Путь волшебника - Адамс Джон Джозеф. Страница 13

— Ты?! — возопил он. — Это ты! Ты съел мой ужин! — Он схватил короля за грудки и хорошенько встряхнул. — Почему? Почему ты так поступаешь?

Джон Аскгласс не промолвил ни слова, чувствуя, очевидно, за собой определенную вину. Он решительно высвободился из рук углежога, вскочил на коня и умчался с поляны.

Тогда углежог снова отправился в аббатство Фернесс.

— Этот злодей вернулся и на этот раз слопал весь мой сыр! — сказал он елемозинарию.

Монах печально покачал головой, скорбя о греховности бренного мира.

— Хочешь, я дам тебе еще сыра? — предложил он. — И хлеба в придачу.

— Кто из святых отвечает за сыр? — хмуро спросил углежог.

— Думаю, святая Бригитта, — отвечал елемозинарий, поразмыслив немного.

— Где я могу увидеть эту госпожу? — допытывался углежог.

— В Бекермете ее церковь, — подсказал монах и объяснил бедолаге, как найти дорогу к нужному храму.

Вот так углежог заявился в Бекермет и, войдя в церковь, грохотал утварью по алтарю, орал, — в общем, наделал шума, так что святая Бригитта с тревогой посмотрела с небес и поинтересовалась, не может ли она чем-то помочь.

Углежог долго расписывал свои злоключения и происки неведомого врага.

Святая Бригитта выразила сочувствие, а потом сказала:

— Все же боюсь, я не тот помощник, который тебе нужен. Я покровительствую дояркам и молочникам. Я помогаю маслу сбиваться, а сырам созревать. Но я не имею никакого отношения к странному человеку, съевшему твой сыр. С просьбой покарать воров и вернуть украденную собственность обычно обращаются к святому Николаю. А есть еще святой Александр Команский, который заботится об углежогах. Может быть, — с надеждой закончила она, — ты помолишься кому-то из них?

Но углежог и слушать не желал о том, чтобы искать нового святого.

— Ты обязана заботиться обо всех нищих, грязных оборванцах — таких, как я! — настаивал он. — Сотвори чудо!

— Но, быть может, — сказала святая Бригитта, — этот человек не думал оскорбить тебя молчанием? Вдруг он немой?

— Э, нет! Я видел, как он разговаривал с собаками. Они слышали голос хозяина и радостно виляли хвостами. Ты святая? Так займись своим делом. Обрушь ему на голову Бленкатру!

— Нет, — вздохнула Бригитта. — Этого я, конечно же, сделать не вправе. Но он, безусловно, согрешил, лишив тебя ужина. Думаю, следует преподать ему небольшой урок. Совсем небольшой.

В это время Джон Аскгласс со своей свитой собирался на охоту. На конюшню забрела корова. Она подошла прямо к королю, садившемуся в седло, и завела долгую проповедь на латыни о греховности воровства. Потом конь повернул голову к хозяину и торжественно провозгласил, что вполне разделяет мнение коровы и просит прислушаться к ее словам.

Все придворные и слуги, оказавшиеся на конюшенном дворе, в немом изумлении смотрели на эту сцену. Ничего подобного здесь допрежь не происходило.

— Это же волшебство! — воскликнул Уильям Ланчестер. — Но кто посмел?

— Это я сделал, — быстро сказал Джон Аскгласс.

— Правда? Но зачем?

— Чтобы как можно глубже осознать собственные грехи и заблуждения, — после недолгого молчания ответил король. — Так должен время от времени поступать всякий христианин.

— Но разве вы что-то украли? Тогда зачем?..

— О господи, Уильям! — вскричал Джон Аскгласс. — Ты задаешь слишком много вопросов! Сегодня я не поеду на охоту!

И он поспешил уйти в розарий, чтобы не слушать коня и корову. Но там розы повернули к нему свои алые и белые бутоны и долго, подробно растолковывали обязанности правителя по отношению к беднякам, а некоторые из цветов даже злобно шипели: «Вор, вор…» Он закрыл глаза и заткнул уши пальцами, но к тому времени подоспели охотничьи псы, которые, потыкавшись в лицо хозяина мокрыми носами, сказали, что он их весьма и весьма разочаровал. В конце концов король укрылся в комнатушке под самой крышей замка, но в тот день даже камни, из которых была сложена стена, изрекали строки из Библии, в особенности осуждающие воровство.

У Джона Аскгласса не было нужды спрашивать, кто же виновник его беспокойства — и корова, и конь, и камни, и даже розы настойчиво напоминали о жареном сыре, но король твердо вознамерился выяснить, что же это за поразительный чародей такой и чего он хочет. Для этого он прибегнул к помощи самых волшебных из всех живых тварей — воронов. Часом позже огромная, в добрую тысячу птиц стая, такая плотная, что напоминала черную гору, мчалась по небу. Они закрыли собой всю поляну углежога, хлопая смоляными крыльями. С деревьев слетела листва, человек и поросенок упали в грязь. Вороны изучили все воспоминания и мысли углежога, выискивая отголоски колдовства, а для пущей уверенности заглянули в мысли и воспоминания Черныша. Мудрые птицы узнали, о чем думали человек и свинья, еще будучи в чреве своих матерей, узнали, о чем они будут думать, отправляясь в мир иной. И нигде не обнаружили даже следа магии.

Когда они улетели, на поляне появился Джон Аскгласс; сложив руки на груди, он хмурился. Неудача воронов его глубоко разочаровала.

Углежог медленно поднялся с земли и ошарашенно огляделся. Вряд ли лесной пожар смог бы причинить больше ущерба. С деревьев осыпались ветки, а все вокруг покрывал толстый слой черных как смоль перьев.

— Отвечай немедленно, почему ты мне досаждаешь? — в гневе закричал он.

Но Джон Аскгласс не промолвил ни слова.

— Я обрушу Бленкатру тебе на голову! Я сделаю это! — Углежог ткнул грязным пальцем в грудь короля. — Ты знаешь, что я могу!

На следующий день углежог стоял под стенами аббатства Фернесс еще до рассвета. Перехватил елемозинария, который направлялся к отцу-настоятелю, и принялся жаловаться:

— Он вернулся и уничтожил мой лес. Все вокруг стало черным и безобразным!

— Какой ужасный человек! — сочувственно воскликнул добрый монах.

— Кто из святых отвечает за воронов?

— За воронов? Ни один, насколько я знаю. — Елемозинарий задумался. — Вроде бы у святого Освальда был прирученный ворон, в котором он души не чаял.

— И где мне искать его святость?

— У него есть новопостроенная церковь в Грасмире.

Вот так углежог оказался в Грасмире, а там начал кричать и бить по стенам подсвечником.

Святой Освальд высунулся с небес и окликнул его:

— Что вопишь, как резаный? Я не глухой! Чего тебе надо? И поставь подсвечник на место! Он дорогой!

Бесконечное терпение святого Кентигерна и святой Бригитты объяснялось тем, что при жизни они вели кроткую и благочестивую жизнь монахов. Но святой Освальд был королем и воином, слепленным из совсем иного теста.

— Елемозинарий из аббатства Фернесс утверждает, что ты любишь воронов, — объяснил причину прихода углежог.

— Люблю — это слишком сильно сказано, — ответил святой Освальд. — Да, в седьмом веке одна такая птица имела обыкновение сидеть у меня на плече. Она до крови клевала мне ухо.

Углежог расписал подробно, как безмолвный человек портит ему жизнь.

— А может, у него есть причина поступать так? — ядовито заметил святой Освальд. — Не бил ли ты часом о стенки его дорогими подсвечниками?

Но бедняк с негодованием отмел любые обвинения.

— Хм, — глубокомысленно заметил Освальд. — Всем известно, что на оленя могут охотиться только короли. — (Углежог смотрел непонимающе.) — Давай разберемся. Человек, одетый в черное, обладающий могучей магией, повелевающий воронами и с охотничьими правами короля. Никого тебе не напоминает? Сам вижу, что не напоминает… А вот я догадываюсь, о ком идет речь. Он в самом деле довольно высокомерен, и, сдается, пришла пора слегка его приструнить. Я так понимаю, ты рассердился, что он с тобой даже не поговорил?

— Точно!

— Ну ладно. Я полагаю, что слегка развяжу ему язык.

— Да что ж это за наказание?! — возмутился углежог. — Я хочу, чтобы ты обрушил Бленкатру ему на голову!

Святой Освальд сердито рыкнул:

— Много ты понимаешь! Послушай меня, я гораздо лучше знаю, как причинить человеку страдание!