Нежить - Адамс Джон Джозеф. Страница 119

Краем глаза я заметил (или мне показалось), что мой труп бросил взгляд на мою тарелку. Я быстро обернулся и уставился на нее. Тусклые глаза девочки не отрывались от моего лица.

— Что случилось? — спросила Дженна. — Не смотри на нее! — прошипела она, будто я прилюдно поковырял в носу. — Что? Что стряслось?

— Готов поклясться, что она только что посмотрела в мою тарелку.

— Давай закажем десерт пополам? — предложила она.

Я начал сомневаться, а не привиделся ли мне тот быстрый, укромный взгляд. Вполне может быть.

— Закажи себе, — ответил я. — Я наелся.

Я отложил вилку. К лососю я даже не притронулся.

Вернувшись домой, я сел за кухонный стол и выписал Всемирному фонду по борьбе с голодом чек на три тысячи долларов. Обычно я отсылал им около пятидесяти. Три тысячи дались мне нелегко, но я мог себе это позволить. Подняв голову, я вздрогнул, когда увидел в кухонном окне лицо. Ее лицо. До сих пор она стояла у входной двери, где не было окна. Видимо, она что-то понимала. Девочка смотрела на меня, не моргая. Она вообще не моргала, я заметил и раньше, но только сейчас полностью это осознал.

Я засунул чек в конверт и внезапно понял, что держу его так, чтобы труп мог его видеть. Меня терзали сомнения — неужели передо мной стоит маленькая девочка и она понимает, где находится и что с ней происходит, или же от нее осталась лишь пустая оболочка?

Я порвал чек и выписал другой, на десять тысяч. Такую сумму мне будет нелегко сэкономить, но я встал и пошел к почтовому ящику. Стояла прекрасная ночь: на небе светила полная луна, оглушительно трещали цикады. На другой стороне улицы, через два дома от меня, труп высокого худого негра присел на корточки, заглядывая одним глазом в щелку опущенных жалюзи. Мой труп обошел дом, пробираясь по пояс в траве и местных сорняках (еще одно доказательство моего ответственного отношения к экологии, еще одна причина, что труп послали мне по ошибке), и нагнал меня по пути обратно. Она следовала за мной до входной двери. Я захлопнул ее перед носом девочки.

На следующее утро я поднялся рано после практически бессонной ночи. Я поднял занавеску и увидел ее круглое личико. Ее роста хватило только на то, чтобы над подоконником торчали глаза и нос.

— Черт!

Я стукнулся лбом о раму и проглотил сдавленный стон. Я действительно надеялся, что сумею откупиться от нее.

— Отвяжись же от меня наконец! — крикнул я через закрытое окно и задернул штору.

Моясь в душе, я представлял, как мой труп терпеливо ждет на улице. И почему мне не попался мужчина, беззубый старик? Учебный год неумолимо приближался. Через пять дней мне предстоит читать первую лекцию. Я не мог себе представить, как буду преподавать с неотрывно смотрящим на меня трупом.

Ни один из студентов не привел с собой труп, так что на утренней лекции мой оказался единственным. Студенты вежливо обходили ее взглядами, хотя она стояла в каких-то трех футах от меня, задрав голову и не отрываясь от моего лица, пока я знакомил класс с расписанием.

Рука с конспектом тряслась от стресса и усталости. Предыдущим вечером я довел себя почти до истерики, выпил четыре или пять бокалов, чтобы приглушить переживания, и долго не мог решить, что же мне надеть. Поначалу я собирался одеться как можно проще, в джинсы и футболку, чтобы показать, что я обычный человек, живу просто и не заслуживаю трупа. Но вдруг студенты разгадают мой план и решат, что я склонен к показухе? В конце концов я остановился на черных джинсах и белой рубашке — той самой, что была на мне, когда впервые появился мой труп. Скромно, но со вкусом, как я и предпочитал одеваться.

Когда я начал лекцию, положение ухудшилось. Обычно во время лекции я расхаживаю по подиуму, и сейчас девочка ходила за мной по пятам, делая на каждый мой шаг два своих ковыляющих. От шарканья ее ног по линолеуму у меня заломило зубы. Я терпеть не могу, когда босые ноги шаркают по грязному полу, так же как некоторые люди терпеть не могут, когда проводят гвоздем по стеклу, или не могут притронуться к вате. Я перестал ходить.

Я никак не мог собраться с мыслями, спотыкался на словах, а когда я встретился взглядом с одной из студенток, она тут же отвела глаза, сделав вид, что записывает, хотя я не сказал ничего важного. Я с трудом выдавливал связные предложения, не говоря уже о важных.

Сам того не заметив, я перевел взгляд на труп, будто читал лекцию ей одной. Она смотрела на меня. С трудом я оторвался от ее лица и уставился на голую белую стену; тут я осознал, что снова хожу и девочка ходит за мной — шарк, шарк, шарк, — дергаясь, как… как кто? Как мертвый ребенок.

Я отпустил класс пораньше и как в тумане направился к кабинету, усталый, мучимый похмельем и не понимая, как я переживу дневную лекцию. Девочка изо всех сил старалась не отставать: я слышал за спиной ее шарканье.

Меня охватила злость, и я развернулся, ткнул в нее пальцем и открыл рот. Ее взгляд на миг опустился к моей груди и тут же снова прилип к лицу. Но на сей раз я не сомневался в увиденном. Она опустила глаза, и они были почти — не полностью, но почти — осмысленными.

— Я видел! — заявил я, снова ткнув пальцем.

Стоя в коридоре у кабинета, я ругался с трупом. Джек высунул лысую голову из своей двери, посмотрел на нас и опять скрылся.

В смущении я нырнул в свой кабинет, но оставил дверь приоткрытой для нее.

— Скажи мне, что я сделал! — уставившись на нее сверху вниз, заорал я, наклонившись и приблизив свое лицо к ее. — Я хороший человек! И не заслуживаю тебя!

Я хотел, чтобы она сфокусировалась, посмотрела на меня, услышала мои слова. Но мне удалось увидеть только маленький розоватый язычок, а за ним темноту.

Я схватил со стола ониксовую статуэтку Будды и запустил в стену поверх ее головы. Статуэтка врезалась в стеллаж, разбила застекленную фотографию стадиона «Янки», с полок посыпались книги.

— Господи! Ты в порядке? — крикнул Джек.

Я поднял компьютерный монитор и грохнул его об пол у ее ног. Монитор треснул, сверкнули искры. Тут меня обхватили чьи-то руки: я даже не заметил, как Джек оказался в кабинете, но теперь он держал меня за плечи.

— Успокойся, успокойся! — кричал он.

Я пытался вырваться. Даже не знаю, что бы я сделал, если бы мне это удалось. Очень надеюсь, что моим намерением не было ударить ее по голове клавиатурой. Изо всех сил я рванулся из рук Джека. Затрещала разрываемая рубашка.

— Тихо, тихо, — приговаривал мне на ухо Джек. — Все в порядке, все хорошо, тихо.

Я заплакал. Джек держал меня, пока я не обмяк, потом ослабил хватку, еще немного посидел со мной в обнимку и отпустил.

Мы с Джеком не слишком хорошо знали друг друга; этот факт только придавал ситуации сюрреализма, когда я стоял в своем разгромленном кабинете и рыдал. Сквозь слезы я заметил пуговицу на полу у ног моего трупа. В странном оцепенении я нагнулся и поднял ее. Ее пуговица — серая, с бирюзовыми прожилками. Никаких сомнений. Но как она выпала из кармана?

— Мне кажется, что рубашке уже ничем не поможешь, — извиняющимся тоном произнес сзади Джек.

Я посмотрел на рубашку. Шов на одном рукаве разошелся, и рубашка висела на мне наполовину расстегнутая, нескольких пуговиц не хватало.

Наверное, мы редко рассматриваем наши пуговицы, хотя застегиваем и расстегиваем их по тысяче раз. На моей рубашке красовались серые, металлического цвета пуговицы с бирюзовыми прожилками. Довольно необычные. Они выглядели менее яркими и новыми, чем пуговица моего трупа, поскольку рубашку уже несколько раз стирали.

Я бережно взял руку девочки и повернул ее, провел пальцами по маленькой ладошке, подушечкам пальцев. Мозоли. Совсем не похоже на руки ребенка, который часто играет в «классики».

— Все живы? — В дверях стояла Мэгги из дальнего кабинета.

За ней двое наших коллег вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что произошло. На нашей кафедре редко происходило что-то интересное; иногда сюда заглядывал разгневанный студент, но раньше здесь никогда не падали со стен картины и не взрывались мониторы.