Беатриса - де Бальзак Оноре. Страница 39

От Беатрисы к Каллисту

«Вы благородное дитя, но Вы только дитя. Вы всем обязаны Камиллу, которая обожает Вас. Вы не найдете во мне тех совершенств, которые отличают ее, ни того счастья, которое она Вам так щедро дает. Что бы Вы ни говорили, — она молода, а стара я; сердце ее полно чудесных сокровищ, а мое пусто, она предана Вам, чего Вы не можете оценить в полной мере; в ней нет и тени эгоизма, она живет только Вами; а я исполнена сомнений, я вовлекла бы Вас в орбиту скучной, неблагородной жизни, жизни, которая испорчена совершенной ранее ошибкой. Фелисите свободна, она может жить так, как хочется, а я раба. Наконец, Вы забываете, что я люблю и любима. То положение, в каком я нахожусь, обязывает меня защищать себя от всяких проявлений чувств. Любить меня или говорить о своей любви ко мне — оскорбление со стороны мужчины. Ведь новая моя ошибка поставила бы меня на одну ступень с самыми низкими созданиями моего пола! Вы молоды, Вы деликатны, как же Вы вынуждаете меня говорить Вам такие вещи, — ведь, выходя из сердца, они оставляют в нем кровавый след. Я предпочла разрыв, непоправимое несчастье — стыду медленной, каждодневной лжи, предпочла погубить себя, чтобы остаться честной; и в глазах большинства людей, уважением коих я дорожу, я стою еще достаточно высоко; однако один ложный шаг, и я упаду, и упаду еще несколькими ступенями ниже. Свет не отказывает в снисхождении тому, кто хотя бы постоянством может прикрыть, как покровом, беззаконность своего счастья; но свет беспощаден к пороку, ставшему привычкой. Я не презираю Вас, не испытываю к Вам гнева, — видите, я отвечаю Вам просто и искренне. Вы молоды. Вы не знаете света, Вас увлекает фантазия, и вы не способны, как и все чистые люди, черпать рассудительность в том опыте, который дается несчастьем. Скажу больше. Я была бы самой униженной в мире женщиной, я испытала бы тысячу терзаний, я была бы оставлена друзьями и близкими, наконец, все отвернулись бы от меня, — все это, багодарение богу, не так и не будет так, — но, если бы свершилась месть небес, свет никогда бы больше не увидел меня. Да, у меня хватит силы убить мужчину, который осмелится заговорить со мной о любви, если только в таком моем положении мужчина посмеет приблизиться ко мне. Теперь Вы знаете самую суть моих мыслей. Быть может, я должна быть благодарна Вам за Ваше письмо. После этого письма, и особенно после моего ответа, я могу чувствовать себя в Туше, даже в Вашем присутствии, вполне свободной, могу стать сама собой — такою, какой Вы хотите меня видеть. Не буду говорить, в каком нелепом и горестном положении очутилась бы я, если бы мой взор переставал выражать те чувства, на которые Вы жалуетесь. Вторично похитить друга у Камилла — да это доказательство бессилия, на которое ни одна женщина вторично не пойдет. Люби я Вас безумно, до ослепления, забудь я все, — я все время видела бы перед собою Фелисите! Любовь ее к Вам — такая преграда, какую не преодолеть ни на каких крыльях, даже на крыльях ангела: только демон не отступил бы перед столь гнусной изменой. На это, дитя мое, имеются тысячи соображений и причин; благородные и тонко чувствующие женщины берегут их про себя, да, впрочем, мужчины не понимают в этом ровно ничего, — я имею в виду и Вас, хотя в данном случае Вы больше напоминаете нас, женщин.

Наконец, у вас есть мать, которая являет Вам пример, какою должна быть женщина: она чиста и непорочна, она выполнила свое благородное предназначение. Я знаю о ней немного, но и этого достаточно, чтобы на глазах моих выступили слезы, а в глубине сердца шевельнулась зависть. И я могла быть такой же! И такой, Каллист, должна быть Ваша жена, и такой должна быть Ваша жизнь. Я не буду больше с насмешкой и злобой отсылать Вас к этой девочке Кергаруэт, которая наскучит Вам в течение месяца, — нет, Ваша жена должна быть достойна Вас. Если бы я стала Вашей, я испортила бы Вам всю жизнь. Вам не хватило бы веры, постоянства, или же Вы решили бы посвятить мне всего себя, все свое существование: скажу Вам с полной искренностью, я бы взяла его, я увела бы Вас на край света, далеко от людей; я сделала бы Вас несчастным, я ревнива, я делаю из мухи слона, я впадаю в отчаяние перед лицом неприятностей, с которыми мирятся другие женщины; даже мысли, иные беспощадные мысли, хотя они исходили бы от меня самой, а не от вас, ранили бы меня смертельно. Когда на десятом году счастья мужчина не так почтителен и не так чуток, как накануне того дня, когда он выпрашивал нашей милости, — он отвратителен, он унижает меня в моих собственных глазах: такой любовник уже не Амадис и не Кир моих мечтаний. В наши дни чистая любовь — это сказка, и в Вас, если Вам угодно знать, говорит самолюбие мужчины, не уверенного в развязке. Мне не сорок лет, я еще не научилась сгибать свою гордость под тяжестью жизненных испытаний, я не умею любить униженной, смиренной любовью, наконец, у меня, как у всех молодых женщин, несносный нрав. Я не могу отвечать за свое настроение, а что касается моего, как Вы говорите, очарования — оно лишь внешность. Быть может, я еще недостаточно страдала и не обладаю тем даром всепрощения и смиренной нежности, который дается нам жестокими изменами мужчин. Счастью свойственна дерзость, и я дерзка.

Фелисите всю жизнь будет Вам преданной рабой, а я была бы безрассудным деспотом. К тому же она ниспослана Вам ангелом-хранителем, чтобы быть с Вами до того времени, когда Вы вступите на предназначенный путь, который, не сомневаюсь, сумеете пройти достойно. Я хорошо знаю Фелисите, нежность ее неистощима; возможно, ей неведомы кое-какие чары нашего пола, но она наделена в высшей степени той плодотворной силой, тем даром постоянства и той благородной самоотверженностью, которые заставляют забыть все. Она устроит Ваш брак, хотя и будет испытывать при этом жесточайшие муки; она сумеет найти для Вас другую, свободную Беатрису, если только именно Беатриса отвечает Вашему идеалу, Вашим заветным мечтам о женщине; Фелисите устранит все трудности, стоящие на Вашем пути. Продав клочок земли, которым она владеет в Париже, она сможет выкупить Ваши бретонские владения, она сделает Вас своим наследником; уже сейчас она ведь усыновила Вас. А что я могу сделать для Вашего счастья! Увы, ничего. Не изменяйте же вечной любви, которая изливается в материнских заботах. Я считаю, что Фелисите — счастливица!.. Восхищение, которое внушает Вам несчастная Беатриса, не такой уж большой грех, и женщины в возрасте Камилла полны снисхождения к подобным пустякам. Когда они уверены в том, что любимы, они прощают мимолетную неверность ради постоянства; более того, торжествовать над молодыми соперницами — для них подлинное блаженство. Фелисите, конечно, выше прочих женщин: мои слова отнюдь не относятся к ней, — я сказала об этом только затем, чтобы успокоить Вашу совесть. Я хорошо изучила Фелисите; в моих глазах — это величайший талант нашего времени. Она умна и добра — два качества, почти несовместимые в женщине; она великодушна и проста — еще два высоких достоинства, которые редко встречаются в одном человеке. В ее сердце я вижу надежные сокровища; Данте создал как будто для нее в своем «Раю» прекрасную строфу о вечном счастье, кончающуюся словами: «Senza brama sicura ricchezza!» [46] Помните, она поясняла их нам как-то вечером?

Она говорила со мной о себе, она рассказала мне о своей жизни, она призналась, что любовь, эта цель наших помыслов и мечтаний, всегда бежала ее, и я ответила, что, на мой взгляд, ее слова доказывают, какие беды грозят людям, стремящимся к нечеловеческому совершенству. Вы именно та ангельская душа, которой трудно найти достойную пару. А Фелисите, мое дорогое дитя, отвратит от Вас угрозу одиночества: она найдет Вам, — пусть даже ценою своей собственной жизни, — ту женщину, с которой Вы будете счастливы в супружестве.

Протягиваю Вам руку, как друг, и рассчитываю не на Ваше сердце, а на Ваш разум, и, верю, он поможет нам стать братом и сестрой. Закончим на этом нашу переписку. Признайтесь, что достаточно нелепо слать друг другу письма из Туша в Геранду.