Явочная квартира - Картун Дерек. Страница 3
- Ну и каков его сценарий?
- Довольно странный, - ответил собеседник, - Прежде всего, он вообще ничего не сообщает. Знаете эту формулу: "Я много чего знаю". - "Ну так говорите." - "Скажу в свое время." - "Что вы имеете в виду?" - "Хочу получить гарантии." - "Какого рода гарантии?" - "Это мы должны с вами обсудить." И так далее, и так далее. Кругами. Из всей этой болтовни следует, что у него есть кое-какие ключи, нити, догадки, но имен он не знает.
- Догадки касаются нас?
- Нет, американцев и больше всего французов. Не нас, слава Богу.
- А нагрузка ложится на наш бюджет.
- Это я ему и сказал. А он ответил, что чем скорее его отправят в Вашингтон, тем лучше. Говорит, жена рвется в Штаты.
- С Парижем вы говорили?
- Завтра сюда прибудет их человек
- А с Вашингтоном?
- Пусть сначала французы с ним поработают.
- Что представляет собой его жена?
- Зовут Елена. Возраст лет сорок. Красива на русский манер - если вам нравится этот тип. Чертовски сложная дама.
- Продолжайте.
- Самое любопытное ещё впереди. Судите сами. Они у нас с позавчерашнего дня, стало быть, сорок часов. Кто об этом знает? Нас трое в конторе да два безмозглых копа с Рочестер Роу. Ну и русские, само собой. Тем не менее вчера вечером раздается звонок из Вашингтона и Базз Хаагленд заявляет: "Мы слышали, что у вас находится некий Котов Алексей Константинович. Хотелось бы его заполучить." Как это вам?
- Может, французы им сказали?
- Разговор с французами состоялся позже. Да и вообще они с американцами не то что перебежчика - круассан делить не станут.
- Может, сам Котов установил с американцами контакт?
- Я спрашивал, он это отрицает.
- Куда вы его отправили?
- В Тайсхерст.
- Так откуда же утечка информации?
- Только не от старины Джима из Тайсхерста. Кто такой Котов, ему неизвестно, к тому же он без позволения начальства не ответит даже на вопрос, который час. Стало быть, остаются Артур Уэддел, Оливия и я. Никто из нас в ЦРУ не звонил, это точно.
- Значит, наши американские друзья имеют советский источник, который приберегают для себя.
- Не доверяют нам, а?
- Похоже, никто нам не доверяет.
Генеральный директор и его заместитель дружно вздохнули.
- А что вы ответили Баззу? - спросил генеральный директор.
- Сказал, что придется подождать.
- Держите меня в курсе.
- Да, сэр.
Заместитель вышел, оставив своего шефа созерцать нудный дождь за окном.
Перебежчики из секретных служб, если рассматривать их в общих чертах, не вызывают восторга ни там, откуда они сбежали, что вполне естественно, ни там, куда прибыли. Это последнее утверждение нуждается в разъяснении.
Прежде всего, как уже отметил заместитель генерального директора, это люди, мягко выражаясь, странные. В команде играть не способные. Самомнение, часто изначально раздутое, ещё больше увеличивается, вопреки всякой логике, в ходе допросов, когда допрашиваемый обнаруживает интерес к своей персоне со стороны допрашивающих, по мере того, как те стараются выжать из него нужную информацию: имена, рутинные порядки, технические средства и снова имена, имена, имена. Такой перебежчик, в недавнем прошлом незначительный чиновник, начинает чувствовать себя важной особой, играющей заметную роль в мировой истории, в чьих руках оказались рычаги международной политики. Один такой советский беглец соглашался поведать свои секреты ни кому иному, как только английской королеве. В его голове вполне объяснимое недоверие ко всем и вся смешалось с дикой паранойей, и он долго изводил допрашивающих, а заодно и самого себя, утверждениями о немыслимой значимости добытых им сведений, которые он мог доверить исключительно лицу с самой незапятнанной репутацией и лучшими рекомендациями. А именно - её величеству королеве Англии.
Перебежчик такого типа иной раз владеет действительно ценными данными, но обходятся эти данные, из-за свойств его натуры, чересчур дорого.
Что касается его откровений, то обычно они причиняют множество неудобств тем, кто их выслушивает. Не слишком приятно сообщать своему союзнику, что его представитель в объединенном комитете по разведке на деле уже давно представляет противоположную сторону. Еще большая неприятность начнешь предпринимать решительные действия, чтобы ликвидировать утечку, следуя показаниям перебежчика, - и попадешь под прицельный огонь прессы, жаждущей крови.
А если в конце концов обнаружится, что полученные сведения неверны или в них вкраплена некоторая доля дезинформации? Как вообще можно быть уверенным в том, что все сказанное перебежчиком не есть то, что его хозяева приказали ему сказать, - для того и засылали?
ЦРУ несколько лет страдало частичным параличом, когда один советский перебежчик заявил, будто в Москве давно всем известно, что в высшем эшелоне ЦРУ успешно действует их агент. Агента установили. Но действительно ли он был виновен? Точного ответа до сих пор нет.
Наверняка и КГБ попадает в такие же переделки.
Перебежчики неизбежно вносят тревогу и смятение. Никто их не любит. В случае с Алексеем Котовым тревога выглядела вполне обоснованной: его информация косалась правительственных кругов нескольких стран.
Котов располагал не только дипломатическими списками, учебными пособиями и таблицами. Знал не только разные слухи о переговорах и неожиданные аспекты событий, происходящих в московских коридорах власти. Не только мог сообщить важные имена - как раз по части имен он был слабоват. Главное, как выяснилось во время многочасовых бесед с Артуром Уэдделом на тенистой вилле в графстве Кент, заключалось в том, что он работал в качестве аналитика. И потому целых три года имел доступ к отчетам, поступавшим от агентов, окопавшихся в Риме, Париже, Брюсселе, в органах Европейского сообщества, даже в командных структурах НАТО. Он знал их подпольные клички: всякие там Лидии, Корбо, Тиммо. Подлинные же имена были ему неизвестны. Однако благодаря своей превосходной памяти он мог вспомнить данные, по которым, если располагать дополнительной информацией, в некоторых случаях можно было вычислить приславшего определенные данные агента.
Если, к примеру, некий Тиммо поставляет в Вашингтон первоклассную информацию о деятельности оборонного ведомства Бельгии, а через некоторое время начинает вдруг передавать отчеты о дипломатической работе в этой стране, то для бельгийской контрразведки вычислить чиновника, укрывшегося за псевдонимом Тиммо, - дело голой техники. Просто следует применить принцип треугольника. Любой учитель геометрии может объяснить, как это делается. Что же касается сведений, почерпнутых у перебежчика, - а вдруг они приложимы не к одному, а к двум лицам? А сотрудники бельгийской контрразведки не сумели точно выяснить, кто из этих лиц на самом деле агент?
В случае с Алексеем Котовым само качество сообщаемой им информации и его великолепная память лишь усложняли проблему. Так же, как известный Анатолий Голицын, бежавший на Запад до него, Котов с пугающей точностью воспроизводил содержание отчетов, которые изобличали официальных лиц в Вашингтоне и Париже. На британские спецслужбы никакого компромата у него не оказалось - он сообщил об этом Артуру Уэдделу извиняющимся тоном.
- У нас часто говорили, будто служба безопасности в Лондоне слабая, добавил он, - Но обмен информацией не разрешался. Когда британцы вычислили моего коллегу полковника Бориса Пудовкина, мы эту историю не обсуждали, она считалась под запретом.
- По нашим данным Пудовкин - пьяница, - заметил Уэддел, - В пьяном виде мог сболтнуть лишнее.
- Возможно, - согласился Котов, - Что касается меня, я не пью и в болтовне замечен не был.
Уэддел в очередной раз задал вопрос, к которому то и дело возвращался, каждый раз ставя его по-новому:
- Так вы, стало быть, аналитик?
- Да. Я уже говорил.
- И долго вы им были?
- Три года.
- Значит, уже знаток в своем деле.