Белая ель - Камша Вера Викторовна. Страница 8
Спину Барболки покрыл холодный пот.
– Мама, – прошептала девушка, – ой, мамочка.
Она помнила, что мать умерла, но это была ее единственная молитва, единственное заклятье, которое смогли произнести губы. Сжимая бесполезную эсперу, Барболка пятилась к прогнившему сараю, отступая от спящей Жужи.
– Мамочка!
Что-то теплое зацепило ногу, не теплое – горячее! Уголек жизни среди мертвого пепла! Барболка сама не поняла, как ухватила рябиновую ветку. Запах зелени отбросил душную гниль, в небе мелькнуло что-то крылатое. Рассветная цапля? Какая большая!
– Вот ты где! – Девчонка ухватила Барболку за руку, – Вот ты какая! От меня прячешься, а с ними играешь!
– Беги, – Барболка попробовала отпихнуть малышку за спину, – тут... Тут...
– Глупая, – ведьмочка тряхнула черной гривой, – я ж тебе говорила...
– А Жуж... – горячая ладошка зажала Барболкин рот.
– Жужжу, кружу, никого вам не рожу , – запела голышка, кружась вокруг старой вишни, и вместе с ней вертелась ее тень, показавшаяся Барболке крылатой, хотя на самом деле это были волосы. Девушка воровато глянула туда, где в последний раз видела собаку. Никого. Малышка остановилась – белые, ровные зубки, блестящие глаза, белые цветы в черных прядях.
– Плохо тут, – девочка сдвинула бровки, – бежим!
На этот раз Барболка не возражала. Приблудившееся создание было странным, но не страшным. И у него была тень, голос, глаза. Девчонка прикусила губку, босая ножка ткнула калитку, та рассыпалась в труху.
– Бежим!
И они побежали сквозь замерший лес вслед за ускользающей луной. Меж ветвей мелькали какие-то тени, ветер отбросил назад спутанные волосы, под ноги стелилась мокрая трава, о чем-то шумели листья.
– Барболка! – Ее зовут, какие тяжелые ноги, как она устала... – Да куда тебя несет, дура малохольная!
– Отец, он там... вернулся!
– Молчи! – Кто это сказал? Девчонка? Мать? Гици? – Молчи и беги! Не оглядывайся, не думай, просто лети за луной. Луна выведет, луна и весна. Они есть, они с тобой!
– Барболка, сдурела совсем?! Родного отца не признает! Да стой же!
– Лети, забудь обо всем, лети! У тебя есть крылья, крылья и ветер. Четыре ветра не дадут тебе упасть.
У нее есть крылья? Есть, и она летит к шаловливой луне. Луна пляшет и мяучит, у нее зеленые кошачьи глаза... Как она близко!
– Барболка, стой... Не то прокляну... Да стой ты, ... твою!
Лунный прыжок, лапы-лучи с зелеными когтями, дикий, надсадный визг за спиной и ветер, пахнущий медом, горячий и ласковый.
– Мы еще станцуем. Ты не забыла? Ты обещала мне песню, я подарю тебе танец. Танец с ветром!
Шум реки, рванувшаяся вверх луна, земля под ногами. Что это за замок? Высокие башни, свет, тепло...
– Ты хотела сюда, тебя сюда звали, я тебя привела. Ты будешь здесь жить! Тебе будет весело, а я к тебе приду.
Она сюда хотела? Это Сакаци?! Конечно... Река под горой, двойная башня. И здесь нет другого замка.
– Я не хочу сюда, не хочу!
– Ты не хочешь, куда хочешь, – длинноволосое создание взмахнуло ночной гривой, – и хочешь, кого не хочешь... Зачем думать? Ты танцуй. Живи и танцуй. День еще растет, иди в замок... Иди радоваться, а я приду... Скоро приду.
– Я не пойду туда, – выдохнула Барболка, – там...
– Там живут, ты живая, иди туда, – слетевшиеся светлячки кружились вокруг головки девочки, словно звездный снег. – Иди к живым. Ты не хочешь к НИМ? К Тем, за воду?
За воду? Лунная река, темный мост и трое на дальнем берегу. Отец, Ферек, Жужа... По колено в тумане. Там есть туман, а здесь – нет. Какой сильный ветер... Жужа спит. Отец опирается о лом, так вот почему она его не нашла! А Ферек без шляпы, и лицо у него наполовину в чем-то черном.
Резкий рывок, острые коготки, впившийся в запястье.
– Ты – живая!.. Забудь!
Скрип ворот, топот, голоса, факелы в руках, удивленные усатые лица.
– Девка, как есть девка!
– А хороша!
– Точно!
– Видать, гнался за ней кто!
– Ой, дак мы ж ее до Яблонь везли!
– Держи!
Звездный туман, запах рябины, метнувшаяся к луне крылатая тень и теплый, мирный покой. Она живая, она дошла. Все будет хорошо, ведь здесь ее гици...
Часть вторая
Liszt F. Hungarian Rhapsody № 2 [8]
«Алаты по натуре своей суеверны, замкнуты и склонны к ереси и демонопочитанию. Особенно это относится к жителям Горного Алата, также называемого Черным. В сих краях доселе встречаются примеры самого отвратительного колдовства, от коего местные жители предпочитают обороняться не молитвой и покаянием, но искать защиты у богомерзких демонов, губя тем самым свои души...»
Глава 1
Красные с золотом бабочки казались живыми, и молодая господарка счастливо улыбнулась. Сын Миклоша появится на свет еще не скоро, она успеет дошить полог для колыбельки. В здешних краях говорят, что нет приметы хуже, чем загодя готовить детское приданое, но она все равно будет вышивать. Просто никому не скажет, для кого на бледно-зеленом шелке трепещут алые крылья. А когда она закончит полог, вышьет Миклошу его любимых золотых охотников.
С той весенней ночи, когда в одночасье ставший единственным рыцарь подхватил ее на руки, Рафаэла тонула в своем счастье. Миклош Мекчеи увез ее из дома, но это было не бедой, а сказкой. Дорога через звенящие от птичьих трелей горы, охапки луговых цветов, веселые люди в странных ярких одеждах, розовый город на шестнадцати холмах, из которых бьют родники, сливаясь в форелевый ручей, и ручью этому, приняв в себя множество родников и речушек, суждено превратиться в великую Росанну.
Дочь агарийского герцога с легкостью сменила привычные платья на алатские, заплела две косы и стала называть рыцарей витязями. Миклош переделал ее имя на алатский манер в Аполку, и она полюбила это имя, хоть оно и казалось странным. Жена наследника помнила отца, мать, Анну, старую акацию над засыпанным колодцем, в котором исчезли статуи древних богов, но тоски по дому юная женщина не чувствовала. Как она могла тосковать, ведь рядом был Миклош!
Как же он любил ее, сколько нежности было в его словах, улыбках, прикосновениях! Племянница короля Иоганна свято верила, что существуют счастливцы, которым на двоих дано одно сердце, молила о любви Создателя, судьбу, старую акацию, и они ответили, послав ей Миклоша. Аполка не просто любила мужа, она боготворила его. И неукротимый Миклош платил ей взаимностью. До агарийки доходило, что до женитьбы сын господаря не пропускал ни одной красавицы, но ведь и она когда-то боялась ехать в Алат, считая горцев варварами и еретиками.
Аполка задумчиво разложила разноцветные шелка, выбирая нужный оттенок. Легко сказать «красный», а попробуй угадай цвет крыла бабочки или сердца мака.
– Ты прямо осенняя всадница, – вошедший Миклош нежно прижался щекой к щеке жены, – вся в золоте да в багрянце.
Молодая господарка счастливо улыбнулась, отвечая на ласку, и развернула свое шитье.
– Они мне предсказали тебя!
– Жаль, у меня уже есть герб, – Миклош уселся на пол у ног жены и принялся по одному целовать ее пальцы, – но в твою честь я построю дворец. В нем будут золотые витражи с алыми бабочками.
– Нет, – Аполка коснулась губами черных волос, – это будут золотые всадники. Такие, как ты рассказывал. На рыжих конях.
– Да ты демонопоклонница! – Миклош изловчился и сначала обнял жену, а затем стащил ее с кресла и повалил на себя. – Я на ком женился? На агарийской Принцессе или на еретичке?
– Еретичка? – прошептала Аполка, отвечая на поцелуй. – Почему?
– Потому, – поднял палец Миклош, – что святоши обозвали охотников демонами, а те, кто в ночь излома костры жжет, поет и пляшет – еретики. Нет, плясать мы, конечно, пляшем, но витражи с золотой охотой слишком даже для господаря.
8
Ференц Лист, Венгерская рапсодия №2 до-диез минор