Глина - Брин Дэвид. Страница 70

Если только я выживу. Если не попаду в тюрьму, то обязательно поговорю с ней. Надо принять какое-то решение…

От мыслей о Кларе меня отвлек шум толпы и громкое шипение, за которым последовал тяжелый шлепок. Толпа восторженных архи в едином порыве вскочила с мест. Шаткая конструкция заходила ходуном, а над ареной взлетел какой-то утыканный шипами круглый предмет, ронявший капли крови…

— Черт! — воскликнул капрал Чен, с проворством обезьяны отскакивая в сторону.

Риту и я последовали его примеру, и вовремя! Жуткая сияющая голова с хищными клыками ударилась о землю в паре метров от нас и подкатилась к моим ногам.

Распад уже начался и шел быстро: из ушей потянулся дым, и хлынула слизь, застывая на песке. Если хозяин голема хотел сохранить память своего бойца, ему надо было спешить. Возможно, какому-то бездельнику нравились все эти клыки, шипы и рога, но я не собирался прикасаться к жуткой мерзости!

И все же даже после всех испытаний голова цеплялась за ускользающее сознание. В мигающих крокодильих глазах мелькнуло скорее разочарование, чем ужас. Челюсть шевельнулась, пытаясь что-то сказать. Я невольно наклонился.

— Bay, — прошептала голова. — Какой… бой!

Шимпанзе фыркнул и почтительно качнул головой.

Сделав шаг назад, я повернулся к боевому товарищу Клары.

— Так вы готовы помочь нам?

— Конечно, а почему нет? — Шимп-дитто пожал плечами. — Приятель Клары и мой приятель.

Глава 31

СУМАСШЕДШИЙ ГОЛЕМ

…или как малыш Красный готов отметиться…

Я тупо уставился на серого призрака Махарала, постепенно усваивая услышанное.

— Атаки?.. Что?..

— Да. От вашего дома и вашего архи не осталось почти ничего — дымящийся кратер. Так что вам можно лишь надеяться на то, на что надеюсь я. На удачное завершение моего эксперимента.

Моя реакция была вполне естественной — страх и отчаяние. Дешевое красное тело, доставшееся мне в этот раз, могло испытывать весь спектр эмоций. И все же я столько раз смотрел в лицо смерти и при этом всегда уходил от решающего поражения. Так почему сейчас должно было быть иначе? Может, Махарал блефует. Проверяет мои реакции?

Я попытался сохранить безучастное выражение. Проверим-ка его.

— Продолжение, профессор. Все дело в этом. Даже при том, что новая технология поможет подзарядить клетки энергией, глиняное тело не продержится долго. Вам придется бесконечно долго делать мои копии, чтобы не потерять присущую мне способность. Без органического мозга это ваш единственный вариант. Он кивнул:

— Дальше.

— Но вы кое-что упустили. Как бы я ни старался, дублировать дар не так-то легко.

— Вы правы, Моррис. Полагаю, здесь есть какая-то связь с вашим легкомысленным отношением к пропавшим за последние годы дитто. Даже сейчас вы демонстрируете это отношение. Ваше реальное тело уничтожено, а вы расслаблены. Другой бы на вашем месте сходил с ума.

Расслаблен? Знал бы он! Да я готов был… Но есть вещи поважнее. Да и что толку махать руками и орать. Все мои двойники-пленники к этому моменту уже наверняка обнаруживали синдром Смерша-Фокслейтнера. Что бы они предприняли? Изобразили апатию, равнодушие?

Веди себя так, словно тебе все равно. Пусть Махарал раскроет карты.

Я был потрясен и воспользоваться преимуществом новой тактики не мог. Лучше приберечь ее на потом.

— Видите ли, — продолжал Махарал, ухватившись за излюбленную тему, — мы, люди, никак не можем освободиться от животных реакций, от отчаянной потребности продолжать органическое существование. Врожденный инстинкт выживания сыграл большую роль в эволюции, но он также может быть грузом, якорем, стопорящим нашу Постоянную Волну. В этом одна из причин того, почему лишь у немногих получаются первоклассные двойники, без провалов в памяти и прочего. Большинство тормозят, не выпускают свою полную суть в глину.

— Хм. Ловкая метафора, — ответил я. — Но есть миллионы исключений. Очень многие относятся к своим дитто куда невнимательнее, чем я. Бойцы-гладиаторы. Любители запретных ощущений. Полицейские. Я сам видел, как один Синий прыгнул на рельсы перед поездом, чтобы спасти кошку. Есть еще нигилисты…

Последнее заставило Йосила Махарала моргнуть, словно от боли.

Что-то личное. Собрав воедино разрозненные намеки, я получил ключ.

— Ваша дочь, — рискнул я, делая выстрел наугад. Он кивнул. Скорее даже дернулся.

— Риту можно назвать нигилисткой… в некотором смысле. Ее дитто… непредсказуемы. Нелояльны. Им на все наплевать. С другой стороны… не думаю, что ей не наплевать.

Он чувствовал себя виноватым — это было очевидно. Вот и направление действий. Новая возможность, ведь мои собратья не были знакомы с ней. Но как использовать эту линию? Если бы заставить Йосила видеть во мне личность…

Но Махарал только покачал головой. Выражение лица стало жестче.

— Давайте просто скажем, Моррис, что простого объяснения вашим способностям нет. Я полагаю, что все дело тут в наличии некоей редкой комбинации, возможно, не поддающейся репликации в другой личности. Местечковая точка зрения — ограниченная, но привычная — уже давно признана неразрывной цепью. Якорем, не дающим душе попасть в западню.

— Не понимаю…

— Конечно, не понимаете. Если бы понимали, ваш разум содрогнулся бы от величественной красоты и ужаса увиденного.

— Я

— О, в этом нет вашей вины. — Вскипев, его эмоции так же быстро остыли. — Каждый из нас убежден в том, что его точка зрения более важна, чем мнение других… даже ценнее, чем та объективная матрица, которая и лежит в основе так называемой реальности. В конце концов, субъективный взгляд — это великий театр. Каждый из нас становится героем разворачивающейся драмы. Вот почему идеологии и фанатизм существуют вопреки всякой логике.

— О, субъективное упрямство имело преимущества, Моррис, когда мы превращались в эгоистов природы. Оно привело к тому, что человечество стало хозяином планеты и… несколько раз едва не уничтожило себя.

Я вдруг вспомнил встречу с серым призраком Махарала в «ВП» незадолго до того, как его оригинал был обнаружен в разбившейся машине. В то утро дитЙосил говорил о своем архи как-то странно, описывая реального Йосила как едва ли не параноика, живущего в мире собственных фантазий. Потом он вспоминал об ужасах «сошедшей с ума технологии», о страхе Ферми и Оппенгеймера, увидевших ядерный гриб…

Тогда я не обратил внимания на это. Интригующе, но и мелодраматично. Теперь — другое дело. Может ли быть так, что отец и дочь по-разному воспринимали базовую тенденцию? А неспособность делать надежные копии?

Ирония в том, что один из основателей современной диттотехнологии не может произвести големов, на которых мог бы положиться!

Я начал прикидывать, когда же именно Махарал совершил свой великий концептуальный прорыв. На прошлой неделе? В понедельник? В последние часы перед смертью, когда почувствовал себя в безопасности? Подозрение крепло, а мне становилось все хуже и хуже.

Тем временем серый голем продолжал говорить.

— Нет, ценность эгоистического самомнения нельзя отрицать. Оно сыграло большую роль в те времена, когда люди соревновались друг с другом и с природой за выживание. Сейчас оно в значительной степени содействует социальному отчуждению. На более фундаментальном уровне оно ограничивает сферу действия волновых функций, которые мы хотим принять или…

Я моргнул.

Махарал остановился.

— Вижу, это не для вас.

— Полагаю, вы правы, док. — Я задумался. — И все-таки… некоторое время назад я прочитал одну популярную статью… Вы ведь говорите об «эффекте наблюдателя», верно?

— Да! — Он шагнул вперед, на мгновение энтузиазм взял верх над потребностью выразить презрение. — Много лет назад мы с Бевисовым спорили о том, является ли только что обнаруженная Постоянная Волна проявлением квантовой механики или это совершенно отдельный феномен, случайно использующий динамику, похожую на трансформационную. Как и большинство ученых своего поколения, Бевисов негативно воспринимал употребление слова «душа» в отношении того, что можно измерить или что ощутимо проявляется в физическом мире. Он предпочитал вариант квантовой интерпретации, согласно которому каждое явление во Вселенной вырастает из громадного моря взаимодействующих вероятностных амплитуд, нематериализовавшихся потенциалов, дающих реальный эффект только в присутствии наблюдателя.