Когда не нужны слова - Бристол Ли. Страница 37

— Вижу, мне не удалось добиться успеха стремительным натиском. Досадно. Наверное, я слишком много лет провел в обществе мужчин. Разучился очаровывать женщин. Надо, пожалуй, заняться этим.

Мадди с удивлением смотрела на него. Ей впервые удалось увидеть то, что он скрывает под маской, — боль, возможно, или печаль и даже гнев. Сама того не желая, она была тронута и заинтригована.

— Вы очень суровый человек, мистер Киттеридж, не так ли? — тихо сказала она.

Кажется, вопрос удивил его не меньше, чем ее. Маска на мгновение снова сползла с его лица. Он опустил глаза.

— Я не всегда был таким, — тихо ответил он. — Мне пришлось этому научиться. — Потом, не упрекая ее, а просто высказывая предположение, добавил: — Как и вам.

Это был короткий момент истины. Они оба почувствовали искреннюю симпатию друг к другу. Она заметила странную доброту в его глазах, которой в нем и подозревать не могла. Ей показалось вдруг, что нашелся тот человек, который сможет все понять и принять и разделить с ней любую тяжесть. Человек, с которым можно чувствовать себя в безопасности.

Она была потрясена собственными мыслями. Как это можно? Эштон Киттеридж держит в руках ее будущее. Ему ничего не стоит уничтожить ее, а она осмеливается чувствовать себя с ним в безопасности?

Очевидно, Эштон почувствовал, что в ней что-то изменилось. Момент, когда обнаружилась его уязвимость, прошел, и он вкрадчиво сказал:

— Я, конечно, понимаю, что не первый обращаюсь к вам с подобным предложением, но, чтобы вы не сомневались в серьезности моих намерений, хочу признаться, что долго размышлял, что мне делать, чтобы не присоединиться к толпе несчастных мужчин с разбитыми сердцами, которых вы отвергли до меня. — Он снова говорил холодным тоном, и маска вновь плотно закрывала его лицо. Мадди было больно видеть, что человек, которого она только что узнала, исчез с такой легкостью. — Чем бы я мог соблазнить вас? Богатством? Но вы и сами богаты. Уютным особняком в городе, обставленным красивой мебелью? Но у вас все это есть. Защитой? — Он взглянул на ее телохранителя-аборигена, который стоял, не сводя с нее глаз. — Судя по всему, это вы и без меня обеспечили. Поэтому умоляю вас сказать мне, мисс Берне, что мне сделать, чтобы вы благосклонно рассмотрели мое предложение? Что предложить вам, чтобы вы стали моей? — Ей не хотелось грубо обрывать его, потому что она еще не забыла, как заметила уязвимость под его маской. Тем более что в его присутствии она почувствовала себя в безопасности. На какое-то время. По чистой случайности она получила отсрочку: он ничего не знает. Но долго ли это сможет продолжаться? И сколько еще она сможет испытывать судьбу?

Ей оставалось одно: решительно расправив плечи, она вздернула подбородок и взглянула на него безжалостным взглядом.

— Вам нечего предложить мне, мистер Киттеридж, — сказала она. — Ваше предложение я считаю оскорбительным, а ваши манеры отвратительными. Будьте добры больше меня не беспокоить. А если будете преследовать меня, я пожалуюсь констеблю. Если вы еще раз появитесь на пороге моего заведения, вас силой выставят вон. Если вы хотя бы поздороваетесь со мной на улице, я сочту это оскорблением, и, как вы уже видели… — она указала глазами на телохранителя, — у меня имеются свои методы защиты от нежелательных посягательств. — Она перевела дыхание и одарила его презрительным взглядом. — Вы правы, — холодно сказала она в заключение, — ко мне уже обращались с этим гнусным предложением, но должна признаться, никогда еще это не делалось в такой вопиюще вульгарной манере. В этом вам нет равных. Всего хорошего, мистер Киттеридж. — Закрыв зонтик, она повернулась, чтобы уйти, но он, низко поклонившись, преградил ей путь.

— Браво, мисс Берне! — воскликнул он и выпрямился. Она заметила в его глазах искорки смеха. — Вот это здорово! Еще никогда в жизни меня с таким изяществом не ставили на место!

Мадди вспыхнула от праведного гнева.

— Прочь с дороги! — прошипела она сквозь стиснутые зубы.

Все еще улыбаясь, он отступил на шаг.

— Я запомню ваши слова, — пообещал он, — но должен предупредить, что меня не так легко обескуражить, и все, что вы сказали, лишь еще больше подогрело мое любопытство. Возможно, со временем вы сами захотите пересмотреть свое отношение.

Мадди, шурша юбками, стала спускаться по склону, спиной ощущая на себе его насмешливый самоуверенный взгляд. Только оказавшись внутри экипажа, она позволила себе оглянуться. Он все еще стоял там, смотрел в ее сторону и улыбался.

Мадди уселась поудобнее на сиденье и, обняв себя руками, попыталась унять дрожь возмущения и отчаяния. Ей почему-то показалось, что она лишь ухудшила ситуацию. Ей снова стало страшно. Какие еще неожиданности сулило ей будущее?

Глава 14

— Каторжник взят под стражу, сэр. Прикажете препроводить его в караульное помещение?

Крысолов бросил взгляд на усердного молодого солдата территориальных войск, не забыв при этом одобрительно кивнуть. Такие знаки поощрения были нужны подчиненным как воздух.

— Хорошая работа, солдат.

Он перевел взгляд на закованного в кандалы каторжника, бессильно опиравшегося на колесо фургона. Тот представлял собой утратившую человеческий облик жалкую развалину, чьи глупые попытки оказать сопротивление закончились поркой, оставившей кровоточащие раны на лице и теле, в результате чего он окончательно потерял человеческое достоинство, о чем свидетельствовало мокрое пятно на его штанах. Он был почти без сознания, пускал слюни и бормотал что-то нечленораздельное.

Крысолов, взглянув на него, почувствовал легкое отвращение, которое, однако, быстро уступило место чувству удовлетворения: сегодня он подтвердил правильность своего прозвища. Но его триумф нельзя было считать полным, пока не прибыли зрители, поэтому он не спешил избавить бедолагу от мучений.

— Подождем еще немного, — сказал он солдату. — Глаз с него не спускайте. И разгоните толпу. Нам не нужны инциденты.

Молодой солдатик отсалютовал ему, забыв, что перед ним не старший офицер, и несколько смутился оттого, что нарушил устав. Покраснев от смущения, он поспешил исправиться.

— Слушаюсь, милорд. Я немедленно займусь этим, — сказал он и помчался разгонять столпившихся любопытных.

Крысолов усмехнулся, рассеянно потирая длинный шрам на щеке. Уважение к его титулу оставляло его равнодушным. Он предпочитал прозвище, которое заработал, имени, которое носил по рождению. Первое воздавало должное его заслугам, тогда как второе он получил просто потому, что родился в знатной семье.

Гидеон Финчли, четвертый граф Уинстон, прибыл в Австралию пять лет назад, преисполненный горечи, гнева и жажды мести. Он пылал ненавистью к леди Анне, пожаловавшейся на него королю; к своему отцу, маркизу, который отказался ходатайствовать за своего сына; к своим великосветским друзьям, отвернувшимся от него, когда ему потребовалась их помощь; и даже к самому королю, которому не хватило смелости публично осудить пэра Англии и он решил быстро и без шума сплавить его в виде наказания на этот аванпост преисподней. Но больше всего Уинстон гневался на судьбу и на свое бессилие изменить ее. В первые месяцы ссылки он был в ярости и жаждал крови. И если бы представился случай, без кровопролития не обошлось бы.

Уинстона сослали на Тасманию — бесплодный, выжженный солнцем кусок земли, само название которого вызывало в сердцах слушателей почти такой же страх, как имя его губернатора — сэра Джорджа Артура. Туда сплавляли самых отъявленных подонков — никчемных, безнадежных, неисправимых. И чаще всего их посылали туда умирать. Сначала, узнав, куда его посылают, Уинстон был ошеломлен, потом впал в ярость: приговор показался ему невиданно жестоким для пэра Англии за такой пустяковый проступок. Позднее, конечно, ярость превратилась в ужас, а ужас — в отчаяние, но теперь, вспоминая о том времени, он благодарил Господа за то, что вразумил короля, нашедшего способ не лишать его жизни, а сохранить ее.