Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова - Дружников Юрий. Страница 27

"- Вы многих предали?

- Я не считала, конечно. Но я рассказывала ему только о тех, которые особенно не нравились мне.

- Вам известно, как поступали с ними жандармы?

- Нет, это не интересовало меня. Конечно, я слышала, что некоторых сажали в тюрьму, высылали куда-то, но политика не занимала меня..."

Великий пролетарский писатель был возмущен. Он молча выслушал исповедь доносчицы, "огромным напряжением воли скрывая тоскливое бешенство". Он думал тогда: "Я знал Гуровича, Азефа, Серебрякову и еще множество предателей... Когда одно за другим вскрывались их имена, я чувствовал, как кто-то безжалостно-злой иронически плюет в сердце мне". Горький не жалеет слов, чтобы раскрыть читателю всю мерзость падения этой женщины: она донесла жандармам на отца, которого не любила за то, что он разошелся с ее матерью. "Разве не я отвечаю за всю ту мерзость жизни, которая кипит вокруг меня, спрашивает Горький, - не я отвечаю за эту жизнь, на рассвете подло испачканную грязью предательства?".

Полтора десятилетия спустя, в соответствии с новой моралью, тот же Горький призвал увековечить героя Павлика Морозова. Предатель отца стал национальным советским героем.

Глава девятая. ТВОРЦЫ И ЖЕРТВЫ ГЕРОИЗАЦИИ

Едва политический заказ был сформулирован, он начал срочно выполняться. Кроме уральца Соломеина, о котором уже рассказано, были два других очевидца показательного суда над убийцами братьев Морозовых, два столичных конкурента: Губарев и Смирнов. Всю творческую жизнь три указанных автора посвятили созданию мифа о подвиге героя-доносчика 001.

В Краткой литературной энциклопедии говорится, что Виталий Губарев участвовал в расследовании дела об убийстве Морозова и опубликовал первые материалы о нем. Как выяснилось, статью для энциклопедии Губарев написал о себе сам. Приехав после службы в Красной армии в Москву, Губарев начал делать комсомольскую и журналистскую карьеру. Телеграмма с места была опубликована в "Пионерской правде" за подписью Губарева, что и дало ему основание считаться "первооткрывателем героя-пионера". Первая статья Губарева была опубликована 15 октября - на неделю позже статьи Соломеина, а книга вышла позже на несколько лет.

Та же энциклопедия сообщает, что в 1933 году Губарев опубликовал книгу "Один из одиннадцати" (выдумка о том, что в деревне было одиннадцать пионеров). На самом деле, это не книга, а газетная статья. Незадолго до смерти Губарев рассказал нам, что Горький, с которым он встретился в редакции "Крестьянской газеты", поручил ему написать книгу о мальчике-герое. Первый вариант под названием "Сын. Повесть о славном пионере Павлике Морозове" появился в журнале "Пионер". Губарева сделали редактором "Пионерской правды" и за пропаганду подвига пионера Морозова наградили орденом "Знак Почета". В последнее десятилетие жизни писатель издавал назидательные книги о верности детей делу партии. Умер он в 1981 году от инфаркта, причиной которого стал хронический алкоголизм. Позже редактор журнала "Пионер" (столько сделавшего для героизации Павлика Морозова) Станислав Фурин, узнав о доносе на него своей сотрудницы, выбросился из окна кабинета и погиб.

Третьим после Соломеина и Губарева создателем мифа о Морозове был Елизар (точнее - Елиазар) Смирнов. В редакции он носил другое имя, из-за чего мы с трудом нашли знавших его коллег. Смирнов вырос в детском доме, где его назвали Вил (аббревиатура имени В.И.Ленина, позже переделанная в Вильям). Настоящее свое имя он узнал уже взрослым. Сын учителя, Смирнов учился в Ленинградском институте журналистики, работал в газетах, в том числе военных, имел чин полковника, награжден орденами. В 1962 году он был найден в своей московской квартире через несколько дней после смерти. Это произошло в один год со смертью Соломеина.

Смирнов, общественный обвинитель на процессе в Тавде, участвовал в редактировании текстов судебных документов, написал ряд статей о Морозове, книгу "Павлик Морозов" и несколько книг о пионерском движении, но на приоритет в создании мифа не претендовал. Более того, в очерке, опубликованном за год до смерти, он отдал пальму первенства другим и даже не упомянул о своей активной роли в показательном процессе. Возможно, этому есть объяснение. В последние годы жизни он общался с Евгенией Гинзбург, репрессированной писательницей, автором самиздатских книг, опубликованных на Западе, и начал что-то понимать. Но в 30-е годы именно Смирнов оказался не только главным "мифотворцем", но и основным поставщиком информации для других авторов, в частности, когда героем Морозовым занялся по заказу детского издательства маститый писатель Александр Яковлев.

Яковлев взялся за тему позже других, в преддверии 1937 года. Он "жадно искал в человеке лучшее", по выражению писателя Вл. Лидина, сделавшего предисловие к другой книге Яковлева. Мы можем только догадываться о причинах, по которым тот, кто жадно искал в человеке лучшее, пришел к воспеванию доноса.

До революции активный член эсеровской партии, он дважды арестовывался и пробыл в ссылке пять лет. Глубоко религиозный человек, он отказался от веры. Сын неграмотного маляра, Яковлев написал одну из первых книг о большевистской революции - роман "Октябрь", изъятый из библиотек. В повести "Повольники" Яковлев, как говорится в литературной энциклопедии, воспевал "анархическую крестьянскую силу". В 1929 году вышло семитомное собрание сочинений писателя, а после этого вдруг произошла смена декораций. Он стал корреспондентом "Правды", но это не помогло: в середине 30-х годов Яковлева перестали печатать. Он месяцами жил на даче один, разговаривал с птицами. Лидин вскользь замечает, что писатель возмущался несправедливостью "только в личной беседе". Решение Яковлева взяться за книгу "Пионер Павел Морозов" было ускорено многочисленными арестами в Союзе писателей.

Яковлев в Герасимовке не был и не скрывал, что делает компилятивную книгу. Сын Смирнова в беседе с нами вспоминал: помогая Яковлеву, отец, смеясь, приговаривал: "Он художник, а мы поденщики". Позже Яковлев написал несколько книг с названиями вроде: "Великие стройки коммунизма". Писатель умер в один год со Сталиным, могила Яковлева затерялась на кладбище.

К описанию подвигов Павлика Морозова были подключены десятки творческих работников в разных сферах искусства. Писать о нем начинали Демьян Бедный и Александр Твардовский. Что им помешало, мы не знаем. Большинство авторов использовало для своих сочинений о героическом ребенке публикации указанной четверки мифотворцев. Периодически между авторами вспыхивали ссоры.

В Архиве Соломеина сохранилась рукопись статьи "Творческий метод писателя Яковлева". "Странное дело, - писал Соломеин, - ни один автор не удосужился выехать на место происшествия, поговорить с героями, изучить быт жителей Герасимовки, нравы. Читаешь рассказы, повести и пьесы о Павлике и с грустью констатируешь, что тут больше вымысла, чем исторической правды". Соломеин перечислял жителей Герасимовки, которые выдуманы Яковлевым, приводил примеры: "Апрель, как всегда в Зауралье, стоял светлый. Вереницами летели на север гуси, утки, журавли. На озере Сатоково останавливались лебеди". Соломеин добавляет, что эти строки у любого жителя деревни вызвали бы смех: в апреле в Герасимовке нередки тридцатиградусные морозы. Соломеин потешался над тем, как Яковлев описывал Павлика Морозова, и делал вывод: "Это манекен, который только и говорит о колхозе и мировой революции. У него нет ни одной отрицательной черты". Сопоставляя абзацы из своей книги "В кулацком гнезде" и книги Яковлева, Соломеин обвинял Яковлева в плагиате.

Друзья Соломеина советовали воздержаться от скандала. В этом был резон: Соломеин и сам заимствовал целые абзацы у коллег. Его Павлик Морозов тоже в изрядной степени походил на манекен. А главное, конфликт невольно затрагивал официального героя, и это могло кончиться печально для его участников. Статья осталась неопубликованной, да и вряд ли ее разрешили бы напечатать. Но обиду Соломеина понять можно. Вынужденный умолкнуть после разгромной горьковской рецензии, Соломеин из глуши наблюдал, как предприимчивые столичные авторы наживали капитал на "его" герое.