Рыцарь Семи Королевств (сборник) - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 29

– Страшное это дело – большое сражение, – сказал сир Юстас. – Но, помимо крови и резни, в нем есть и красота, красота, от которой разрывается сердце. Никогда не забуду, как садилось солнце над Багряным Полем. Десять тысяч человек полегло, воздух наполняли стоны и жалобы, но небо над нами, золотое, алое и оранжевое, было прекрасно, и я плакал оттого, что моим сыновьям не дано его видеть. – Он вздохнул. – В тот день, что бы вам ни говорили теперь, все висело на волоске. Если б не Красный Ворон…

– Я всегда думал, что битву выиграл Бейелор Сломи Копье. Он и принц Мейекар.

– Молот и наковальня? – Старик шевельнул усами. – Певцы о многом умалчивают. Дейемон в тот день был воплощением самого Воина. Никто не мог выстоять против него. Он разнес вдребезги авангард лорда Аррена, убил рыцаря Девяти Звезд и Уила Уэйнвуда, а затем схватился с сиром Гвейном Корбреем из Королевской Гвардии. Чуть ли не час гарцевали они на конях и рубились, а убитые падали вокруг них. Говорят, что каждый раз, как сходились их мечи, Черное Пламя и Покинутая, звон разносился на целую лигу – то ли песнь, то ли вопль. Но наконец Покинутая дрогнула, и Черное Пламя рассекло шлем сира Гвейна, ослепив его и залив кровью. Дейемон спешился, чтобы оградить поверженного врага от конских копыт, и приказал Красному Бивню унести его в тыл, к мейстерам. Сделав это, он совершил роковую ошибку. Вороньи Зубы только что заняли Гряду Слез, и Ворон увидел в трехстах ярдах королевский штандарт своего сводного брата, а под ним – Дейемона и его сыновей. Первым он сразил Эйегона, старшего из близнецов – он знал, что Дейемон ни за что не оставит мальчика, пока в том теплится жизнь, даже под градом белых стрел. И Дейемон не оставил, и семь стрел пронзили его – они слетели с лука Красного Ворона, но направляло их колдовство. Юный Эйемон поднял Черное Пламя, выпавшее из руки умирающего отца, и Ворон его тоже убил. Так погиб черный дракон и его сыновья.

После этого произошло еще много всего, я знаю. Кое-что я видел сам. Мятежники обратились в бегство, но Жгучий Клинок повернул назад и предпринял свою безумную атаку… его бой с Красным Вороном уступал только поединку Дейемона с Гвейном Корбреем. Принц Бейелор, как молот, обрушился на задние ряды мятежников, дорнийцы с бешеным визгом метали копья… но это уже не имело решающего значения. Война была выиграна, когда погиб Дейемон.

От какой малости порой все зависит. Если бы Дейемон остался в седле и предоставил Гвейна его судьбе, он мог бы разбить левое крыло Мейекара еще до того, как Красный Ворон занял гряду. Тогда битву бы выиграли черные драконы, а десница короля пал, и перед мятежниками открылась бы дорога на Королевскую Гавань. Пока принц Бейелор подоспел бы со своими штормовыми лордами и дорнийцами, Дейемон уже мог бы сесть на Железный Трон.

Певцы могут сколько угодно разливаться про молот и наковальню, но исход битвы решил братоубийца своими белыми стрелами и черными чарами. И теперь нами правит он, не сомневайтесь на этот счет. Король Эйерис – его создание. Я не удивился бы, узнав, что Ворон околдовал его величество и подчинил своей воле. Не диво, что нас постигло проклятие. – Сир Юстас погрузился в мрачное молчание. Дунку хотелось знать, что из всего этого слышал Эг, но его бесполезно спрашивать, все равно не сознается. Сколько глаз у лорда Красного Ворона?

День быстро накалялся. Даже мухи в такую жару не летают, заметил Дунк. У них больше ума, чем у рыцарей. Окажут ли им с Эгом гостеприимство в Холодном Рву? Кружка охлажденного темного эля пришлась бы кстати. Дунк обдумывал эту вероятность с удовольствием, но тут он вспомнил, что говорил Эг о мужьях Горячей Вдовы, и жажды как не бывало. Есть вещи похуже пересохшей глотки.

– Было время, когда дом Осгри владел всеми землями в округе, от Нанни на востоке до Мощеного Двора, – снова заговорил сир Юстас. – Холодный Ров был наш, и гряда Подковы, и пещеры Дерринга, и оба берега Лиственного озера, и села Даск, Малый Даск, Бутылочное Дно… Девицы Осгри выходили замуж за Флорентов, Сваннов, Тарбеков, даже за Хайтауэров и Блэквудов.

Вдали показался край Уотова леса. Дунк заслонил рукой глаза и один-единственный раз позавидовал соломенной шляпе Эга. Хорошо будет побыть хоть недолго в тени.

– Раньше Уотов лес тянулся до самого Холодного Рва, – сказал сир Юстас. – Кто был Уот, я не помню, но до Завоевания тут водились зубры и лоси ладоней двадцати вышиной. А уж красных оленей за всю жизнь было не перевести, ведь тут разрешалось охотиться только королю да шахматному льву. Еще при моем отце деревья росли по обе стороны ручья, но пауки вырубили лес, чтобы расчистить пастбище для своей скотины и лошадей.

Пот струился по груди Дунка, и ему очень хотелось, чтобы его сюзерен помолчал. Слишком жарко для разговоров, и для верховой езды, и для всего остального.

В лесу они наткнулись на труп большой дикой кошки, кишащий червями.

– Фу-у. – Эг далеко объехал падаль. – Воняет хуже, чем от сира Бенниса.

Сир Юстас придержал коня.

– Не знал, что в этом лесу еще остались дикие кошки. Отчего же она погибла? – Не получив ответа, он сказал: – Здесь я поверну обратно. Держите на запад, и приедете прямо к Холодному Рву. Деньги у вас при себе? – Дунк кивнул. – Это хорошо. Возвращайтесь вместе с водой, сир, – сказал старый рыцарь и потрусил к дому.

– Я придумал, как вам говорить с леди Веббер, – тут же зачастил Эг. – Надо привлечь ее на нашу сторону комплиментами. – Мальчишка в своем дублете выглядел таким же свеженьким, как сир Юстас в своем плаще.

«Один я, что ли, потею», – подумал Дунк и повторил:

– Комплиментами, значит. Это еще что за штука?

– Вы знаете, сир. Скажите ей, как она прекрасна.

– Она четырех мужей пережила и стара, должно быть, как леди Вейт, – засомневался Дунк. – Если я скажу покрытой бородавками карге, что она прекрасна, она меня за лжеца примет.

– А вы скажите правду. Так мой брат Дейерон делает. Даже у старой шлюхи может быть что-то красивое – волосы там или уши, как он говорит.

– Уши? – Сомнения Дунка усиливались.

– Или глаза. Скажите, что платье делает ее прекрасные глаза еще ярче. – Мальчуган пораздумал. – Если, конечно, у нее оба глаза целы, а не один, как у Красного Ворона.

«Миледи, это платье делает ваш прекрасный глаз еще ярче». Дунк слышал, как другие рыцари опускают дамам такого рода любезности – не столь, правда, смелые. «Миледи, ваше платье прелестно. Оно делает цвет ваших обоих прекрасных глаз еще ярче». Среди дам встречались и сморщенные старухи, и толстушки, и рябые, но платья носили все, и оба глаза у них, насколько Дунк помнил, были на месте. «Это платье, миледи, усиливает цвет ваших ярких глаз».

– Межевым рыцарям проще жить, – посетовал Дунк. – Ляпну что-нибудь не то, а она велит зашить меня в мешок с камнями и кинуть в свой ров.

– Сомневаюсь, что у нее найдется такой большой мешок, сир, но лучше бы нам прибегнуть к моему сапогу.

– Нет, – отрезал Дунк.

Выехав из Уотова леса, они очутились намного выше плотины. Вода здесь стояла так высоко, что Дунк вполне мог бы осуществить свою мечту и выкупаться. Тут и утопить человека впору, подумал он. На том берегу вдоль ведущей на запад дороги пролегала канава, а от нее ответвлялось множество мелких, орошавших поля. Перебравшись через ручей, они окажутся во власти вдовы. «Ох и попал же я в переделку, – подумал Дунк. – Один-одинешенек, не считая десятилетнего мальчика, который прикрывает мне спину».

– Сир, почему мы остановились? – обмахиваясь, спросил Эг.

– Мы не останавливались. – Дунк послал Грома через ручей, Эг последовал его примеру. Вода доходила Грому до брюха, и на вдовий берег они выбрались мокрые. Канава уходила вдаль, прямая, как стрела, отсвечивая на солнце золотом и зеленью.

Увидев несколько часов спустя башни Холодного Рва, Дунк остановился, переоделся в нарядный камзол и поправил меч в ножнах. Недоставало еще, чтобы клинок застрял, когда понадобится вынуть его. Эг, с серьезным под полями шляпы лицом, проделал то же самое со своим кинжалом. Теперь они ехали бок о бок – Дунк на большом боевом скакуне, Эг на муле, с безжизненно повисшим на древке знаменем Осгри.