Стеклянный цветок (сборник) - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 49

Мимо проехал туристский автобус, из окон которого выглядывали розовые лица. Под неоновой вывеской пиццерии толпились молодчики в черных кожаных куртках и резиновых масках. Они разглядывали Тахиона с открытой враждебностью. Tax проник в сознание самого ближнего к нему. «…Педик поганый… ну и патлы у него, надо же было выкраситься в такой цвет… небось, считает, что в походном оркестре… ух, я бы его отделал… нет, погоди… вот черт… здесь есть и получше… надо будет отыскать какого-нибудь, чтобы расхлюпался, когда мы станем его лупить…»

Тахион с отвращением прервал ментальную связь и поспешил прочь. То было последнее модное увлечение: отправиться на Боуэри, купить маски и сделать отбивную из какого-нибудь джокера. Полиция не вмешивалась.

Перед Хаос-клубом с его знаменитым «Ревю всех джокеров», как обычно, собралась толпа. Когда Тахион приблизился, у тротуара затормозил длинный серый лимузин. Швейцар в черном фраке поверх пышного белоснежного меха открыл дверь хвостом и помог выйти толстяку в смокинге. Его спутницей была пухлая девица, не старше девятнадцати, в вечернем платье без бретелек и жемчужном ожерелье, с белокурыми волосами, уложенными в высокую пышную прическу.

В соседнем квартале женщина-змея предлагала себя всем проходящим с близлежащего крыльца. Ее чешуя переливалась всеми цветами радуги.

— Не трусь, рыжий, — сказала она, — внутри у меня все мягко, как положено. Он покачал головой.

«Дом смеха» располагался в длинном здании с огромными венецианскими окнами, но стекла были заменены односторонними зеркалами. Перед дверью стоял Рэнделл. Вид у него был совершенно нормальный — если не обращать внимания на то, что он никогда не вынимал правую руку из кармана.

— Эй, Тахи, — позвал он, — Что ты думаешь о Руби?

— Прости, но я ее не знаю, — отозвался Тахион. Рэнделл насупился.

— Я о парне, который убил Освальда.

— Освальда? — в замешательстве переспросил Tax. — Какого еще Освальда?

— Ли Освальда, того, кто застрелил Кеннеди. Сегодня по телевизору показывали.

— Кеннеди убили? — не поверил своим ушам Тахион. Именно Кеннеди разрешил ему вернуться в Соединенные Штаты, и Тахион восхищался всем кланом Кеннеди; они очень напоминали ему такисианцев. Но убийцы всегда ходили рядом с людьми такого масштаба.

— Его братья отомстят за него, — сказал он. Однако на Земле это было не принято, и, кстати, этот человек, Руби, по всей видимости, именно так и поступил.

— Руби посадили в тюрьму, — продолжал между тем Рэнделл. — Вот я лично дал бы этому парню орден. — Он помолчал, затем продолжил: — Как-то раз Кеннеди пожал мне руку. Когда он вел кампанию против Никсона, то приезжал сюда и выступал с речью в Хаос-клубе. А потом, когда уходил, пожал всем руки. — Швейцар вытащил правую руку из кармана. Она была жесткая, хитиновая, как у насекомого, а с ладони слепо таращилась гроздь раздутых глаз. — Джон даже не поморщился. Улыбнулся и сказал, что надеется — я не забуду проголосовать.

Тахион был знаком с Рэнделлом целый год, но ни разу еще не видел его руки. Ему очень хотелось сделать то, что сделал Кеннеди, — взять эту искривленную клешню в свою руку, сжать ее и потрясти. Он попытался вытащить руку из кармана пальто, но к горлу подступила желчь, и он смог лишь отвести глаза и сказать:

— Он был хороший мужик. Рэнделл снова спрятал руку.

— Проходи, Тахи, — сказал он беззлобно. — Ангеллик пришлось уйти к какому-то клиенту, но она велела Десмонду, чтобы оставил тебе столик.

Тахион кивнул и позволил Рэнделлу распахнуть перед ним дверь. Очутившись внутри, он отдал пальто и сапоги гардеробщице — джокеру с маленьким аккуратным тельцем и в покрытой перьями маске совы, прикрывавшей то, что сделала с ее лицом дикая карта. Потом вошел в зал, уверенно скользя ногами в одних носках по зеркальному полу. Когда он опустил взгляд, снизу на него уставился другой Тахион в обрамлении его ног: непомерно толстый, с головой размером с надувной мяч.

С зеркального потолка свешивалась хрустальная люстра, переливавшаяся сотнями крохотных огоньков, которые многократно отражались в зеркальных плитках пола и стен, в нишах, в посеребренных бокалах и кружках и даже в подносах официантов. Некоторые из зеркал были обыкновенными, другие — кривыми, искажавшими изображение. В «Доме смеха», оглядываясь через плечо, никогда нельзя было знать заранее, что ты там увидишь. Это было единственное заведение во всем Джокертауне, равно привлекавшее джокеров и натуралов. В «Доме смеха» натурал мог увидеть себя искривленным и уродливым и вволю посмеяться, воображая себя джокером; а джокер, если ему очень везло, мог взглянуть в нужное зеркало и увидеть себя таким, каким он был когда-то.

— Ваш кабинет ждет, доктор Тахион, — сказал Десмонд, хозяин. Дес был крупный краснолицый мужчина; его мясистый хобот, розовый и морщинистый, обвивал карту вин. Он поднял его и сделал Тахиону знак следовать за ним одним из пальцев, болтавшихся на конце. — Коньяк тот же, что и обычно?

— Да, — ответил Тахион и пожалел, что на чаевые у него не хватит.

В тот вечер первый раз он выпил за Блайз, как обычно, но второй был за Джона Фицджеральда Кеннеди. Все остальные были за него самого.

В самом конце Хук-роуд, за заброшенным нефтеперегонным заводом и складами, за запасными железнодорожными путями с забытыми красными товарными вагонами, за ничейными участками, заросшими и замусоренными, Том все-таки отыскал его убежище. Когда он добрался до него, уже почти стемнело и двигатель его «меркьюри» зловеще стучал. Но Джоуи разберется, что с ним.

Вдоль десятифутовой изгороди из цепей, увенчанной тремя рядами изогнутой колючей проволоки, за его машиной неслась свора собак, приветствовавшая его сиплым лаем. Закат придавал странный бронзовый отлив горам разбитых, искореженных, ржавых автомобилей, акрам металлолома, холмам и долинам из хлама и мусора. Наконец Том подъехал к широким двустворчатым воротам. На одной их створке металлический знак предостерегал: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН»; на другой еще один оповещал о том, что «ТЕРРИТОРИЯ ОХРАНЯЕТСЯ СОБАКАМИ». Ворота были перетянуты цепью и заперты на замок. Том остановил машину и просигналил.

Прямо за изгородью виднелась хибара, которую Джоуи гордо именовал своим домом. На вершине рифленой жестяной крыши красовалась огромная вывеска с прожекторами, подсвечивавшими буквы. Она гласила: «Металлолом и автозапчасти Ди Анджелиса». За два десятилетия краска выцвела и облупилась от солнца и дождя; дерево потрескалось, а один прожектор перегорел. Рядом с домом стояли допотопный желтый самосвал, тягач и предмет неусыпной гордости Джоуи — кроваво-красный «кадиллак» пятьдесят девятого года выпуска с задними стабилизаторами, похожими на акульи плавники, и улучшенным двигателем — настоящим зверем, по словам Джоуи, — который торчал из срезанного капота.

Том снова просигналил. На этот раз он воспользовался их особым сигналом — пробибикал мелодию из мультика, который они оба очень любили в детстве.

На землю пролился квадрат желтого света — хозяин свалки открыл дверь и застыл на пороге, держа в каждой руке по бутылке пива.

У них не было абсолютно ничего общего. Джоуи и Том были из совершенно разного теста, жили в двух совершенно разных мирах, но это не мешало им оставаться лучшими друзьями — с того самого дня, когда в третьем классе устроили выставку домашних животных. В тот день он сделал открытие, что черепахи не умеют летать, а также понял, кто он такой и что он может делать.

Стиви Брудер и Джош Джонс подкараулили его на школьном дворе. Они принялись играть в мяч его черепахами, перекидывая их друг другу, а Томми метался между ними, весь красный и в слезах. Когда им это наскучило, они начали швырять их в мишень для метания, начерченную мелом на стене. Одну сожрала немецкая овчарка Стиви. Когда Томми попытался оттащить собаку, Стиви набросился на него и повалил на землю.

На этом они не остановились бы, если бы не Джоуи-помоечник, худющий, как щепка, парнишка с непокорными черными вихрами. Он был на два года старше своих одноклассников и успел уже дважды остаться на второй год, потому что едва умел читать, и его вечно дразнили вонючкой из-за его отца, Дома, который был владельцем свалки. Джоуи был далеко не таким рослым, как Стиви Брудер, но это его не волновало — ни в тот день, ни вообще. Он просто схватил Стиви за шкирку, развернул к себе и наподдал коленом в пах. Потом наподдал и собаке, да и Джошу Джонсу тоже досталось бы, если бы тот не успел удрать. Когда он улепетывал, мертвая черепаха перелетела через весь двор и угодила прямо в его жирный красный затылок. Джоуи видел, как это произошло.