой. Только теперь Джилл поняла, а скорее, почувствовала, что тот дурацкий слух — чистая правда: этот пациент действительно никогда не видел женщин.

— Да, — осторожно подтвердила она, — я женщина.

Ну чего, спрашивается, он так на меня уставился? К собственному своему удивлению Джилл ощущала некоторую неловкость. Казалось бы, что тут такого? Мужик пялится — так они все пялятся. Но ведь этот изучает тебя, словно инфузорию под микроскопом. Молчание становилось невыносимым.

— Так что, похожа я на женщину?

— Я не знаю. — Смит говорил медленно и очень серьезно. — Как выглядит женщина? Что делает тебя женщиной?

— Ну, я сейчас сдохну!

Такого дикого разговора с существом мужского пола у Джилл не было уже давно, с того, пожалуй, времени, как ей исполнилось двенадцать лет.

— Ты что же, хочешь, чтобы я прямо сейчас разделась и показала?

Чтобы внимательно изучить все эти символы и попытаться их интерпретировать, требовалось время. Первая группа вообще не поддавалась огрокиванию. Ключевое слово «сдохну» абсолютно незнакомо. Скорее всего, здесь одно из формальных звукосочетаний, так часто употребляемых этими существами… И в то же время эмоциональный накал, с которым произносились эти звуки, заставлял подумать о прощальном послании перед уходом. Возможно, он настолько нарушил, общаясь с существом женщина, правила поведения, что оно готово прекратить телесную фазу существования.

Смиту никак не хотелось, чтобы это существо сию же секунду умерло, хотя, конечно же, это его полное право, а возможно — в сложившейся ситуации — и обязанность. Резкий переход от близкого контакта, порожденного ритуалом воды, к положению, когда вновь обретенный брат по воде близок — нет, не наверняка, но вполне возможно — близок к уходу или даже развоплощению; не сделай Смит над собой усилия, он мог бы впасть в панику. Ну а если существо женщина все-таки сейчас умрет, он умрет следом; иных выходов не огрокивалось, во всяком случае, после недавнего причастия водой.

Вторая группа состояла из знакомых символов. Смысл огрокивался далеко не во всей полноте, но тут, похоже, намечался путь к разрешению кризиса — нужно просто подтвердить свое отсутствующее, но предположенное желание. Возможно, если женщина снимет одежду, никому из них не придется развоплощаться. Смит радостно улыбнулся.

— Да, разденься, пожалуйста.

Джилл открыла рот, закрыла его. А потом раскрыла снова.

— Ну ни фига себе!

Значит, догадки были неверными, а ответ неправильным, ведь при всей непонятности употребленной существом формулы в ней чувствовался резкий эмоциональный отпор. Смит начал готовиться к развоплощению, с благодарностью и восторгом вспоминая все, чем он был, воздавая хвалу всему, что он видел, а особенно — этому новому существу, женщине. Затем он заметил, что женщина склонилось над ним и непонятным для себя самого способом огрокал, что умирать вроде бы не потребуется. Существо заглядывало ему в лицо.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказало оно, — но не попросили ли вы только что, чтобы я сняла одежду?

Мнимое отрицание, сослагательная форма — все это требовало крайне внимательного перевода, но Смит в конце концов справился.

— Да, — сказал он в отчаянной надежде, что новое «да» не приведет к новому кризису.

— Так мне и показалось. Да ты же, братец ты мой, совсем здоров.

Ключевое слово — «братец»; очевидным образом, женщина напоминает, что теперь они братья по воде. Нужно соответствовать всем пожеланиям нового брата, но хватит ли на это сил? Смит воззвал о помощи к своим согнездникам.

— Да, — согласился он вслух. — Я совсем здоров.

— Что-то с тобой определенно не так, только чтоб я понимала, что именно. Ну, ладно. Стриптиза не будет, перетопчешься. И вообще мне пора бежать.

Загадочное существо выпрямилось, направилось к боковой двери, но затем остановилось и обернулось.

— А ты попроси меня еще раз, — сказало оно с улыбкой (насмешливой?) — Хорошенько и в другой обстановке. Мне и самой интересно, что из этого получится.

Оставшись в одиночестве, Смит расслабился и отключил сознание от окружающей обстановки. Он ощущал сдержанное ликование — чудом или еще как, но удалось же ему так построить свое поведение, что никому не пришлось умирать… но сколько же нужно еще огрокать. Вот, скажем, последние фразы женщины, в них содержались и совершенно незнакомые символы, и знакомые, но расположенные в порядке, сильно затруднявшем понимание. Интонации, общий дух — вполне подходящие для общения братьев по воде, правда, с привкусом чего-то тревожного и, одновременно, ошеломительно приятного. Мысли об этом новом брате, женщине, вызывали странное, по всему телу распространявшееся покалывание. Ощущение напоминало Смиту тот первый раз, когда ему разрешили присутствовать при развоплощении и его охватил непонятный счастливый восторг.

Жаль, что здесь нет брата Махмуда. Как много еще неогроканиого и как мало твердых, надежных основ для гроканья.

Остаток смены прошел для Джилл как в тумане. Перед ее глазами неотвязно стояло лицо этого марсианина, в голове снова и снова крутились дикие, бредовые вещи, которые он говорил. Да нет, никак не бредовые — медсестра Бордман отработала обязательный после училища срок в психушке, психов насмотрелась и потому хорошо понимала, что Смит к ним не относится. Так что, не «бредовые», а скорее невинные. Да нет, и это слово не годится. Лицо у него, конечно же, невиннейшее, но это, если не считать глаз. Что же это за существо такое — с таким-то лицом?

Одно время Джилл работала в католической больнице, и вот сейчас словно въявь увидела лицо Смита в клобуке, какие носили там медсестры-монахини. А вот это уж полный бред, выругала она себя. В нем нет ни на грош женственности, мужик себе как мужик.

Не успела Джилл переодеться из больничного в свое, как в раздевалку просунулась голова одной из сестричек.

— Джилл, тебя к телефону.

Вызов оказался чисто звуковым, без изображения, так что можно было и говорить и, переодеваться одновременно.