Несущий смерть - Колосов Дмитрий "Джонс Коуль". Страница 45

- Верховный Суд Пацифиса против гражданина Содружества белоннянина Керла Алинса по прозвищу Вельхоум.

Прислушиваясь к дребезжащему голосу Люка Зубарта, Керл слегка улыбнулся надо же, оказывается, кто-то еще помнил его настоящее имя!

- Упомянутый Керл Вельхоум обвиняется в преступлении против человечности, выраженном в несогласии с общепринятыми нормами морали. Верховный Суд предъявляет Керлу Вельхоуму обвинения в злостном отрицании восьми заповедей Пацифиса, а именно: первой, второй, третьей, пятой, седьмой, девятой, десятой... И восьмой! - поспешно добавил обвинитель, после чего сделал многозначительную паузу. - Теперь с позволения суда я перейду к подробному разбирательству каждого пункта обвинения.

Верховный судья Ламурк, словно попугай, закивал головой, усердно показывая, что он позволяет, но Люк Зубарт даже не подумал посмотреть в его сторону. Он решил быть кратким и сразу перешел к делу.

- Заповедь первая: мир превыше всего. Уже самим фактом участия в столь отвратительном деле, как гладиаторские поединки, обвиняемый отвергал эту заповедь. Полагаю, иных доказательств суду не требуется.

На этот раз Люк посмотрел на судью. Тот, обрадованный, что обвинитель наконец-то обратил на него внимание, благосклонно кивнул.

- Заповедь вторая: мир есть условие гармонии. Обвиняемый отрицал как мир, что уже доказано обвинением выше, так и гармонию. Идеям иррационализма, которые он столь яростно проповедовал, чужда гармония. Заповедь третья: убийство противоречит человеческой натуре. Своей деятельностью обвиняемый напрочь отвергал этот нравственный постулат. Заповедь пятая: убивая других, убиваешь себя. Обвиняемый был причиной смерти стольких людей, что давно уже мертв морально. От него смердит болью и человеческой кровью!

Здесь обвинитель явно переиграл. На лицах сидящих в зале паци появились кривоватые усмешки, выражавшие то, что никто не рискнул бы сказать вслух. О том же подумал и Керл: эх, старина Люк, говоря твоими словами, от тебя смердит не меньше, чем от того, кого ты сейчас обливаешь грязью!

Люк не обращал внимания на реакцию публики и продолжал свою речь:

- Обвиняемый всю свою жизнь нарушал и седьмую заповедь: подчинись разумной воле большинства. Он, напротив, противопоставлял себя этой воле. Восьмая заповедь: обуздай свое "я", и заповедь девятая: руководствуйся разумом, а не чувствами. Керл Вельхоум всю жизнь делал так, как подсказывали ему его чувства, не ограничивая свои желания...

Люк говорил еще довольно долго, но его мало кто слушал. Вязкая паутина слов, в искренность которых не верил даже он сам, поглотила сознание слушателей, заставляя их невольно смежать веки. Керл заметил, что многие вздрогнули, словно стряхивая оцепенение, когда Люк сказал:

- Я закончил, господин судья.

Сложив листки, обвинитель медленно двинулся с трибуны, намереваясь занять место среди прочих членов Совета. Судья Ламурк провозгласил:

- Слово предоставляется обвиняемому Керлу Алинсу.

Розовощекие хари оживились, на них расцвели победные улыбки. Вот, наконец, и настал миг торжества Пацифиса, миг, когда отречется от своих идей ярый иррационалист и гладиатор Керл Вельхоум. Но Керлу было не привыкать ниспровергать ликующих врагов, нанося свой удар именно в то мгновение, когда, празднующие свою победу, они менее всего ждут его. Поднявшись со скамьи, он сделал шаг вперед и прижался ладонями к стеклу, словно желая разорвать прутья своей прозрачной клетки. Кое-кто из сидящих в зале невольно вздрогнул, живо представив себе, как пластик разлетается острыми клочьями и яростный тигр Керл Вельхоум вырывается на свободу.

- Господа паци! - Голос Керла, усиленный динамиками, гулко разнесся по залу суда. - Вы торжествуете, полагая, что победили меня. Да, это так. Вы победили, но не силой и умением, а нечаянной волей рока, суть которой вам непонятна и сейчас. Я проиграл, а побежденный должен каяться. И тогда ему, может быть, сохранят жизнь. При условии, конечно, если он выполнит то, что желает от него победитель. Покайся, сказали мне, и тебя простят. И, быть может, даже допустят в этот благословенный мир, предварительно вырвав клыки. Покайся и будешь жить, где захочешь, иметь, что захочешь, сможешь стать, кем захочешь. Даже членом Совета. А почему бы и нет? - Керл взглянул на сидящего напротив Люка Зубарта и усмехнулся: - Покайся! Ведь тебе нужно сказать всего три слова мир, разум, прогресс - и это будет сочтено за покаяние.

Мир! Разум! Прогресс!

Но о каком мире можете говорить вы, обрушившие пламя войны на Белонну, Катанр, Новую Россию и Армагаску? О каком разуме, о каком прогрессе? Уж не о них ли вы ведете речь, оболванивая умы миллионов граждан Пацифиса?! Это лишь слова. Красивые и лживые. Вы произносите их, сами не веря в искренность сказанного.

Провозгласив создание общества, в котором правят равенство и счастье, вы на деле создали государство, ставшее над человеком, принизившее его до уровня бессловесного насекомого. Вы говорите "мы" там, где должно звучать "Я". Вы позабыли гордое: ты - Человек! И говорите - мы, люди. Человек умер, остались только винтики, маленькие крохотные винтики в гигантской машине технократической империи, где живые чувства подменены сытостью и спокойствием. Да, наш мир был жесток, но это был мир, который каждый из нас мог с полным основанием считать своим. Своим! Он существовал ради нас, а не мы ради него. Вы же наполнили этот мир приторной сытостью, лживым благополучием и обряженной в улыбающуюся маску жестокостью. Вы наполнили его насилием. Вы, на словах отвергающие насилие!

Вы растоптали судьбы несогласных с вами. Теперь же вы хотите растоптать и их души. Я не скажу вам - да. Я не раскаиваюсь. Я прожил свою жизнь так, как хотел, и верил в то, во что хотел, и никто не вправе отобрать у меня прошлое. Вы можете отнять у меня жизнь, но не прошлое!

Керл видел, как рожи сидящих в первых рядах паци наливаются дурной кровью. И крикнул, добивая их:

- Керл Алинc, которого мир знает под именем Несущий Смерть, отвергает эту сделку, господа паци! Я верил, верю и буду верить, сколько назначит судьба, в то, что Человек должен быть Человеком, в то, что он вправе делать все, что не противоречит интересам окружающих его, при условии, что действия окружающих не противоречат его интересам, в то, что свобода человека ограничивается лишь благими намерениями. Вы утверждаете, что подобные идеи мог породить лишь жестокий мир. Да, мой мир жесток, но это мой мир!