Сенная площадь - Катерли Нина. Страница 9

А потом пошло легче: учился Лазарь хорошо, товарищи его любили, очень способный был мальчик и общительный. Не приняли в Университет - это, конечно, был удар, но он не растерялся, поступил в технический ВУЗ, хотя мечтал стать журналистом. Способный человек - всегда и везде способный, вот и в технике всего добился, кандидат наук, физик! Такая сама и так воспитала - не ныть, не жаловаться, что есть - есть, а чего нет - и не надо.

Любой пример: разве кто-нибудь в семье, она или Лелик, сказал одно слово, что нет у Фиры детей? Вообще никогда Лазарь не пожаловался на жену, молодец, но и Роза Львовна ни разу себе не позволила; они друг друга нашли, им и жить...

...Как она могла бросить Лазаря, чем он ей не угодил? Не рахмонес, просто выдержанный и тактичный. Не слишком красивый? В мужчине не красота главное, и пятнадцать лет назад Фира это понимала.

Любовь... Сердцу не прикажешь, и, хоть этот Петухов ничем не лучше Лелика, а гораздо хуже, что тут поделаешь, когда любовь? А что у Фиры любовь, это давно заметила Роза Львовна, видела вся обмирая, как та ничего не ест за обедом, отвечает невпопад и точно прислушивается к чему-то, что одна она только слышит. То ни с того, ни с сего вся вспыхнет, то улыбнется. А глаза! Какие у нее были глаза, боже ты мой! Я сперва даже подумала, что Фирочка в положении, но тогда она была бы мягче, ласковее с мужем...

Лазарь ничего не рассказал матери о том вечере, когда Фирочка оставила их дом. Сама Роза Львовна ушла тогда в начале разговора, не хотела мешать, может быть, неумно поступила. А потом Лелик только и сказал: "Мы с Фирой решили разойтись". "Мы". И - больше ни звука об этом, а в душу лезть - не в характере Розы Львовны, не умеет.

А другие умеют. В доме всегда все известно, сперва смотрели т_а_к_и_м_и_ глазами; Антонина, на что уж распущенная женщина, и та: Розочка Львовна, Розочка Львовна, как же у вас, а? А потом зашла Наталья Ивановна Копейкина да все и выложила - про Петухова, про Израиль, про несчастную Танечку.

Фира просто сумасшедшая, что решила ехать, но можно и понять - кто решил разрушить, идет до конца, а где жить с любимым человеком, это не имеет значения, ничто не имеет значения, лишь бы вместе. Разве сама Роза Львовна после известия о гибели мужа все годы тысячу тысяч раз бессонными ночами не думала: а вдруг ошибка? Вдруг живой? Пусть калека, пусть контуженный, душевно-больной, пусть - что хочешь, только бы вернулся! Даже если попал в плен и наказан - все равно счастье, они с Леликом поедут к отцу в любую даль, хоть на Сахалин. Только вряд ли. Немцы не оставили бы в живых пленного еврея да и не сдался бы Моисей - такой человек, в этом Роза Львовна была уверена, тем более, письмо фронтового друга... Но бывают же и ошибки!

И вот вам парадокс: теперь, через столько лет, Роза Львовна вдруг узнает, что Моисей жив, и это для нее удар! И горе, и боль, и обида. Ты его любишь, так радоваться должна, кто это молил Бога: "пусть какой угодно, только живой"? Вот - он живой, и что же? И оказывается: лучше калека, лучше преступник, лучше... страшно сказать... мертвый. Но - мой.

Ничего не объяснишь, ничего не поймешь, так не тебе и судить других за любовь к Петухову. Хотя, наверняка, будут еще у Фиры большие страдания - такой Петухов, чего доброго, и пьяница и антисемит. Ни в чем не нуждался, занимал большой пост и вдруг - Израиль! Предательство, если разобраться. Он же русский человек.

...А Лелик на руках ее носил...

Обо всем этом думает Роза Львовна, рассуждает сама с собой, хочет быть справедливой, а сама, между тем, собирается.

Главное свидание в жизни женщины бывает иногда и в шестьдесят лет. Конечно, что там прическа или наряды, но новое демисезонное пальто, купленное в декабре, сегодня оказалось очень кстати. Март на дворе.

Роза Львовна аккуратно укладывает в сумку фотографии: Лелика принимают в пионеры, Лелик с классом в день окончания школы, а это - она сама, с Доски Почета, 1950 год, молодая, с медалью...

...Свадебные снимки, Фира, как ангел, это - в сторону, вообще надо спрятать подальше. А его кандидатский диплом возьму, и все авторские свидетельства, восемь штук. Восемь изобретений - не шуточное дело, один даже есть заграничный патент. Вот, какого сына вырастила Роза. Одна вырастила, выучила и вывела в люди,

Роза Львовна защелкивает сумку, раздувшуюся от бумаг, и все-таки идет к зеркалу. Губы надо подмазать, платок - к черту! Надену вязаную шапочку. И никто этой женщине больше пятидесяти не даст! Потому что не расплылась, не опустилась. А седые волосы это благородно, сейчас модно, даже девочки носят седые парики.

...Почему она выбрала местом встречи Юсуповский сад? Наверное, можно догадаться: потому что последний раз в жизни они гуляли все втроем - она, четырехлетний Лазарь и Моисей. Было это в субботу вечером, двадцать первого июня. А жили тогда рядом, на Екатерингофском. Но, конечно, когда Моисей вчера позвонил, она ничего в виду не имела, сказала первое, что в голову пришло, а пришел в голову Юсупов сад.

- Здравствуйте, Роза Львовна, говорит Кац по вашей открытке, - начал свой телефонный разговор, Моисей, - я получил открытку и решил сразу позвонить.

Голос его оказался удивительно похожим на голос сына, только акцент, а Лелик говорит чисто, как диктор.

Старалась разговаривать достойно, без волнения:

- Здравствуй, Моисей. Так как теперь выяснилось, что все эти годы ты был жив, _м_о_е_м_у_ сыну необходимо уточнить свои анкетные данные. На случай заграничной командировки.

Никакой командировки не предвиделось, особенно теперь, после истории с Фирой, но Роза Львовна продолжала:

- Раньше он писал: отец погиб на фронте, теперь же необходимо указать место жительства и работы.

- Я на пенсии, - грустно сказал Моисей.

- Тогда последнее место и должность.

- Если надо, я могу сейчас приехать, - предложил он, - адрес я знаю, выяснил в справочном...

- Поздно тебе понадобился адрес сына, - сказала Роза Львовна заранее приготовленную фразу, - приезжать незачем, у тебя своя жизнь, у нас своя. Если ты очень хочешь, можно встретиться. Завтра. Часа в четыре. В Юсуповском саду у входа.

- Хорошо. Я приду в четыре, - покорно согласился Моисей.

На двадцать минут раньше он явился, а возможно, и больше. Роза Львовна сама почему-то оказалась около сада без четверти четыре, и издали, с противоположной стороны Садовой, сразу увидела: уже стоит. C Лазарем, кроме голоса, у этого гопника ничего общего не оказалось, разве что цвет глаз, но выражение совсем другое, как у старой клячи. Какой-то маленький, худенький... Эх, Моисей, Моисей, разве так выглядел бы ты сейчас, если бы не совершил предательства к жене и сыну!

- А ты, Роза, совсем не изменилась, - сказал Моисей, когда она подошла, - все такая же, я просто поражен.

Ну что, сказать ему все, что думаешь, что он заслуживает услышать?.. Зачем?

- Пойдем, сядем, - предложила Роза Львовна, внимательно оглядев ношенные-переношенные ботинки Моисея и его куцее пальтишко без двух пуговиц, первой и четвертой, - или, может быть, ты замерз? Так я могу пригласить тебя в кафе.

Не ответив, он по грязной, раскисшей дорожке потащился к лавочке и сел, поддернув на коленях брюки, на которых кроме пузырей, ничего не было. Роза Львовна не торопясь достала из сумки газету, постелила и аккуратно села, чтобы не запачкать новое пальто.

- Ну, говори, - сказала она.

- Что я могу сказать? Когда я решил... я встретил ту женщину... ну, когда мы написали тебе то письмо... я подумал: так будет лучше, ты гордая, и тебе будет легче оплакать мертвого, чем узнать... - забормотал Моисей.

- Это меня не интересует: женщина, твоя ложь, - перебила его Роза Львовна, - сообщи последнее место работы и с какого года на пенсии. Адрес я знаю. Тоже нашла в справочном.

- На пенсии я с января 1965 года, а работал в торговой сети.

- Должность?

- Продавцом.

- Ты же имел образование?! Специальность техника!