Птица феникс - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 4

Мы ушли из этого «Феникса». Я был раздражен. Я был очень раздражен на своего партнера, инспектора Дмитрия Борисовича Петрухина. Меня раздражал запах пива в середине рабочего дня, но более всего меня раздражало раздолбайство Митькино. А если называть вещи своими именами — непрофессионализм.

На людях я ничего показывать не стал — наше, как говорится, внутрисемейное дело. Я ждал, когда мы сядем в «фердинад», и вот тогда…

— Не психуй, — сказал вдруг Димка сквозь зубы…

С чего это он взял, что я психую? Я раздражен. Вот если он сейчас задумает свистеть по своей идиотской привычке, то я все ему скажу про то, что об этом думаю… Мы сели в «фольксваген». Начинался дождь, и первые тяжелые капли застучали по крыше. Капли стучали по асфальту, по розам, и бутоны вздрагивали, как будто от окрика.

Митька выводил «фердинанда» задним ходом. Черная стеклянная дверь и золотая птица, охваченная пламенем, удалялись. Скалился охранник. Дождевые капли разбивались о стеклянный колпак, прикрывающий свечку…

— А стрелять из того окошка, — Петруха кивнул в сторону дома, из которого работал снайпер, — очень неудобно.

— Очень ценное замечание, — ответил ему я.

— Кстати, действительно ценное… если повезет, — сказал Митька.

Я промолчал. Я в тот момент еще ничего не понял и промолчал. Я все-таки был здорово раздражен… Из-за этого пива, из-за Митькиной привычки насвистывать… да еще блатняк… да еще фальшиво. Но более всего я был раздражен тем, как Митька легко отказался от соображений Зеленцова. Козе понятно, что «соображения» — они «соображения» и есть. К ним всегда нужно относиться осторожно — потерпевшие такого, бывает, наговорят — беда! Но выслушать-то человека нужно. Тем более что Константин из бывших, из наших. Звезд с неба, как сказал Митька, он никогда не хватал, но в деле худо-бедно что-то волокет. Димон, однако, пренебрег «соображениями» Зеленцова. Можно сказать, заткнул ему рот. Девять из десяти, что «соображения», не подкрепленные фактами, нам ничего не дадут. Они могут быть верными (такое тоже нередко случается), но возможность реализовать их — под ба-а-льшим вопросом. Ну, предположим, Зеленцов шепнул бы нам: больше всех от смерти Людоеда выигрывает его зам — он теперь точно станет директором… Ну и что? Как прикажете с этой информацией работать? Прийти к господину заместителю и спросить: «А не ты ли, сукин кот, Людоеда заказал?» В ответ на это заместитель либо закатит скандал с истерикой, либо вызовет того же самого охранника с дубинкой и прикажет спустить нас с лестницы. С точки зрения закона доказать «соображения» Зеленцова не удастся. Но мы-то с Митькой работаем за кромкой правового поля… нам проще. В каком-то смысле нам значительно проще, чем операм УР и следаку прокуратуры. Нас вполне устраивает информация, полученная чисто оперативным путем. Нам не нужны санкции прокурора или суда, мы не обязаны принимать в расчет встречные ходы адвокатов… В таких условиях всегда есть шанс поднять дело. И если бы мы смогли довести его до конца, то — я уверен — никаких чудес бы не открылось. За смертью Людоеда стоит кто-то из его партнеров или конкурентов. Таковы реалии отечественного бизнеса, который как был, так и остается полукриминальным. Бизнес, где прячут доходы или, напротив, отмывают сомнительные денежки, всегда чреват «нюансами», как сказал Зеленцов. Потому и звучат по всей стране выстрелы и взрывы…

Митька фактически заткнул рот Зеленцову… Я не знаю, о чем хотел рассказать Зеленцов. Возможно, о коварном заме Людоеда. Возможно, о каком-нибудь деловом партнере — ОООООО {Общество с очень-очень-очень ограниченной ответственностью} «Всемирные глобальные супертехнологии — XXI век», которое кинуло «Феникса»… В любом случае, Митька повел себя непрофессионально. А мне очень хотелось заняться этим делом. Не из-за денег. При моих скромных, в общем-то, запросах денег мне вполне хватало. Я даже встретился с Томкой и передал ей в качестве алиментов не сотню баксов, как всегда, а триста. Моя бывшая супружница раскрыла рот… Мне хотелось заняться делом Людоеда не ради денег. Мне хотелось попробовать себя на заказухе.

Хлестал дождь, «фердинанд» стоял в пробке посреди Невского.

— Почему ты не дал высказаться Косте? — спросил я.

— А что?

— Да ничего. Просто, кроме его «соображений», у нас ничего нет.

— Ошибаешься, Леонид Николаич, — сказал Димон. — Есть кое-что.

— И что же? Приоткройте, Дмитрий Борисыч, завесу этой тайны.

— Стрелять оттуда очень неудобно.

— Это я уже слышал… при чем здесь, инспектор, удобство или неудобство стрельбы? Что это нам дает?

— Э-э, инспектор, не скажи. Если они пользовались радиостанциями, тогда — да, пустышка, — глубокомысленно сказал Димон.

— Объяснись, инспектор, — сказал я. А дождь барабанил по крыше — будь здоров. По лобовому стеклу бежали сплошные потоки воды. Небо над глобусом Дома книги расколола зигзагообразная белая молния с глубоким рыжим оттенком. Ярко-малиновые пятна стоп-сигналов стоящего впереди «жигуленка» погасли — вереница машин тронулась. В образовавшуюся перед «фердинандом» брешь сразу же попытался влезть «мере» из неподвижного левого ряда, но Димка резко бросил наш ржавый «танк» вперед. «Мерс» возмущенно засигналил. Петрухин поставил локоть правой руки на клаксон и замер в позе роденовского «Мыслителя». От оригинала моего напарника отличало выражение лица да выставленный в приоткрытое окно средний палец. Остальные были, разумеется, поджаты.

— Прекрати, — сказал я. Меня все эти американские штучки страшно раздражали.

— А че он борзеет? — дурашливо сказал Митька, но локоть с клаксона снял… и убрал из окна палец… И посмотрел на меня с выражением «нуладноизвини».

— Объясни, Митя, тупому следаку, при чем здесь неудобство стрельбы и радиостанции-пустышки? — попросил я сквозь сплошной гул дождя в грузовом отсеке нашего «фердинанда».

Нет, положительно Ленька меня частенько удивляет. Ведь и сам мог бы дорубить… Тем более что головенка-то у него работает не хуже моей. Я — опер. Бывший, конечно, прошу пардону. А опера, считается, ноги кормят. Ему, считается, и голова ни к чему… У опера, считается, должно быть: раз — ноги, два — ксива, три — пистолет и, понятное дело, мурло фасону «Толян Дукалис». А мозги оперу вовсе как бы и ни к чему. А если, считается, у кого они и были, то их остатки преступный элемент все уже давным-давно выбил при задержаниях. А следак — он как бы наоборот — тыквой своей работает. Ну типа Пал Палыч Знаменский из давешней народной советской завирально-романтической ментовской эпопеи «Следствие ведут Знатоки». Но у Леньки голова действительно пришита как надо, и он вполне мог бы и сам врубиться. Но первым врубился я. И даже попытался Ленчику намекнуть. А он все равно не понял.