Глина - Брин Дэвид. Страница 71

— Другими словами, это и есть «субъективная точка зрения», о которой вы говорите.

— Вы снова правы. Кто-то должен осознанно заметить эффект эксперимента или события, чтобы волновые функции ослабли. И оно стало реальным.

— Хм. — Понять все это было нелегко, но я старался не отставать. — Что-то вроде кошки в ящике. Она и жива, и мертва в одно и то же время, пока мы не откроем крышку.

— Хорошо, Альберт! Да. Как и в случае с кошкой Шредингера, каждое состояние во Вселенной остается неопределенным, пока не материализуется через наблюдение мыслящего существа. Даже если это существо находится за много световых лет от явления, взглянув на небо, случайно замечает рождение новой звезды. В этом смысле наблюдатель, можно сказать, помог создать звезду. Естественно, в сотрудничестве со всеми другими наблюдателями. Субъективное и объективное завязаны в сложный клубок отношений. Очень сложный.

— Понятно. То есть я так думаю. И все же… какое это имеет отношение к Постоянной Волне?

Махарал так разошелся, что даже не стал досадовать на мою тупость.

— Давным-давно один известный физик, Роджер Пенроуз, выдвинул предположение, что сознание вырастает из определенного квантового феномена, проявляющегося на уровне крошечных организмов, обитающих внутри клеток человеческого мозга. Некоторые полагают, что именно в этом заключается причина того, что ученым так и не удалось воплотить в жизнь старую мечту о создании искусственного интеллекта в компьютере. Детерминистская логика самой сложной цифровой системы остается фундаментально ограниченной, не способной моделировать, не говоря уже реплицировать, глубоко вмонтированные контуры обратной связи и стохастические тональности гиперсложной системы, называемой нами «полем души».

Я начал быстро отставать. Но мне нужно было, чтобы Махарал говорил. Во-первых, потому что он мог бы проболтаться о чем-то полезном, во-вторых, чтобы оттянуть то, что он задумал. Я не знал планов доктора, но не сомневался, что будет больно.

Очень больно. Настолько, что я мог бы выйти из себя.

Мне не нравится, когда это происходит.

— …каждый раз, когда Постоянная Волна копируется, сохраняется еще и глубокий уровень связи между копией и оригиналом. В обычных условиях эта связь незаметна. Пока голем исполняет поручения рига, никакого обмена информацией не происходит. Но тем не менее единство сохраняется, передаваясь дубликату вместе с Постоянной Волной.

— Вы это имели в виду, когда говорили о якоре? — спросил я, узрев наконец связь.

— Да. Те организмы, о которых говорил Пенроуз, действительно существуют в клетках мозга. Только связаны они не с квантовыми структурами, а с совершенно отдельным спектром душевных модуляций. При копировании мы усиливаем миллиарды этих структур, впрессовывая комбинированную волновую форму в находящуюся рядом матрицу. Но даже когда новая матрица — свежий голем — встает и уходит, ее статус наблюдателя остается связанным с оригиналом.

— Даже если голем не вернется для разгрузки?

— Разгрузка — это возвращение памяти, Моррис. Я же говорю о том, что глубже памяти. Я говорю об ощущениях, в которых каждая личность является суверенным наблюдателем, изменяющим вселенную… создающим вселенную одним лишь актом наблюдения.

Я снова не поспел за его рассуждениями.

— Вы хотите сказать, что каждый из нас…

— …некоторые явно в большей степени, чем другие, — бросил Махарал, и я понял, что он опять злится. Им владела ненависть, рожденная завистью, и я лишь теперь начал это понимать. — На некоем глубоком уровне ваша личность, похоже, более готова воспринимать экспериментальную природу мира, наделять ваши суб «я» собственным, независимым статусом наблюдателя…

— …а следовательно, и полными Постоянными Волнами, — закончил я за него, стараясь внести свою лепту в разговор.

— Верно. По сути, это не имеет отношения к эгоизму, нигилизму или интеллекту. Возможно, вы просто в большей степени готовы доверять себе, чем остальные люди.

Он пожал плечами:

— Но все равно ваши таланты ограничены. Сдержаны. Их единственное явное проявление — способность делать хорошие копии. Когда нужно идти дальше, на новую территорию, вас, как и всех нас, держит якорь.

Менее недели назад я наткнулся на то, что должно было стать ответом. Простой, хотя и грубый подход к достижению цели. По иронии судьбы это то же трансформирующее явление, которое наши предки связывали с высвобождением души.

Он сделал паузу.

И я угадал. Не так уж это было трудно.

— Вы говорите о смерти.

Махарал улыбнулся — широко, с удовольствием, покровительственно и презрительно.

— Очень хорошо, Альберт. Действительно, древние были правы в своей дуалистической вере в то, что после смерти душа может оторваться от естественного тела. Только все здесь не так просто, как они представляли…

Пока он продолжал разглагольствовать и умничать, мой курс поведения представлялся вполне ясным. Сдерживаться, сохранять самоконтроль, подталкивать его к продолжению разговора. Задавать вопросы. Уяснять что-то для себя. Но… Я ничего не мог с собой поделать. Гнев вскипел, овладев моим тельцем с удивительной силой.

— Это ты выпустил ту ракету! Это ты, сукин сын, убил меня ради доказательства своих проклятых теорий. Ты, больной садист! Чудовище! Когда я выберусь отсюда…

Йосил рассмеялся:

— Ну вот. Все по расписанию. Та же брань. Вы очень предсказуемы, Моррис. С вами скучно. Но именно вашей предсказуемости я планирую найти хорошее применение.

И с этим Махарал вернулся к прерванным делам, отдавая команды вотроллеру и переключая режимы. А я лежал на своем ложе, испытывая животное удовлетворение от ненависти и понимая, что именно этой реакции он и хотел добиться.

И, конечно, меня разбирало любопытство — куда же он теперь меня отправит.

Глава 32

ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ

…или как Франки переступает через радугу и обнаруживает…

Мы выбрались из машины, предоставленной Энеем Каолином, решив, что она «на прослушке».

Что еще мог сделать магнат? Раздумывая об этом, я остановил рикшу, пробегавшего мимо «Салона Радуги». Усевшись в коляску, я приказал возчику прокатить нас по Четвертой улице.

— И побыстрее! — бросил мой пушистый спутник, горевший желанием как можно скорее убраться куда подальше.

Я заметил у него маленькую сумку, в которую Пэллоид сложил сокровища, обнаруженные за баром, в тайнике королевы Ирэн. Наверное, он уже строил планы, как повыгоднее продать обнаруженные материалы «законным владельцам» за «достойное вознаграждение» и избежать при этом обвинения в шантаже.

Наш извозчик пожал плечами и опустил со лба глянцевый визор. На голове у него обнаружились щегольские дьявольские рожки — вероятно, имплантированный компас-локатор, достаточно дешевый, чтобы снабдить им даже однодневок-дитто.

— Держитесь! — крикнул он и, ухватившись обеими руками за ручки, выкатил коляску на дорогу.

Я обратил внимание на его крепкие, как у горного козла, ноги. Разогнавшись до 30 километров в час, рикша включил электрический моторчик и оторвал сверкающие керамические копыта от земли.

— Вам нужен определенный адрес? — спросил козлоногий, обернувшись через плечо. — А может, вы у нас с визитом? Катаетесь, чтобы набраться впечатлений? Если хотите, я устрою вам экскурсию по нашему чудесному городу.

Я не сразу вспомнил, что в лаборатории Каолина меня покрасили в тот оттенок серого, который получил название «посольский». Очевидно, Рикша принял меня за приезжего, путешествующего с дитто — домашним любимцем.

— В этом городе мне знакомы все исторические места и кое-что еще. Есть рынок, где можно купить вещи, которых не найти на востоке. Есть улочки, куда не суется полиция и где нет камер. Небольшой налог и отказ от претензий — все, что надо. А уж там настоящий рай анархизма!

— Вези по Четвертой, — ответил я. — Когда надо, я скажу.

Я, конечно, знал, куда мы направляемся, но предпочитал не говорить вслух. Не исключено, что мы под двойным наблюдением, как наружным, так и внутренним.