Арсен Люпен - Колбасьев Сергей Адамович. Страница 9
Начальнику строевой части генерал-майору Федору Ивановичу Федотову преподнес парадный кивер Павловского военного училища с запиской: "По Федьке шапка".
Дежурившего по корпусу Ветчину телеграммой предупредил, что ночью бриг "Наварин" выйдет в плавание, и действительно в ту же ночь, открыв пожарные краны, затопил весь столовый зал.
В лазарете вывесил плакат: "Завтра поставлю Оскару клизму" - и так напугал бедного Оскара Кнапперсбаха, что тот на следующий день не явился на службу.
И наконец, ликвидировал журнал классных взысканий, что, пожалуй, было самым потрясающим из его подвигов.
Журнал хранился в кабинете инспектора классов, и, чтобы попасть в этот кабинет, нужно было пройти через классную канцелярию, где постоянно сидел похожий на мышь писарь.
Писарь был на месте, и сам инспектор классов генерал-лейтенант Кригер как раз просматривал журнал, когда пришел один из дневальных пятой роты и доложил, что его превосходительство инспектора какой-то гардемарин просит выйти в коридор.
В этом не было ничего необыкновенного, и Кригер вышел вслед за дневальным. В коридоре, однако, никого не оказалось, и, на всякий случай посмотрев по сторонам, он вернулся к себе.
Лежавший на столе журнал был разорван в клочки и сверху залит черными и красными чернилами и вдобавок гуммиарабиком. Конверт со штрафными записями пропал, а вместо него лежала визитная карточка Арсена Люпена.
Писарь все время сидел на месте. Кто и каким образом мог проникнуть в кабинет и потом бесследно исчезнуть?
- Входили ко мне в кабинет, пока меня здесь не было?
- Никак нет, - ответил писарь неестественно громким голосом, и Кригер вспомнил: он был глуховат испрашивать его о том, слышал ли он в кабинете какую-нибудь возню, не стоило.
А потому он приказал ему взять то, во что превратился журнал, и вместе с ним направился к дежурному по корпусу.
Как нарочно, дежурил Иван Посохов. Выслушав Кригера, он стал пепельно-серым и забегал по своей комнате.
- Эти вещественные доказательства нового злодеяния врага...- и от волнения задохнулся. - Ваше превосходительство, они вопиют о мщении, но, клянусь, я отомщу!
Кригер пожал плечами. Он был умным человеком, и пафос Ивана Посохова ему не понравился.
- Делайте ваше дело, - и повернулся, чтобы уйти, но Посохов его остановил: - Разрешите осмотреть место происшествия?
Не хотелось, однако пришлось разрешить. Посохов обошел весь кабинет, обстукал стены и внимательно обследовал замазанное на зиму окно. Потом, забравшись на стул, заглянул в вентилятор, потрогал вьюшку и сокрушенно покачал головой. Потом спустился и принялся за письменный стол.
Чуть что не обнюхивал каждую бумажку и, прищурившись, отыскивал на опрокинутых чернильницах неизвестно зачем ему понадобившиеся оттиски пальцев преступника.
Наконец Кригер не выдержал:
- Вы бы лучше допросили писаря и дневального. - И, увидев, что Посохов уже вытаскивает из кармана свою красную записную книжечку, поспешно добавил: Только где-нибудь в другом месте. Мне нужно работать.
Иван раскланялся и ушел, и с ним ушел больше чем когда-либо похожий на перепуганную мышь писарь. Теперь можно было спокойно подумать.
За двадцать два года службы в корпусе он не видел ничего подобного, И не слыхал, чтобы раньше такое случалось.
Странные наступили времена. Гардемарины играли в разбойников, а офицеры в сыщиков. Что здесь было причиной и что следствием?
Кригер пожал плечами. В конце концов это было безразлично. Игра получалась плохая, очень плохая. Она расшатывала самые основы всей системы корпуса, и чем она кончится, просто нельзя было себе представить.
А с чего она началась?
Гардемарины были такие же, как всегда. Как всегда, был хороший преподавательский состав и посредственный строевой. Директор, в конце концов, такой же, как все прочие директора.
Кригер опустил голову на руки и закрыл глаза. Ему было не по себе.
- В чем же дело? - вслух сказал он, и внезапно рядом с ним зазвонил телефон. - Слушает инспектор классов.
- Ваше превосходительство, - пропищала телефонная трубка,- с вами говорит Арсен Люпен.
- Так... - И после небольшой паузы добавил: - Чему обязан?
- Разрешите принести вам свои извинения. Я вас глубоко уважаю и очень сожалею, что принужден был напакостить в вашем кабинете.
Кригер улыбнулся печальной улыбкой.
- Что же вас к этому принуждало?
- Моя борьба со всяческими кляузами. Вы ведь понимаете, ваше превосходительство.
И совершенно неожиданно Кригер понял. Несмотря на свою седину и тяжелое золото генеральских погон, вдруг почувствовал себя самым настоящим гардемарином. Это было очень глупое чувство и очень хорошее. От него он даже покраснел.
- Допустим, что понимаю. - И во что бы то ни стало захотелось узнать, каким путем этот юноша прошел к нему в кабинет. - Послушайте, господин Люпен, как вы все это проделали?
Теперь на другом конце провода наступила пауза. Наконец Арсен Люпен заговорил. Он готов был все рассказать и надеялся этим хоть отчасти загладить свою нетактичность.
Все обстояло чрезвычайно просто. Еще до прихода его превосходительства инспектора писарь из классной канцелярии был вызван в приемную к городскому телефону. Зря, конечно, потому что ему никто не ответил. Но отнюдь не случайно, ибо к его возвращению Арсен Люпен уже сидел в одном из шкафов в кабинете инспектора классов.
Из этого шкафа он вышел, когда, также не случайно, вызвали самого инспектора в коридор. Сделал все, что ему требовалось сделать, и вернулся в тот же шкаф. Окончательно покинул его, а заодно и кабинет, когда остатки журнала были отнесены к дежурному по корпусу.
Что, если бы нечаянно инспектор этот шкаф открыл? К счастью, этого не случилось, но Арсен Люпен был в маске и, несомненно, прорвался бы (пауза), несколько обеспокоив инспектора.
- Нахал же вы, я вам скажу.
- Так точно, - ответил Арсен Люпен, - но, согласитесь, иначе мне нельзя.
Соглашаться не было никакой охоты. Уже наступила реакция против прилива мальчишеских чувств, и левую руку свело внезапно проснувшимся ревматизмом. По-настоящему этого Арсена Люпена следовало бы изловить и выпороть! Вернее - с треском выгнать вон из корпуса.
- Откуда вы говорите?
- Из лазарета. Только простите, ваше превосходительство, ведь вы же не Иван Посохов.
Негодяй! Понял, в чем дело, и имел наглость прямо об этом сказать.
- Плохо кончите! - рассердился Кригер, повесил трубку и оттолкнул от себя телефон. Чтобы успокоиться, вынул из кармана носовой платок и громко высморкался.
Глупости. Конечно, он не был Посоховым и даже не собирался кому-нибудь рассказывать о своем телефонном разговоре, но то, что творилось в корпусе, было просто страшно. Просто невероятно.
И откуда только все это пошло?
Он все свое внимание и все свое время отдавал службе и не успевал думать о сдвигах, происходивших в большом городе за стенами корпуса и в огромной стране за пределами города.
13
На репетицию по минному делу Бахметьев явился с опозданием. Его задержали в роте всякие служебные обязанности, и он очень извинялся.
- Чепухи, чепухи! - густым басом успокоил его преподаватель по минному делу, необъятной толщины генерал-майор Леня Грессер. - Садитесь, молодой юноша, и вытрите вашу физиономию. Она у вас мокрая.
Бахметьев действительно был весь в испарине, и в ушах у него тяжелыми ударами отдавался пульс. Только усилием воли ему удалось включиться в окружающую его обстановку.
- Благодушен? - шепотом спросил он, садясь рядом с Домашенко.
- Не слишком, - ответил тот. - Зарезал Котельникова на приборе Обри. Обозвал его зубрилой и глупым попугаем.
Бахметьев раскрыл свою тетрадь, но в ней было слишком много чертежей. И он до сих пор не мог отдышаться. На полу огромными блестящими рыбами лежали две торпеды. Третья, с вырезанными в стенках окнами, внутренностями наружу, стояла на козлах. Длинный стол, перекрытый брезентом, был полностью завален отдельными механизмами и деталями.