Неистовые джокеры - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 24

Ломбард «Счастливый скупщик» находился в Бруклине, на перекрестке Уошингтон-авеню и Салливан-стрит. Дженнифер отпустила такси за несколько кварталов и остаток пути прошла пешком. Ломбард затесался среди множества других семейных лавчонок, в числе которых были гастроном, магазин одежды, обувная лавка и небольшая пиццерия. Все они, кроме гастронома, были закрыты, а улица перед ломбардом точно вымерла, но на пару кварталов подальше на другой стороне улицы перед стадионом «Эббетс филдз» собралась большая толпа — каждый год в День дикой карты «Доджерс» проводили мемориальный матч. Судя по афише над главным входом, сегодня «Доджерс» играли с «Лос-Анджелес Старз». Две эти команды были давними соперницами, а поскольку «Доджерс» участвовала в напряженной борьбе за звание чемпиона, толпа, уже хлынувшая в ворота, похоже, твердо намеревалась занять все имеющиеся в наличии на стареньком стадионе сидячие места.

Было самое начало двенадцатого. Тома Сивера, который был питчером [6] в «Доджерс» сколько Дженнифер себя помнила, сегодня выставили против Фернандо Валенцуэлы, молодого мексиканца. Она еще успеет купить билеты, а провести день на бейсбольном матче будет куда приятнее, чем обедать с Грубером.

Девушка заглянула в грязное окошко ломбарда. Если бы она не знала, что ее ждут, то решила бы, что он закрыт, как и большинство других мелких лавочек во всем квартале. Но Грубер еще ни разу не нарушал своих с ней договоренностей.

Дженнифер толкнула входную дверь. Она оказалась не заперта, и девушка вошла в дом. Внутри было темно и тихо. Узкие проходы и высокие стеллажи загромождал никому не нужный хлам, большая часть которого помнила еще папашу Грубера, и каждый раз это вызывало у нее легкий приступ клаустрофобии. Гитары с порванными струнами, телевизоры с перегоревшими кинескопами, тостеры с протертыми шнурами, дырявые и покрытые пятнами пальто, рубахи и платья — все это копилось на полках в грязной каморке так давно, что чернила на ярлыках уже успели выцвести до полной неразличимости. Единственным источником света в этой комнатке была голая электрическая лампочка, свисавшая с потолка в будочке за прилавком, где обычно сидел Грубер. Но на этот раз его там не было.

На зов ответило лишь глухое эхо, и девушку вдруг охватило странное чувство. Она подошла к будке, и подошва ее правой туфли приклеилась к чему-то липкому, похожему на катышек жевательной резинки. Она опустила глаза. Из одного из проходов вытекала лужа густой темной жидкости. Дженнифер сделала шаг вперед, из-за стеллажа заглянула в проход и оторопела.

Бледное пухлое лицо Грубера застыло в гримасе невыразимого ужаса. Руки судорожно сжимали рану на животе, но так и не смогли остановить кровь, которая собиралась вокруг него в неглубокую липкую лужу.

Дженнифер перегнулась через низенькую стойку, заваленную дешевыми украшениями и еще более дешевыми пистолетами, и ее вырвало. Когда в желудке больше ничего не осталось, она в изнеможении привалилась к стойке — ее всю колотило. Минуту или две девушка стояла, ни о чем не думая, потом утерла губы и заставила себя взглянуть на то, что осталось от Грубера. Ей никогда в жизни еще не приходилось видеть труп. Она смотрела на это зрелище, парализованная ужасом, и думала, что должна что-то сделать, но не знала, что именно.

— Это она.

Странный шелестящий голос раздался у нее за спиной, и сердце у Дженнифер едва не выпрыгнуло из груди, как перепуганный кролик. Она вихрем обернулась, одновременно пригибая голову, и очутилась лицом к лицу с тремя мужчинами, которые бесшумно вошли в помещение с черного хода. Двое были натуралами — или казались таковыми. Третий был явным джокером — высокий, худой, похожий на прямоходящую ящерицу. Слова, которые перепугали ее до смерти, произнес именно он. Дженнифер перевела на него взгляд, и изо рта у него выпорхнул длинный раздвоенный язык, задрожал у нее перед лицом.

— Это та с-самая девка, — прошептал он. — Взять ее!

— Боже правый, — пробормотал один из натуралов. — Она убила его.

Парни тревожно переглянулись, и голова у Дженнифер наконец-то лихорадочно заработала. Она узнала джокера-рептилию. Этот уродец был в квартире у Кина — прибежал на вопли джокера из склянки. Как он ее выследил? Она взглянула на тело Грубера. Возможно, скупщик сдал ее, но откуда он мог узнать, что она стащила свой товар у Кина?

Раздумывать было некогда. Натуралы медленно подступали, держа ее на прицеле, а джокер стоял и смотрел.

Дженнифер стала бесплотной — одежда соскользнула вниз, и она переступила через нее, сжимая сумочку, — потом шагнула сквозь стеллаж, заваленный старьем, и в самый последний миг оглянулась. Натуралы замерли на месте, открыв рот, а джокер ругался все тем же странным шелестящим голосом.

Девушка прошла сквозь все стеллажи, сквозь стену, пересекла проход между ломбардом и соседним зданием, оставив преследователей далеко позади. Перевела дух и приняла свой обычный материальный облик. Повезло! Случай привел ее в магазин одежды. Она схватила первую попавшуюся под руку пару джинсов, блузку и кроссовки, наспех натянула их, потом, спохватившись, вытащила из сумочки две двадцатидолларовые банкноты, сунула их в кассу — и выбежала через дверь.

Людей Кина нигде не было видно. Наверное, ее внезапное исчезновение их ошарашило, но рассчитывать на то, что их замешательство продлится вечно, не стоило.

Она оглядела улицу. Справа находился «Эббетс филдз», битком набитый болельщиками. Слева зеленел Проспект-парк, соблазнительно глухой и пустынный. Но в толпе вряд ли кто-нибудь попытается убить ее, к тому же у нее будет время собраться с мыслями.

Дженнифер побежала по улице и присоединилась к оживленной очереди желающих войти на стадион в тот самый миг, когда в конце квартала показались люди Кина, раздраженно качавшие головами.

Они ввалились в кабинет Хирама — всем скопом. Уборщики, мойщики, кухонные рабочие, даже электрик, которого вызвали устранить какую-то неисправность в одной из роскошных люстр. Они расселись в кресла, на пол, на стол и даже на тумбы шкафов. Многие остались стоять. Никто не проронил ни слова. Даже Поль Ле Барре примолк. Все глаза были прикованы к экрану телевизора. Джеральдо Ривера брал интервью у сестры Плакальщика. Оказалось, их в семье было четверо.

«Все было в точности так же, как в тот день, когда застрелили Кеннеди, — подумал Уорчестер, — или в День дикой карты сорок лет назад, когда погиб Джетбой и мир изменился навсегда».

— Господи Иисусе. — Это был Питер Чау, тихий и незаметный мужчина, отвечавший за безопасность «Козырных тузов», Питер коллекционировал стекло эпохи Великой депрессии, а также черные пояса во всех возможных боевых искусствах, и который ни разу не возвысил голос и не упомянул Божьего имени всуе. — Господи Иисусе, мать твою! Нейротоксин.

— Быть не может, — сказал один из мойщиков, — Быть такого, черт подери, не может. Этот парень криком разрушал стены, я видел это собственными глазами.

Все заговорили разом.

Кертис вопросительно взглянул на хозяина и кивнул в сторону двери. Уорчестер поднялся и пошел за ним. Зал выглядел громадным и пустынным.

— Выйдем на террасу, — предложил Хирам.

Они стояли, глядя с высоты на город. Над ними располагалась обзорная площадка Эмпайр-стейт-билдинг, а еще выше — старая причальная мачта, когда-то предназначавшаяся для цеппелинов, но за этим исключением места выше не было во всем Нью-Йорке, да и во всем мире. Ярко светило солнце: неужели в день гибели Джетбоя небо было таким же голубым?

— Что делать с ужином? — просто спросил метрдотель. — Продолжать или отменять?

— Будем продолжать, — не колеблясь, ответил ресторатор.

— Прекрасно, сэр.

Тон был подчеркнуто нейтральным — не одобрительным, но и не осуждающим.

Но Хирам почувствовал, что должен объяснить свое решение. Он положил руки на каменный парапет, устремил невидящий взгляд на запад.